Труда", а она участвовала в проектировании квартала".
34
пятницы перешли опять к субботе. Все сделано для того, чтобы избежать
новых заторов, в том числе и излишних скоплений напряженности. Полностью
избежать их, видимо, невозможно.
допроса, Катарина Блюм попросила Эльзу Вольтерсхайм и Конрада Байтерса
сперва отвезти ее домой и - пожалуйста, пожалуйста - вместе с ней
подняться в квартиру. Она призналась, что боится, потому что в тот
четверг, ночью, вскоре после телефонного разговора с Геттеном (по тому
факту, что она, пусть и не на допросе, открыто говорила о своих телефонных
контактах с Геттеном, любой непредвзятый человек может судить о ее
невиновности), случилось нечто совершенно ужасное. Сразу после разговора с
Геттеном, как только она положила трубку, телефон снова зазвонил, и "в
безумной надежде", что это опять Геттен, она тотчас же сняла трубку, но на
проводе был не Геттен, а "жутко тихий" мужской голос "почти шепотом"
наговорил ей "всякие гадости", сплошные мерзости, но самое мерзкое -
парень выдавал себя за обитателя дома и сказал, что раз уж ей так по душе
нежности, то зачем далеко искать, он готов и в состоянии предложить ей
любой, ну просто любой вид нежности. Да, этот звонок и заставил ее ночью
приехать к Эльзе. Она боится, боится даже телефона, и, так как Геттен
знает ее номер, а она его номера не знает, она все надеется, что он
позвонит, но в то же время и боится телефона.
примеру, почтовый ящик; до сих пор он играл в ее жизни очень
незначительную роль, она заглядывала туда в основном лишь потому, что "так
уж принято", но безрезультатно. В эту пятницу утром он был набит до
отказа, и отнюдь не на радость Катарине. И хотя Эльза В. и Байтерс
всячески пытались перехватить письма, печатные издания, она не отступалась
и просмотрела - наверное, в надежде получить весточку от своего дорогого
Людвига - все почтовые отправления, в общей сложности штук двадцать, но,
по всей видимости ничего не найдя от Людвига, затолкала весь хлам в свою
сумку. Даже поездка в лифте оказалась мучительной, так как с ними вместе
поднимались двое жильцов. Один из них (звучит невероятно, но приходится
сказать) - господин в костюме шейха, который, в явном стремлении
отгородиться от них, забился в угол, но, к счастью, вышел уже на четвертом
этаже, и дама (с ума сойти, но что правда, то правда), переодетая
андалузкой, в маске, - она не отпрянула от Катарины, а стала к ней
вплотную и с бесцеремонным любопытством разглядывала ее "наглыми,
осуждающими карими глазами". Она поехала выше восьмого этажа.
квартире, при входе в которую Катарина прямо-таки вцепилась в Байтерса и
Эльзу В., зазвонил телефон, и на сей раз госпожа В. оказалась проворнее
Катарины, она ринулась вперед, схватила трубку, ужаснулась, побледнела,
пробормотала: "Проклятая свинья, проклятая трусливая свинья" - и
благоразумно положила трубку не на рычаг, а рядом с ним.
крепко сжимала всю стопку писем и печатных изданий вместе с обоими
номерами ГАЗЕТЫ, которые тоже извлекла из сумки, и настояла на том, чтобы
вскрыть всю корреспонденцию. Ничего нельзя было поделать. Она все
прочитала!
большое - пришло от предприятия, которое называло себя "Домом рассыла
предметов интимного обихода" и предлагало всевозможные принадлежности
сексуальной жизни. Это уж совсем добило Катарину, да кто-то еще сделал
приписку от руки: "Вот настоящие нежности".
восемнадцати корреспонденции были:
сексуальных услуг, в каждой из них как-либо обыгрывались слова
"коммунистическая свинья";
"красной крысы" до "кремлевской тетки" - без сексуальных предложений;
чернилами на полях комментарии, среди прочего, например, такого
содержания: "Что не удалось Сталину, то и тебе не удастся";
приложенных трактатах написано: "Научись снова молиться, бедное заблудшее
дитя" и "Стань на колени и исповедуйся, Бог еще не оставил тебя".
