оскорблял ту, которая была ему так дорога, Йорк проникся к нему жгучей
неприязнью.
догадывался; он не знал, как сильно Йорк любил Мэри Кейв, что пережил он,
потеряв ее; вдобавок ходившие на его счет слухи не достигали ушей
священника. Он предполагал, что его с Йорком разделяли только политические и
религиозные разногласия, и знай он подоплеку этой неприязни, никакая сила не
заставила бы его переступить порог дома своего бывшего соперника.
темы, порой, однако, вновь сбиваясь на спор. Тревожное положение в стране и
частые случаи нападения на фабрики в здешних краях давали собеседникам
обильную пищу для подобных споров, тем более что все трое по-разному
смотрели на происходящее: Хелстоун считал хозяев пострадавшими, а рабочих -
безрассудными; он осуждал недовольство властями, охватившее население, так
же как растущее нежелание народа терпеливо сносить неизбежное, по его
мнению, зло; он требовал крутых мер со стороны правительства, беспощадных
приговоров смутьянам и в случае необходимости быстрого применения военной
силы.
голодных, дадут ли работу тем, кто безуспешно ее ищет, и с негодованием
отвергал идею неизбежности зла; он говорил, что чаша терпения народа уже
полна и что сопротивление в наши дни стало гражданским долгом; утверждал,
что широко распространенный дух недовольства властями - весьма отрадное
знамение нашего времени; да, фабрикантам приходится сейчас трудно, но
виновато в этом их собственное "растленное, продажное и кровавое"
правительство. Всему виной безумцы, подобные Питту{48}, дьяволы, подобные
Каслри, злобные болваны, подобные Персевалю, - вот они тираны, проклятье
Англии, губители ее торговли. Это их тупое упорство в ведении ничем не
оправданной, безнадежной, разорительной войны завело страну в тупик; это их
непомерные налоги и позорные Приказы Совета камнем висят на шее нашей
страны; и за это они заслуживают осуждения и виселицы.
доводы разума будут услышаны в стране, угнетаемой королями, попами и пэрами,
в стране, где номинальный монарх - умалишенный, а подлинный правитель -
беспринципный распутник{48}; где терпят такое издевательство над здравым
смыслом, как наследственные законодатели, такую нелепость, как
епископы-законодатели, где благоговейно почитают государственную церковь,
разжиревшую, проникнутую духом нетерпимости и злоупотребляющую своей
властью, где держат постоянную армию и целое полчище попов-тунеядцев,
которые со своими нищими семьями обирают страну.
что ему случалось два-три раза в жизни встречать людей, которые
придерживались подобного образа мыслей до тех пор, пока они были здоровы,
полны сил и преуспевали. Но, добавил он, грядет час, "когда стражи
содрогнутся; когда узрят они перст всевышнего и страх встанет у них на пути;
это время будет временем испытания для вождя анархии и мятежа, врата религии
и порядка"; был случай, когда его, священника Хелстоуна, призвали, чтобы
прочесть молитвы, предназначенные церковью для болящих, - прочесть их у
изголовья несчастного умирающего, одного из самых лютых врагов нашей
религии; и он увидел, как тот, охваченный раскаянием, жаждал найти путь к
покаянию и не мог этот путь найти, хотя искал его усердно, со слезами на
глазах. Вот он и считает своим долгом напомнить мистеру Йорку о том, что
всякое богохульство - это смертный грех и что наступит когда-нибудь день
Страшного суда.
суда, иначе как же будет воздано по заслугам всем негодяям, которые
торжествуют в этом мире, безнаказанно разбивают невинные сердца,
злоупотребляют незаслуженными привилегиями, позорят свое высокое звание,
вырывают изо рта у бедняка кусок хлеба, подавляют своим высокомерием честных
людей и подло раболепствуют перед знатными господами. Когда же будет им
отплачено той же монетой?
торжествующего на этой нечестивой, мерзкой планете, я брал в руки вон ту
книгу, - он указал на стоявшую в книжном шкафу библию, - наугад открывал ее,
и мне неизменно попадалось изречение, как бы светившееся сернистым голубым
пламенем. И мне становилось ясно, - утверждал Йорк, - что ожидает в будущей
жизни иных из нас, словно ангел с большими белыми крыльями появился на
пороге и возвестил мне это.
- высокая мудрость человека состоит в том, чтобы познавать самого себя и тот
предел, куда он направляет стопы свои.
самых врат небесных и брошено у врат ада на склоне горы.
рухнула в глубокую пропасть, вырытую князем тьмы, чтобы завлекать туда
тщеславных дураков, и разбилась вдребезги.
нему с любопытством беспристрастного свидетеля, - ибо его равнодушие к
политике, так же как и к досужей болтовне соседей, позволяло ему быть
беспристрастным судьей в подобного рода перепалках, - счел нужным вмешаться:
друга ненавидите и презираете. Что касается меня, то вся моя ненависть
направлена против негодяев, переломавших мои машины, и ее не осталось ни для
моих приятелей, ни тем более для столь смутных понятий, как вера или
правительство. Но должен вам сказать, джентльмены, вы оба показали себя в
весьма невыгодном свете. Я не решаюсь провести ночь под крышей такого
бунтовщика и богохульника, как вы, мистер Йорк; боюсь я и возвращаться домой
вместе с таким жестоким, деспотичным священником, как вы, мистер Хелстоун.
вместе, если хотите, или оставайтесь - как вам угодно.
Йорк. - Уже за полночь; а у меня в доме никому не позволено засиживаться
позднее. Ступайте оба.
дверь и ложись спать. А вы, джентльмены, пожалуйте уходите, - добавил он,
обращаясь к гостям.
ворот стояли их лошади; они сели верхом и поехали, Мур, посмеиваясь над тем,
как бесцеремонно их выставили за дверь, а Хелстоун - сердясь и негодуя.
покинуло его. Он вместе с Джо Скоттом переночевал на фабрике, соорудив для
себя ложе из всех подходящих предметов, какие оказались под рукой в
различных уголках конторы. Хозяин - всегда ранняя пташка - на этот раз
поднялся раньше обычного; одеваясь, он даже принялся напевать французскую
песенку и разбудил Джо.
поживее, и пока мы с тобой будем обходить фабрику, до начала работы я успею
посвятить тебя в свои планы. У нас все-таки будут машины, Джозеф: слыхал ли
ты что-нибудь о Брюсе?{51}
не хуже вашего; вы хотите сказать - не уступим?
осведомился Джо, складывая и убирая в угол свою временную постель.
это еще не делает меня французом!
фламандца? Нескладный нос картошкой, низкий, словно срезанный, лоб,
водянистые глаза a fleur de tete*? Или я коротконогий толстяк, как все эти
фламандцы? Впрочем, ты и представления не имеешь, как они выглядят -
нидерландцы. Нет, Джо, я уроженец Антверпена, так же как и моя мать, но
родом она была из Франции, вот почему я и говорю по-французски.
оно и видно, что вы нам сродни, вам только бы наживать денежки да идти в
гору!
Бельгии рабочие держатся очень развязно с хозяевами, то есть я хочу сказать
brutalement, что, пожалуй, вернее всего перевести как "грубо".
священники и большие господа из Лондона иной раз поражаются на нашу
неотесанность, а мы и рады подразнить их; смешно смотреть, как они негодуют,