"юнкерсам". Кажется, сбил одного... Может, это вы были?
он... Вот же гад.
шепотом спросил курсант. - Немцам?
на один, троих подсадил, как миленьких... А из НКВД с нами никого не было.
Ни вчера, ни нынче. Так что нечего...
лицо.
Один вот только автомат прихватил...
галетными крошками махорку курсанта, запрятав цигарки в рукава, потом опять
шли на северо-восток, потому что орудия по-прежнему били справа. Когда
посреди неожиданно обозначилась в полумгле бурая горбатина леса, курсант
сцепил локоть Алексея и захлебно крикнул:
гигантов, возвышавшихся над лесом тускло блестевшими касками ("Я тоже?") и
голос капитана Рюмина:
до боли сжимал локоть Алексея. Как только под ногами с морозным сухим
треском стала ломаться рыжая заросль, Алексей догадался, что это
всего-навсего подсолнечные будылья, и перестал противиться руке курсанта и
сам закричал что-то слезно и призывно...
майор в белом полушубке. Скирды узнали еще издали, с опушки леса, и Рюмин,
шедший впереди, так и не понял - сам ли он замедлил шаг или же курсанты с
Алексеем настигли его, и он очутился в середине и даже немного позади
группы. Так, в тесной кучке, все шестеро и подошли к ним, и сразу же каждый
почувствовал ту предельную усталость, когда тело начинает гудеть и дрожать и
хочется единственного - упасть и не вставать больше. Остановившись, Рюмин
удивленно и опасливо оглядел скирды, лес, светлеющее небо, потом перевел
взгляд на Алексея и спросил его снова:
изнуренным и бесстрастным голосом Рюмин произнес:
крайнего справа скирда, и, когда Алексей тоже наклонился над ямкой, Рюмин
просительно тронул его за плечо и с отчаянным усилием сказал:
травинок, понес их к себе, как букет, а потом стоял и с неестественно
пристальным, почти тупым любопытством следил за тем, как легко и хватко
Алексей вынимал из скирда круглые охапки слежавшегося клевера и тимофеевки.
пополз в пахучую темень дыры под немым страдающим взглядом Алексея. И хотя
влезть в дыру можно и нужно было иначе - задом, уперев руки в колени,
Алексей зачем-то в точности повторил прием Рюмина. Он загородил затычкой
вход и лег, стараясь не задеть капитана, и, затаясь, несколько минут ждал
какого-то страшного разговора с Рюминым. Но Рюмин молчал, изредка сухо и
громко сглатывая слюну. В недрах скирда шуршали и попискивали мыши, и пахло
сокровенным, очень давним и полузабытым, и от всего этого томительно-больно
замирало сердце, и в нем росла запуганно-тайная радость сознания, что можно
еще заснуть.
видно, Рюмин отбросил ее ударом кулака. Он лежал на животе, наполовину
высунувшись из устья дыры, и, уложив подбородок в ладони, глядел в небо.
Там, над лесом, метались три фиалково-голубых "ястребка", а вокруг них с
острым звоном спиралями ходили на больших скоростях четыре "мессершмитта".
Алексей впервые видел воздушный бой и, подтянувшись к пролазу, принял позу
Рюмина. Маленькие, кургузые "ястребки", зайдя друг другу в хвост, кружили
теперь на одной высоте, а "мессершмитты" разрозненно и с дальних расстояний
кидались на них сверху, с боков и снизу, и тот "ястребок", который ближе
других оказывался к атакующему врагу, сразу же подпрыгивал и кувыркался, но
места в кругу не терял.
Алексей.
истребитель, а прямо над ним свечой шел в небо грязно-желтый, длинный и
победно остервенелый "мессершмитт".
Рюмин. - Негодяй! - убежденно-страстно повторил он, и Алексей не знал, о ком
он говорит.
один, дымя и заваливаясь на крыло, потянул на запад, второй отвесно рухнул
где-то за лесом. Рюмин повернулся на бок, поочередно подтянул ноги и сел.
Никогда!
влево рот и истончившиеся в ненависти белые крутые ноздри. Увидав на его шее
две набрякшие, судорожно бившиеся жилы - плачет?! - Алексей, встав на
четвереньки и забыв сесть, одним дыханием выкрикнул в грудь Рюмину все то,
что ему самому сказал курсант:
их... Пускай только... Они еще не так заблюют!.. У нас еще Урал и Сибирь
есть, забыли, что ли! Ничего!..
невидящие глаза, скосившийся рот, приподнятые крылья ноздрей, но он сидел
теперь затаенно-тихий, как бы во что-то вслушиваясь или силясь постигнуть
ускользающую от него мысль, и, как только это удалось ему, черты лица его
сразу же обмякли, и он как-то сожалеюще-любовно посмотрел в глаза Алексею.
ними стояла расковырянная штыком банка судака в томатном соусе. Они, видно,
приготовили ее давно, до начала воздушного боя, и все еще не ели, может,
потому, что не решили - чем. При подходе Алексея они не встали, но ожидающе
подобрались. Сразу же, увидев банку, Алексей хотел вернуться и прийти
попозже, но уйти, ничего не сказав курсантам, было нельзя, и он спросил, как
они отдохнули.
сидели и ждали от него чего-то другого, а не этого только вопроса, потому
что Алексей стоял прямо над банкой и старался не глядеть на нее и не глотать
приток слюны, он устыдился и покраснел от одной лишь мысли попросить сейчас
закурить.
ржавым соусом, почти к самому лицу Алексея протянул банку.
предполагаемое неповиновение сказал он. - И под низ давайте, а то разольете
к такой матери!..
ладоней банку и тут же протянул ее назад, но курсант, на отлете поддерживая
руки, побежал к своим и на полпути обернулся и напутственно кивнул Алексею.
приемом курсанта, поднес к его лицу банку, он отшатнулся и пораженно
спросил:
Алексей. - А табак, сказали, принесут после...
понимаешь всего этого! - И, побелев, скривив рот и пытаясь встать на колени,
осипло крикнул: - Отнеси сейчас же! Бегом! И никакого табака! Ничего! Они не
этим должны нас... Не этим!..
Панов Вадим
Посняков Андрей
Жюль Верн
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Емилина Ника