немного маринаду - куда как будет славно! И по правде сказать, ребятки,
нутро у меня до того пересохло, так и горит.
голосом, уже без той изысканной манерности, которую ей приходилось соблюдать
весь вечер, - но, господи боже мой, сколько на другой день приходится
вывозить грязи! И посуду надо мыть, и вилкиножи чистить, и пыль вытирать, и
комнаты проветривать, да, глядишь, вдобавок стул сломали или еще чего, -
пожалуй, и не захочешь никакого рождества... Ох-охох! - последовал затяжной
зевок, во время которого часы в углу успели протикать много раз. Затем
хозяйка дома окинула взором сдвинутую с места, покрытую пылью мебель и,
потрясенная этим зрелищем, опустилась на стул.
весело проговорил возчик, не поднимая глаз от тарелки и врубаясь ножом в
ветчину, точно топором в лесную чащу. - А ты иди-ка спать, Энн, что толку
сидеть да зевать? У тебя и так вид, как у заигранной скрипки. Устала небось?
Двери я запру, часы заведу, а ты иди спать, а то завтра на себя не будешь
похожа.
встать и пойти наверх.
всякого Чувства? Нет, если он когда-нибудь женится на этой ч_у_дной,
недоступной Фэнси, они с ней никогда не забудут о Любви и не станут
разговаривать такими невыносимо скучными голосами, как его отец и мать.
Самое удивительное, что все отцы и матери, каких он знал, вели себя точно
так же, как его родители.
IX
провела дома, Фэнси снова вернулась в Меллсток.
оказывался возле школы, однако Фэнси ни разу не явилась его взору. На другой
день после вечеринки миссис Дьюи, убирая комнаты, нашла ее носовой платок, и
Дик ценой немалых ухищрений заполучил этот дар судьбы, вызвавшись вернуть
его по принадлежности, как только представится возможность. Но он все не
решался прийти к Фэнси в дом под таким пустячным предлогом и откладывал эту
крайнюю меру, опасаясь, что в случае, если он ей совершенно безразличен, его
появление с платком может показаться довольно нелепым, что она догадается об
его истинной цели, и Дик, таким образом, уронит себя в глазах этой
насмешливой особы - а ее мнение, даже независимо от того, любит она его или
нет, было для него теперь всего важнее.
наконец иссякло. И вот в субботу он неторопливой походкой подошел к школе,
окинул ее рассеянно-безразличным взглядом и узрел свой предмет в дальнем
конце сада; надев перчатки и вооружившись лопатой, Фэнси сражалась с
вторгшимся на запретную территорию кустом колючек.
окон на другой стороне улицы, Дик прикинулся занятым человеком, который
страшно спешит и хочет только побыстрей отдать платок и покончить с этим
пустяковым делом.
запертой, во избежание того, чтобы дети, игравшие перед школой в прятки,
забегали в сад учительницы.
окон и как бы говоря: ну и что тут такого, просто мне нравится покричать, а
кто там в саду находится, мне и дела пет. Звук его голоса прокатился над
садом и замер. Однако мисс Дэй его не услышала и, ничего не подозревая,
продолжала возиться с кустом.
даже не подняла головы.
несколько шагов назад, давая окнам понять, что он пришел сюда отнюдь не для
собственного удовольствия.
дверь вошла в школу. Гулко зазвучали приближающиеся шаги, дверь отворилась,
и взору Дика предстали розовое личико и изящная фигурка молодой учительницы,
на одну четверть скрытые косяком двери. Взглянув на своего посетителя и
узнав его, она подошла к калитке.
была, - этот вопрос Дик впоследствии задавал себе сотни раз, но так и не
смог на него ответить, хотя провел в мучительных раздумьях не один час.
рывком протянул ей платок. - Мать нашла его под стулом.
этого вовсе не было сердечных дел, если не считать робких школьных симпатий,
- не сумел воспользоваться обстановкой и совершил ошибку, которая стоила ему
многих горьких минут и одной бессонной ночи.
Разумеется, Ангел был не виноват - девушка, живущая одна, не может
пригласить в дом человека, которого она так мало знает, это Дик должен был
задержать ее у калитки, вместо того чтобы так глупо выпаливать "до
свидания". Он пожалел, что заранее не обдумал все хорошенько, и отправился
восвояси.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
I
прежде, уходить по делам, причем всякий раз оказывалось,
упорство было в конце концов вознаграждено: на девятнадцатый раз, завернув
за угол сада, он увидел мисс Фэнси в открытом окне второго этажа. На ней
было темно-серое платье, и она смотрела прямо на тулью его шляпы.
Последовавший обмен дружескими приветствиями так воодушевил Дика, что он
стал еще чаще ходить мимо школы и почти протоптал вдоль забора тропинку,
которой там никогда раньше не было. Наконец ему посчастливилось встретить
Фэнси лицом к лицу на дороге возле калитки. Затем последовала еще одна
встреча и еще одна. По поведению Фэнси можно было заметить, что видеть Дика
доставляло ей некоторое удовольствие; но что за этим скрывалось - польщенное
самолюбие или истинное чувство, которого одного лишь добивался Дик, - этого
он решить не мог, хотя часами раздумывал над каждым ее словом и взглядом.
II
разметавшейся гривой облаков, заливало землю приглушенным золотисто-янтарным
сиянием.
Нижнем Меллстоке. Всех их ярко освещало солнце, и позади каждого тянулась
тень длиной с колокольню. Поля шляп не защищали глаза от света, источник
которого находился так низко.
копыта лошадей и колеса повозок оказывались вровень с окном его мастерской.
Это окно, низкое и широкое, бывало открыто с утра до вечера, и в нем всегда
виднелся занятый работой мистер Пенни, напоминавший вставленный в раму
портрет сапожника кисти какого-нибудь современного Морони. Он сидел лицом к
дороге, держа в руке шило, а на коленях башмак, и поднимал голову только в
те мгновения, когда протягивал дратву; на секунду его очки вспыхивали в лицо
прохожему ярким отблеском, а затем он снова склонялся над башмаком. Позади
него на стене рядами висели колодки, большие и маленькие, толстые и тонкие,
а в самой глубине мастерской можно было разглядеть мальчишку-ученика,
обвязавшего волосы веревочкой (видимо, для того, чтобы они не падали на
глаза). Он улыбался словам приятелей мистера Пенни, остановившихся у окна
поболтать, но сам в его присутствии никогда не раскрывал рта. За окном
обычно было вывешено, словно для просушки, голенище сапога. Никакой вывески
над дверью не было: здесь, как в старых банкирских домах и торговых фирмах,
пренебрегали всякого рода рекламой, и мистер Пении почел бы ниже своего
достоинства оповещать о своем заведении посторонних, поскольку его отношения
с заказчиками строились исключительно на давнем знакомстве и личном
уважении.
подоконник, то отступали на шаг-другой, что-то горячо доказывая мистеру
Пенни и подкрепляя свою речь решительными жестами. Мистер Пенни слушал,
восседая в полумраке мастерской.
- ты за тех должен стоять горой, я так считаю.
не знают, что это такое.