было не рассказала ей, что произошло между мною и миссис Рид, но,
поразмыслив, предпочла умолчать об этом.
если я попрошу, чтобы вы меня поцеловали, вы не захотите? Вы скажете:
"Пожалуй - нет"?!
за ней в дом. Конец этого дня прошел в мире и согласии, а вечером Бесси
рассказывала мне свои самые чудесные сказки и пела самые красивые песни.
Даже и мою жизнь озарял иногда луч солнца.
Глава V
со свечой ко мне в комнату; она застала меня уже на ногах и почти одетой. Я
поднялась за полчаса до ее прихода, умылась и стала одеваться при свете
заходившей ущербной луны, лучи которой лились в узенькое замерзшее окно
рядом с моей кроваткой. Мне предстояло отбыть из Гейтсхэда с дилижансом,
проезжавшим мимо ворот в шесть часов утра. Встала пока только одна Бесси;
она затопила в детской камин и теперь готовила мне завтрак. Не многие дети
способны есть, когда они взволнованы предстоящим путешествием; не могла и я.
Бесси тщетно уговаривала меня проглотить несколько ложек горячего молока и
съесть кусочек хлеба. Убедившись, что ее усилия ни к чему не приводят, она
завернула в бумагу несколько домашних печений и сунула их в мой саквояж,
затем помогла мне надеть пальто и капор, закуталась в большой платок, и мы
вдвоем вышли из детской. Когда мы проходили мимо спальни миссис Рид, она
спросила:
кровати и сказала, что не стоит утром беспокоить ни ее, ни детей и что она
всегда была моим лучшим другом, поэтому я должна хорошо отзываться о ней и
вспоминать с благодарностью.
была моим врагом.
крыльцо.
по мокрым ступеням и размягченному внезапной оттепелью гравию дороги. Каким
сырым и холодным было это зимнее утро! Когда мы шли по двору, зубы у меня
стучали. В сторожке привратника был свет. Мы вошли. Жена привратника еще
только разводила в печке огонь, мой чемодан, который был доставлен сюда с
вечера, стоял, перевязанный веревками, у двери. До шести оставалось всего
несколько минут, затем часы пробили, и тут же донесся отдаленный стук колес.
Я подошла к двери и стала смотреть, как фонари почтового дилижанса быстро
приближаются во мраке.
далеко?
на империале множество пассажиров. Кучер и кондуктор принялись торопить нас;
мой чемодан был погружен; меня оторвали от Бесси, к которой я прижалась,
осыпая ее поцелуями.
поднял меня, чтобы посадить в дилижанс.
крикнул: "Трогай!" - и мы тронулись.
как мне тогда казалось, далекие и таинственные края.
неестественно долгим и мне чудилось, будто мы проехали многие сотни миль. Мы
миновали несколько городов, а в одном, очень большом, дилижанс остановился;
лошадей выпрягли, пассажиры вышли, чтобы пообедать. Меня отвели в гостиницу,
и кондуктор предложил мне поесть. Но так как у меня не было аппетита, он
оставил меня одну в огромной комнате; в обоих концах ее топились камины, с
потолка свешивалась люстра, а вдоль одной из стен, очень высоко, тянулись
хоры, где поблескивали музыкальные инструменты. Я долго ходила взад и вперед
по этой комнате, испытывая какое-то необъяснимое чувство: я смертельно
боялась, что вот-вот кто-то войдет и похитит меня, - ибо я верила в
существование похитителей детей, они слишком часто фигурировали в рассказах
Бесси. Наконец кондуктор вернулся; меня еще раз сунули в дилижанс, мой
ангел-хранитель уселся на свое место, затрубил в рожок, и мы покатили по
мостовой города Л.
почувствовала, что мы, должно быть, действительно далеко от Гейтсхэда: мы
уже не проезжали через города, ландшафт менялся; на горизонте вздымались
высокие серые холмы. Но вот сумерки стали гуще, дилижанс спустился в долину,
поросшую лесом, и когда вся окрестность потонула во мраке, я еще долго
слышала, как ветер шумит в деревьях.
проснулась оттого, что движение вдруг прекратилось; дверь дилижанса была
открыта, возле нее стояла женщина - видимо, служанка. При свете фонарей я
разглядела ее лицо и платье.
ответила "да", меня вынесли из дилижанса, поставили наземь мой чемодан, и
карета тут же отъехала.
шумом и дорожной тряской. Придя в себя, я посмотрела вокруг: дождь, ветер,
мрак. Все же я смутно различила перед собой какую-то стену, а в ней открытую
дверь; в эту дверь мы и вошли с моей незнакомой спутницей, она закрыла ее за
собой и заперла. Затем я увидела дом, или несколько домов, - строение
оказалось очень длинным, со множеством окон, некоторые были освещены. Мы
пошли по широкой, усыпанной галькой и залитой водой дороге и очутились перед
входом. Моя спутница ввела меня в коридор, а затем в комнату с пылавшим
камином, где и оставила одну.
в ней не было, но при трепетном свете камина я увидела оклеенные обоями
стены, ковер, занавески и мебель красного дерева; это была приемная -
правда, не такая большая и роскошная, как гостиная в Гейтсхэде, но все же
довольно уютная. Я была занята рассматриванием висевшей на стене картины,
когда дверь открылась и вошла какая-то женщина со свечой; за ней следовала
другая.
высоким белым лбом; она куталась в большой платок и держалась строго и
прямо.
свечу на стол. С минуту она внимательно разглядывала меня, затем добавила: -
Надо поскорее уложить ее в постель. Она, видимо, устала. Ты устала? -
спросила она, положив мне руку на плечо.
Миллер. Ты впервые рассталась со своими родителями, детка, чтобы поступить в
школу?
умерли, сколько мне лет, как мое имя, умею ли я читать, писать и хоть
немного шить. Затем, ласково коснувшись моей щеки указательным пальцем,
выразила надежду, что я буду хорошей девочкой, и отослала меня с мисс
Миллер.
которая шла теперь рядом со мной, казалась на несколько лет моложе. Первая
произвела на меня сильное впечатление всем своим обликом, голосом, взглядом.
Мисс Миллер выглядела заурядной; на лице ее с румянцем во всю щеку лежал
отпечаток тревог и забот, а в походке и движениях была та торопливость,
какая бывает у людей, поглощенных разнообразными и неотложными делами. Я
сразу же решила, что это, должно быть, помощница учительницы; так оно
впоследствии и оказалось. Она повела меня из комнаты в комнату, из коридора
в коридор по всему огромному, лишенному всякой симметрии зданию; наконец мы
вышли из той части дома, где царила глубокая, гнетущая тишина, и вступили в
большую длинную комнату, откуда доносился шум многих голосов. В обоих концах
ее стояло по два больших сосновых стола, на них горело несколько свечей, а
вокруг, на скамьях, сидело множество девочек и девушек всех возрастов,
начиная от девяти-десяти и до двадцати лет. При тусклом свете сальных свечей
мне показалось, что девочек очень много, хотя на самом деле их было не
больше восьмидесяти. На всех были одинаковые коричневые шерстяные платья
старомодного покроя и длинные холщовые передники. Это было время, отведенное
для самостоятельных занятий, и поразивший меня гул стоял в классной оттого,
что воспитанницы заучивали вслух уроки.
затем, встав у порога комнаты, громко крикнула: