АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Ну да, говорил.
- И что же?
- Да разве я сказал, что он с ней дурно обращается? - возразил
Фалькенберг с досадой.- Просто они надоели друг другу, до смерти надоели,
вот что. Только он войдет, она сразу норовит уйти. Только он заговорит о
чем-нибудь на кухне, у нее в глазах появляется смертная скука, и она его не
слушает.
Мы снова взялись за топоры, и каждый углубился в свои мысли.
- Боюсь, что мне все-таки придется его вздуть,- говорит вдруг
Фалькенберг.
- Кого это?
- Луку...
Я доделал трубку и попросил Эмму передать ее капитану. Ноготь совсем
как настоящий, и теперь, когда у меня есть такие превосходные инструменты,
мне удалось приделать его к пальцу и прикрепить изнутри двумя медными
гвоздиками, которые вовсе не заметны. Я очень доволен своей работой.
Вечером, когда мы ужинали, капитан пришел на кухню, держа трубку в
руке, и поблагодарил меня; тут я и убедился в проницательности Фалькенберга:
как только капитан вошел, хозяйка ушла из кухни.
Капитан похвалил мою работу и спросил, каким образом мне удалось
прикрепить ноготь; он назвал меня художником и мастером. Так прямо и сказал
- мастер, и на всех, кто был в кухне, это произвело впечатление. Мне
кажется, в тот миг Эмма не устояла бы передо мной.
А ночью я наконец научился дрожать.
Ко мне на сеновал пришла покойница, протянула левую руку, и я увидел,
что на большом пальце нет ногтя. Я покачал головой, давая ей этим понять,
что ноготь уже не у меня, что я его выбросил и вместо него приделал ракушку.
Но покойница не уходила, и я лежал холодея от страха. Наконец я кое-как
пробормотал, что, к несчастью, я ничего теперь не могу поделать и молю ее
уйти с миром. Отче наш, иже еси на небесaх... Покойница двинулась прямо на
меня, я хотел оттолкнуть ее, издал душераздирающий крик и притиснул
Фалькенберга к стене.
- Что такое? - крикнул Фалькенберг.- Во имя господа...
Я проснулся весь в поту, открыл глаза и увидел, как призрак медленно
исчез в темном углу.
- Покойница,- простонал я.- Она приходила за своим ногтем.
Фалькенберг быстро сел на постели, сон разом соскочил и с него.
- Я видел ее! - сказал он.
- И ты тоже? А палец видел? Уф!
- Ох, не хотел бы я очутиться в твоей шкуре.
- Пусти меня к стене,- попросил я.
- А я как же?
- Тебе нечего ее бояться, ты можешь преспокойно лежать с краю.
- А она придет и сцапает меня? Нет уж, спасибо.
Фалькенберг снова лег и укрылся с головой.
Я хотел было сойти вниз и лечь с Петтером; он уже поправлялся, и я мог
не бояться заразы. Но мне стало жутко от мысли, что придется спускаться по
лестнице.
Это была ужасная ночь.
Утром я долго искал ноготь и, наконец, нашел его на полу, в опилках и
стружках. Я закопал его у дороги в лес.
- Пожалуй, надо бы отнести ноготь на кладбище, откуда ты его взял,-
сказал Фалькенберг.
- Но ведь это далеко, за много миль отсюда...
- Сдается мне, это было предупреждение. Она хочет, чтобы ноготь был при
ней.
Но при свете дня я уже снова осмелел и, посмеявшись над суеверием
Фалькенберга, сказал, что его взгляды противоречат науке.
XXI
Однажды вечером к усадьбе подъехала коляска, и так как Петтер все еще
хворал, а второй работник был совсем мальчишка, пришлось мне держать
лошадей. Из коляски вышла дама.
- Дома господа? - спросила она.
Когда послышался стук колес, в окнах показались лица, в коридорах и
комнатах загорелись огни, хозяйка вышла на крыльцо и воскликнула:
- Это ты, Элисабет? Я так тебя ждала. Милости просим.
Это была фрекен Элисабет, пасторская дочь.
- Значит, он здесь? - спросила она с удивлением.
- Кто?
Это она про меня спросила. Она узнала меня...
На другой день обе дамы пришли к нам в лес.
Вначале я испугался, что до пастора дошло известие о том, как мы
прокатились на чужих лошадях, но никто об этом даже не упомянул, и я
успокоился.
- Водопровод работает исправно,- сказала фрекен Элисабет.
Я был рад это слышать.
- Водопровод? - спросила хозяйка.
- Он провел нам воду на кухню и на верхний этаж. Теперь стоит только
отвернуть кран, и течет вода. Советую и тебе это сделать.
- Вот как! Значит, у нас тоже можно провести воду?
Я ответил, что да, можно.
- Отчего ж вы не сказали об этом моему мужу?
- Я сказал. Он хотел посоветоваться с вами.
Наступило тягостное молчание. Он не счел нужным поговорить с женой даже
о том, что ее прямо касалось.
Чтобы как-нибудь нарушить это молчание, я поспешно добавил:
- Сейчас, во всяком случае, уже поздно. Мы не успеем закончить работу,
зима нам помешает. А вот весной дело другое.
Хозяйка вдруг словно очнулась.
- Ах, впрочем, я припоминаю, он в самом деле как-то говорил об этом,-
сказала она.- Да, да, мы с ним советовались. Но решили, что уже поздно...
Скажи, Элисабет, правда, интересно смотреть, как рубят лес?
Обычно мы валили деревья, притягивая их веревкой в нужную сторону, и
теперь Фалькенберг как раз привязывал веревку к верхушке подпиленного
дерева.
- Зачем это?
- Чтобы направить падение дерева...- начал я объяснять.
Но хозяйка не стала меня слушать, она повторила вопрос Фалькенбергу и
добавила:
-- Разве не все равно, куда оно упадет?
И Фалькенберг ответил:
- Нет, его надо направить, иначе оно переломает кусты и молодые
деревца.
- Слышишь? - сказала она подруге.- Слышишь, какой голос? А как он поет!
Как я досадовал на себя за свою болтовню и недогадливость! Но она
увидит, что урок не прошел для меня даром. Да и вообще мне нравится вовсе не
она, а фрекен Элисабет, эта не капризничает, да и красотой ей не уступит,
она даже красивее, да, красивее в тысячу раз. Вот наймусь в работники к ее
отцу... Теперь всякий раз, как хозяйка обращалась ко мне, я поглядывал на
Фалькенберга, а потом на нее и медлил с ответом, словно боялся, что вопрос
ее не ко мне относится. Видно, это было ей неприятно, и она сказала со
смущенной улыбкой:
- Я ведь вас спрашиваю.
Ах, эта улыбка и эти ее слова... Сердце мое дрогнуло от радости, я бил
по дереву топором изо всех сил, так, что только щепки летели. Я увлекся и
работал играючи. Время от времени я ловил обрывки разговора.
А когда мы с Фалькенбергом остались одни, он сказал:
- Нынче вечером я буду им петь.
И вот наступил вечер.
На дворе я встретил капитана и остановился поговорить с ним. Работы в
лесу оставалось дня на три или четыре.
- А потом вы куда пойдете?
- Попробуем подрядиться на железную дорогу.
- Пожалуй, вы мне и здесь можете понадобиться,- сказал капитан.- Я хочу
проложить новую дорогу к шоссе, эта слишком крутая. Пойдемте, я вам покажу.
И хотя уже смеркалось, он повел меня на пустырь по южную сторону
усадьбы.
- Когда дорога будет готова, найдем еще что-нибудь, а там и весна,-
сказал он.- Можно будет приняться за водопровод. К тому же Петтер все
хворает. Это ни на что не похоже, мне необходим помощник по хозяйству.
И вдруг до нас донеслось пение Фалькенберга. В гостиной горел свет,
Фалькенберг был там и пел под аккомпанемент рояля. Его удивительный, нежный
голос лился из окон, и меня охватил невольный трепет.
Капитан резко повернулся и взглянул на окна.
- А впрочем...- сказал он неожиданно,- впрочем, и с дорогой лучше
повременить до весны. На сколько дней, вы говорите, осталось работы в лесу?
- Дня на три или четыре.
- Стало быть, решено, еще дня три-четыре, и в нынешнем году на этом
покончим.
"Удивительно быстро он передумал",- мелькнула у меня мысль.
Я сказал:
- Но ведь дорогу можно прокладывать и зимой, в некотором смысле это
даже лучше. Мы стали бы пока дробить камень и возить щебенку.
- Я знаю, но все-таки... А теперь я, пожалуй, пойду послушаю пение.
И он ушел.
Я подумал: "Это он, конечно, только притворяется; хочет показать, что
Фалькенберга пригласили в дом с его согласия. А на самом деле он предпочел
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 [ 11 ] 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
|
|