ресторане, думал Несси, а потом нас того и гляди подберут с проломленными
головами. Но это его не пугало: Несси вообще не знал, что такое страх.
деревьев. Стояли тут и другие машины - с блестящими, нагретыми солнцем
спинами. Было очень тихо и прохладно - здесь, наверху, этот обеденный час
скорее напоминал раннее летнее утро. Под деревянным мостиком о громадные
гладкие валуны билась вода, невидимкой журчала под ними. Не оборачиваясь,
не удостоив взглядом застывшие в вечной живой неподвижности сосны, они
молча вошли в ресторан. Внутри тоже было прохладно, но непроветрено, пахло
окурками и застывшим жиром, уныло жужжали большие ленивые мухи. Так же
лениво слонялись меж столиков плохо умытые, плохо выбритые официанты,
говорили они шепотом и удалялись с таким видом, словно больше никогда не
вернутся. Фанни нашла уединенный столик, подозвала официанта, затем
метрдотеля, заставила сменить скатерть, пепельницу, переставить вазочку с
искусственным цветком. Последним явился повар, потный и кислый, мрачно
выслушал Фанни, но удалился с явным почтением. Фанни вздохнула и
откинулась на спинку стула - похоже, она совсем протрезвела. Обернулась к
Несси и сказала улыбаясь:
желаниям, особенно неосознанным.
желаний.
Настоящее вообще только то, что в нас глубоко скрыто. Все, что обращено
наружу, к людям, - фальшиво. Или по крайней мере стерлось от долгого
употребления.
Вскоре официант принес им салат и две рюмки водки.
выпил.
нее был тоже холодный и не терпящий возражений.
Просто не привыкла. Такой уж у меня характер.
гораздо труднее, чем вежливый отказ.
убирайся!
чертиков.
самом деле станется выполнить свою угрозу. Напьется, сядет в машину и,
может быть, никогда больше не вернется в Софию. Сердце его оставалось
холодным. Несси еще никогда никого не жалел - даже собственную мать, когда
та покончила с собой. И все же к чему так бессмысленно уничтожать две эти
красивые игрушки - женщину и ее новенькую машину? Глупо да и безобразно.
Но он-то чем виноват? Во имя чего должен посягать на свой разум, отравляя
его этой омерзительной жидкостью?
буду я. Честолюбием я не страдаю. Будь здорова!..
удовольствия.
милый!
стекла - так обожгло горло. Но пока он встревоженно анализировал, что с
ним происходит, по всему его телу разлилось приятное тепло, наполнило его
каким-то смутным радостным возбуждением. Нет, начало, пожалуй, не так уж
плохо, плохое, верно, будет потом. Он сделал еще один глоток, побольше,
затем сказал:
Каким-то особенным, странным, небывалым? Стать чем-то, чем ты никогда еще
не был?
сумасшествием.
Ньютоном, Эйнштейном?
возможность удовлетворить самые тайные, самые сокровенные желания.
Иллюзорно, правда, но это неважно. Главное, человек освобождается.
никакого подсознания.
Как память. Может быть человек без памяти? По-моему, подсознание - это
изгнанная и оскорбленная память. Неудовлетворенная, запрещенная или
греховная память, как хочешь. Все то, что человек подавляет в себе. У
тебя, разумеется, тоже есть подсознание, только ты еще не знаешь, как к
нему подступиться.
какой-то смысл.
принесенную самим метрдотелем бутылку импортного вина невероятно красивого
цвета - густого, теплого, какого-то нутряного, словно бы светящегося в
чьем-то темно-красном зрачке. Его Несси пил уже с гораздо большей
легкостью, с ощущением вкуса, которого до сих пор ему явно не хватало.
Чувствовал он себя великолепно. Правда, мысли его время от времени
путались, но зато неслись они с гораздо большей легкостью, пожалуй, даже с
вдохновением, хотя он и не верил в подобные слова. Но когда они собрались
уходить, вдруг выяснилось, что Несси не может подняться со стула. У него
словно бы отнялись ноги. Правда, двигать ими было можно, но колени ни за
что не хотели сгибаться. Два официанта, ухмыляясь, взяли его под мышки и
вывели через черный ход. Фанни, не опьяневшая ни на градус больше, чем
была до обеда, устроила его под старой, ободранной сосной, укрыв взятым из
машины одеялом. Все это она сделала с серьезной заботливостью - изысканная
светская дама вдруг превратилась в обыкновеннейшую женщину, жену
какого-нибудь бухгалтера или токаря, обихаживающую своего
пьянчужку-муженька. Несси проспал около двух часов тяжелым непробудным
сном, почти одеревенев, с открытым ртом, на который бесстрашно садились
мухи. Некоторое время Фанни отгоняла их, потом и сама задремала рядом.
проговорил:
Несси никогда никого не приводил к себе раньше восьми вечера, это было для
него законом. Но сегодня вся его жизнь смешалась, почему бы не пойти еще
на одно, последнее нарушение? Дома никого нет, отец на работе. Впрочем,
это волновало Несси меньше всего - он давно привык не обращать на отца
никакого внимания. Тем более теперь он сам зарабатывал, имел собственные
деньги, хоть в общем и не очень ими интересовался.
почувствовал, как его охватывает странное, ни разу в подобных ситуациях не
испытанное возбуждение. Словно бы легкий озноб пробежал по его коже, когда
он обнял легкое и сильное тело Фанни. Она, казалось, угадала его необычное
настроение, потому что приблизила губы к его уху и умоляюще шепнула:
смысл. Но пока он старался изобразить Брандо, случилось невероятное. Дверь
распахнулась, и на пороге появился его отец. Находившийся к нему спиной
Несси не мог его видеть, он только почувствовал, что открылась дверь. Но
Фанни встретилась с Алекси взглядом и, не зная, что делать, зарылась лицом
в подушку. Отец мгновение ошеломленно смотрел на них, словно не веря своим
глазам, и, потрясенный, выбежал из комнаты. Всего мог ожидать Несси,
только не этого. Что-то неприятное, острое, даже страшное пронзило его с
головы до ног, что-то такое, чего он еще никогда не испытывал и, конечно,