Константин Гюйгенс если и не списал с натуры, то вообразил. Беда в том, что
поэт нарушил правило восточной мудрости: "Ты сказал раз -- я поверил, ты
сказал дважды -- я усомнился, ты сказал трижды -- я понял, что это
неправда". Читатель, все-таки осиливший эти пятьсот строк, неизбежно поймет,
что поэт всего лишь пытался застраховать свою дипломатическую карьеру,
которую весьма разухабистые образы "Глупого придворного", "Трактирщика",
"Палача", "Крестьянина" могли бы подмочить. Словом, пользуясь спорностью
расстановки стихотворений в "Назидательных картинках", и заботясь все-таки о
поэзии и "картинности" книги, я взял на себя смелость, выбросил из книги
"Мудрого придворного", а на его место поставил "Профессора". Наверное, будь
это академическое издание, я поступил бы неверно. Но "Триумфы" -- издание не
совсем академическое, название серии, взятое, напоминаю, из Франческо
Петрарки, говорит само за себя.
Вондела -- на сайтах нидерландского Интернета разместилось полное собрание
сочинений Константина Гюйгенса. Однако книга "Назидательные картинки"
потерялась и там: наследие поэта в этом собрании оказалось размещено строго
по хронологии, и книга рассыпалась. Позднее, впрочем, на отдельном сайте
появились и "Назидательные картинки"; книга, словно плод на ветке, стала все
более явно заявлять о своем существовании, бытии -- это при том, что ее
последнее переиздание на бумаге имело место лишь в 1973 году, притом
сокращенное -- помимо "Мудрого придворного", из нее были изъяты также и
"Глупый придворный", и "Алхимик", и "Карлик", -- добавим также, что, как и у
нас, было опущено рифмованное посвящение книги брату поэта, Морицу Гюйгенсу.
пришлось отчасти стать мне, переводчику. Наверное, мне стоит извиниться и за
то, что ряд моих переводов из этой книги был опубликован ранее в томе БВЛ
"Западноевропейская поэзия XVII века" (М., 1977), затем в книге "Из поэзии
Нидерландов XVII века" (Л., 1983), наконец, в "Колесе Фортуны" (Из
европейской поэзии XVII века. М., 1989) -- но опубликован под другой
фамилией. Теперь читателю уже трудно понять, зачем в советские времена
переводчику, который выступал еще и составителем книги, добрую половину
своих переводов приходилось подписывать чужой фамилией. Поверьте на слово --
так тогда полагалось. Иосиф Бродский иной раз подписывался "В. Корнилов",
Николай Харджиев -- "А. Ахматова", и список подобных случаев долог, как
приговор инквизиции. Оговорюсь при этом, что переводы из Константина
Гюйгенса (в тех публикациях -- ХЕйгенса), не относящиеся к "Назидательным
картинкам", действительно были выполнены Сергеем Ошеровым и Надеждой
Мальцевой, но остальные -- мои. Проклятие перечеркнутого "Профессора", будем
надеяться, в третьем тысячелетии от Рождества Христова уже не действует.
живописная галерея, некая словесная живопись, притом столько же портретная,
сколько и жанровая, а местами, как в "Мореходе" и "Рядовом солдате",
батальная. Некоторые картинки нуждаются в пояснении: "Истовый проповедник" у
кальвиниста Гюйгенса отнюдь не означает священника. Голландский "predikant"
-- это именно проповедник-протестант, пересказывающий народу содержание
Библии, ибо официальный ее перевод на голландский язык появился лишь в 1637
году, -- разъясняющий смысл христианского, особенно же кальвинистского
учения, совершающий все требы, которые в католической или православной
церкви исполняет священник (такие, как крестины, венчание или отпевание), --
но это священник-мирянин, чаще всего женатый и по голландской традиции
весьма многодетный. Таковой проповедник был часто далеко не столь истов, как
описанный Гюйгенсом персонаж, и бессмертная сатира Вондела на амстердамских
проповедников "Развратники в курятнике" (также опубликованная по-русски в
"Литературных памятниках" в 1988 году) служит тому грустным доказательством.
Впрочем, Вондел, некогда дьякон-анабаптист, терпел, терпел, да и отметил
свое пятидесятилетие переходом в католичество. Для государственного деятеля,
каким был Константин Гюйгенс, такое было невозможно, он прожил всю жизнь
набожным протестантом, но правда эпохи барокко брала свое, и лишь в "Истовом
проповеднике", да еще, пожалуй, в "Мореходе", обстоятельно осуждающем грех
самоубийства, назидательность картинок Гюйгенса проявилась в полной мере.