она, к счастью, действительно сумела скрыть от Катарины: "Почему ты не
воспользуешься моим каталогом нежностей? Должен ли я принуждать тебя к
твоему счастью? Твой сосед, которого ты так пренебрежительно отвергла. Я
тебя предупреждаю". Это было написано печатными буквами, которые, по
мнению Эльзы В., выдавали высшее, возможно врачебное, образование.
35
подумали вмешаться, когда Катарина подошла к небольшому домашнему бару в
гостиной, вынула бутылки хереса, виски, красного вина и початую бутылку
вишневого сиропа и без особого волнения стала швырять их в незапятнанные
стены, о которые они разбивались.
кетчуп, салатный соус, уксус, острый соус для приправы. Надо ли добавлять,
что то же она сотворила в ванной с тюбиками и флаконами крема, пудрой,
порошками, солями для ванны, а в спальне - с флаконом одеколона?
убежденно и так убедительно, что Эльза В. и Конрад Б. ничего не
предпринимали, чтобы ее остановить.
36
определить момент, когда Катарина впервые вознамерилась убить или
разработала план убийства и решила привести его в исполнение. Одни
полагают, что достаточно было уже первой статьи в ГАЗЕТЕ в четверг, другие
же считают решающим днем пятницу, потому что в этот день ГАЗЕТА все еще не
утихомирилась и обнаружилось, что добрососедские отношения и квартира, к
которой Блюм была так привязана, разрушены (субъективно, во всяком
случае); анонимный абонент, анонимная почта, а потом еще субботняя ГАЗЕТА
и, кроме того (здесь мы забегаем вперед), ВОСКРЕСНАЯ ГАЗЕТА. Но разве не
излишни подобные умозрительные рассуждения: она задумала убийство и
осуществила его - и хватит! Можно с уверенностью утверждать: в ней что-то
"поднялось", высказывания бывшего мужа ее особенно вывели из себя; и уж с
абсолютной уверенностью можно утверждать: все, что потом было напечатано в
ВОСКРЕСНОЙ ГАЗЕТЕ, если и не послужило причиной, то, во всяком случае,
оказало отнюдь не успокаивающее воздействие.
37
субботе, следует сообщить еще о том, как прошли вечер в пятницу и ночь с
пятницы на субботу у госпожи Вольтерсхайм. Общий итог: неожиданно
спокойно. Правда, отвлекающие маневры Конрада Байтерса, включившего
танцевальную музыку, южноамериканскую даже, и пробовавшего разохотить
Катарину потанцевать, потерпели неудачу, неудачу потерпела и попытка
разлучить Катарину с ГАЗЕТОЙ и анонимной почтой; также потерпела неудачу
попытка представить все преходящим и не так уж страшно важным. Разве не
пришлось пережить куда более ужасные вещи: нищее детство, брак с этим
дрянным Бреттло, запои, "мягко говоря, опустившейся матери, которая в
конечном счете повинна в том, что Курт сбился с пути"? Разве Геттен в
настоящий момент не в безопасности и его обещание забрать ее дано не
всерьез? Разве сейчас не карнавал и разве она не обеспечена материально?
Разве нет на свете таких ужасно милых людей, как Блорны, как Хиперцы и
даже этот "тщеславный кривляка" - назвать по имени визитера все еще не
решались, - разве не был он, в сущности, забавным и уж никак не удручающим
явлением? Тут Катарина возразила и напомнила про "идиотское кольцо и
дурацкий конверт", которые поставили их обоих в тяжелое положение и даже
навлекли подозрение на Людвига. Могла ли она знать, что этот кривляка не
постоит за ценой, только бы потешить свое тщеславие? Нет-нет, забавным она
его вовсе не находит. Нет. А когда стали обсуждать практические вещи -
например, не поискать ли ей новую квартиру и не подумать ли уже сейчас -
где, - Катарина уклончиво сказала: единственное практическое дело, каким
она собирается заняться, - это соорудить карнавальный костюм, и она просит
Эльзу одолжить ей большую простыню, потому что она хочет ввиду моды на
шейхов в субботу или воскресенье "двинуться в путь" бедуинкой. Что,
собственно, случилось плохого? Если хорошенько подумать, почти ничего, или
лучше сказать - почти только хорошее, ибо как-никак Катарина действительно