прочла тем же звучным и высоким голосом:
потому, что стихи ее были хороши, а потому, что всем было хорошо и хотелось
любви, счастья и сладкой грусти.
сообщите, не я ли сей счастливец! - вдруг возопил Иванов так громко и
неожиданно и таким диким басом, что все вздрогнули.
стихов, но Карсавина была так красива и так мило смотрела на него своими
темными, застенчивыми глазами, что он сделал серьезное лицо и ответил:
удивилась, что похвала его оказалась так приятна ей.
она вся звучная и красивая.
красивый, сама она - красавица, стихи у нее звучные и красивые... и даже
фамилия - красивая и звучная!
восхитился Иванов. - А впрочем, я с этим совершенно согласен.
Карсавиной. Она считала себя и красивее, и интереснее, и умнее ее.
надо рано вставать, ехать в больницу и на вскрытие.
томную усталость.
белела позади поднятая колесами пыль и быстро ложилась на белую дорогу.
Поля, голубоватые от лунной дымки, казались ровными, пустынными и
бесконечными.
VII
несчастная. У нее была тоска, куда-то тянуло, и она не знала и знала - куда.
смотрела в пол.
впервые почувствовала, что с того непоправимого и непонятного момента, в
этом, очевидно, бесконечно ниже ее, глупом и пустом офицере появилась
какая-то унизительная власть над нею. Она теперь не могла не прийти, если он
потребует этого, уже не играла, по своему капризу, то отдаваясь ею поцелуям,
то отстраняя и смеясь, а безвольно и покорно, как раба, отдавалась самым
грубым его ласкам.
им, и ласки его были подчинены ей, так же было приятно, жутко и забавно, и
вдруг был один момент, когда огонь во всем теле ударил в голову каким-то
беловатым туманом, в котором потонуло все, кроме жгучего, толкающего в
бездну любопытного желания. Земля поплыла под ногами, тело стало бессильно и
покорно, перед нею остались только темные, горящие, и страшные, и
бесстыдные, и влекущие глаза, ее голые ноги бесстыдно и мучительно страстно
вздрагивали от властного прикосновения обнажающих грубых рук, хотелось еще и
еще этого любопытства, этого бесстыдства, боли и наслаждения.
руками.
луну, стоявшую прямо над садом, и слушала, сама того не замечая, певшего
где-то далеко, в соседних садах одинокого соловья. Тоска ее давила. В душе
была странная и мучительная смесь смутного желания и тоскующей гордости, при
мысли, что она испортила себе жизнь для пустого и глупого человека, что ее
падение глупо, гадко и случайно. Что-то грозное начало вставать впереди. Она
старалась разогнать набегающие тревожные предчувствия будущего упрямой и
злой бравадой.
наслаждением произнося это грубое слово, думала она. - Все это пустяки!..
Захотела и отдалась!.. А все-таки была счастлива, было так... - Лида
вздрогнула и, вытянув вперед сжатые руки, потянулась. - И было бы глупо,
если бы не отдалась!.. Не надо думать об этом... все равно не вернешь!"
юбок и спуская их тут же на пол.
свежего воздуха, мягко касавшегося ее голых плеч и рук. - Что я выиграла бы,
если бы дожидалась законного брака?.. Да и зачем он мне?.. Не все ли равно,
неужели я настолько глупа, чтобы придавать этому значение... Глупости!.."
Вдруг ей показалось, что и в самом деле все это пустяки, что с завтрашнего
дня всему этому конец, что она взяла в этой игре то, что в ней было
интересного, а теперь вольна, как птица, и впереди еще много жизни, интереса
и счастья.
прислушиваясь к звуку своего голоса, с удовольствием подумала, что у нее
голос лучше, чем у Карсавиной.
внезапным для нее самой порывом ответила вдруг она своим смутным мыслям, и,
закинув голые руки за голову, сильно и порывисто выпрямилась, так что грудь
вздрогнула.
большой платок и подошла к окну.
на подоконник. Глаза у него блестели, и он улыбался.
повела головой.
выразительно.
в платок.
выставила голову за окно. Санин дышал ей в щеку.
выражении его лица. Она порывисто отвернулась в сад и всем телом
почувствовала, что Санин смотрит на нее как-то особенно. И это показалось ей
так ужасно и гадко, что у нее похолодело в груди и вздрогнуло сердце. Точно
так же на нее смотрели все мужчины, и это нравилось ей. но с его стороны
почему-то было невероятно, невозможно. Она сделала над собой усилие и
улыбнулась.
и платок опустились и сбоку была видна верхняя часть освещенной луной белой
и неуловимо нежной груди.
Санин, и его дрожащий и тихий голос был странен и еще больше, почти до
ужаса, испугал Лиду.
боясь встретиться с ним взглядом. Ей казалось, что тогда произойдет то, чего
даже возможности нельзя допустить.
гадко и интересно. Голова у нее горела, и она ничего не видела перед собой,
с ужасом, омерзением и любопытством ощущая на щеке горячее и напряженное
дыхание, от которого у нее шевелились волосы на виске и мурашки пробегали по
голой спине под платком.
выпрямилась и, сама не замечая, что делает, нагнулась к столу и разом
потушила лампу.