служит ей непререкаемым образцом. Очень мало назидательности в "Нищем", да и
в "Трактирщике", в "Алхимике" и в "Профессоре" тоже немного: гораздо больше
здесь искрометной парадоксальности зрелого маньеризма, обычно именуемого у
нас португальским словом "барокко", означающим искривленную жемчужину, чаще
всего при этом черную или цветную. Некоторых персонажей читатель почти
ждет... и не дожидается. К примеру, нет в череде "Назидательных картинок"
портрета слуги или служанки. Ничего удивительного: донельзя буржуазные
Нидерланды назначали на содержание слуг такой невообразимо высокий налог, а
самим слугам давали столько свободы, что, к примеру, нанимался слуга на год
-- но волен был уйти в любой день, и жалоба его на хозяина грозила
последнему немалыми неприятностями. В итоге даже самые богатые голландские
дома держали не больше одного-двух слуг, да и те зачастую превращались
скорее в членов семей, чем оставались просто прислугой. Нет в портретной
галерее и прославившего Голландию образа купца-финансиста: в 1623 году
морская экспансия страны еще только-только начиналась; создавайся книга лет
на сорок позже -- этот образ наверняка оказался бы одним из центральных.
женщине -- "Богатая невеста". Женские образы Гюйгенса всегда на втором
плане, но этот второй план порою становится важнее основного: именно таковы
глупая больная в "Несведущем медике", а также крестьянка, она же невеста,
потом супруга "Крестьянина".
кормить гостей, но и развлекать их, подобно живой газете (заметим, что
"Картинки" были написаны на пятом году Тридцатилетней войны, длившейся с
1618 по 1648 год, причем именно Голландия в этой войне участия не
принимала); играть с ними "в рифмы" -- иначе говоря, на пари подбирать
таковые, сочиняя некое подобие буриме. Именно трактирщик бывал в Голландии
главным мастером на все руки; и если он умел рифмовать, то умел, очевидно, и
многое другое. Удивляться не приходится тому, что прославленный жанровый
художник, мастер изображения кабацких драк Ян Стен держал на первом этаже
своего дома трактир, а на втором -- живописное ателье. На многих картинах
Стена мелькает одна и та же рожа, пьяная, веселая, наглая; это --
автопортрет Яна Стена. Чем-то похожим завершает свою книгу и Гюйгенс:
единственный образ, которому нет иного прототипа, кроме самого автора этой
книги, -- "живописатель назидательных картинок".
самая известная книга Константина Гюйгенса, но едва ли не самая безвестная.
Его имя чаще всего связано с поэмами "Драгоценная глупость", "Хофвейк",
"Утешение очам", "Затворник"; с прославленной комедией "Трейнтье, дочь
Корнелиса", наконец, с тысячами puntdichten -- поэтических миниатюр, чисто
голландского жанра, развившегося из "эмблемы" (подписи к гравюре), слово это
лишь условно можно передать прижившимся в России термином "эпиграмма".
Поместье Гюйгенса, воспетый им Хофвейк, превращено ныне в мемориал,
существует литературоведческий "Институт Константина Гюйгенса",
четырехсотлетие со дня рождения поэта отмечалось всеми возможными способами,
вплоть до выпуска мемориальной серии монет в пять, десять, двадцать и
пятьдесят евро. А "Назидательные картинки" остаются в тени -- несмотря на
то, что стараниями учеников Петра Великого, как-никак рубившего в Европу
окно именно через любимую Голландию, в Эрмитаже собрание "малых голландцев"
едва ли не лучше, чем в амстердамском Рейксмузеуме, да и прочие
коллекционеры вывезли из Голландии все, что только могли. Единство
голландской культуры, единство живописи и поэзии, изрядно подзабытое даже в
Нидерландах, теперь, с помощью двуязычного издания, снабженного
иллюстрациями художников-современников, может стать -- и, надеюсь, станет
очевидным.
лет, то совсем несерьезным кажется срок примерно в четверть века, прошедший
с того времени, когда мне впервые пришлось взять в руки его стихи, до той
поры, когда "Назидательные картинки" наконец-то выходят в свет, притом на
обоих языках. Всегда приятно думать, что ты оказался в хорошей компании.
Ведь и сам Гюйгенс был переводчиком: вскоре после написания "Картинок" он по
дипломатическим делам оказался в Англии, и там в его руки попали списки
неизданных стихотворений почти никому еще не известного поэта -- Джона
Донна; из них десятка полтора Гюйгенс перевел на родной язык, и читатели в
Голландии узнали великого метафизика чуть ли не раньше, чем у него на
родине. А ведь настоящей, мировой славы Джон Донн дождался лишь в ХХ веке!..
только что наступивший XXI век. Кто знает, чем станет в течение этого
столетия искусство поэтического перевода. Все точно и наперед прорицает, как
нам теперь чересчур часто напоминают, только очередной Нострадамус... Да вот
именно он-то, как выясняется, наперед ничего как раз и не знает, просто
сыплет смутными предсказаниями, которые любой желающий волен истолковать по
своему вкусу.
будут. По крайней мере -- в Голландии и в России. Уж хотя бы одного того
ради, чтобы напомнить: у гениальных отцов все-таки бывают гениальные дети.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Куликов Роман
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Куликов Роман