архонтсовете, и пенсии своим старикам и инвалидам платят исправно, и
свадьбы-похороны обеспечивают - не бедней, скажем, чем богатейшие гильдии
камнерезов, гранильщиков, рыбных солельщиков, ледовщиков, стражников,
мытарей, - да мало ли в Киммерии богатых гильдий.
архонтсовет всегда решит и по потребностям недостающие начеканит), а те, что
малочислены. К примеру, гильдию коннозаводчиков, труженников Конного Завода,
уместившегося на крохотном острове Волотов Пыжик. На весь Киммерион - две
сотни лошадей, да столько же в остальной Киммерии, и все одной породы -
рифейской. Больше ее нигде в мире нет, и хорошо, что нет: растащили бы
местных каурок по зоопаркам. Вид у них больно уж необычный, молодые офени
порой даже не сразу понимают, что за животное такое. Но словами рифейскую
каурку не опишешь - видеть надо. Говорят, что прилита в них кровь
стеллеровой коровы (не то быка), но это, всего вероятней, досужие бабьи
россказни.
активность немного спадает лишь в субботу, потому что менялы, киммерийские
евреи, о работе слышать не хотят и уходят в синагогу, - да еще по
воскресеньям, потому что киммерийцы почти все люди православные, хотя блюдут
обе недели, и обычную в семь дней, и киммерийскую в двенадцать. Бобры
никаких выходных не признают и считают, что бездельники-люди выходные от
природной своей лени напридумывали.
Все каналы и протоки юго-восточного Киммериона, набережные островов
Касторового, Горностопуло и Неближнего (последний чаще именуют по-народному
- Полный Песец) плотно заселены бобрами. Но главное их пристанище, конечно,
длинный остров Бобровое Дерговище, лежащий к северо-востоку от Лисьего
Хвоста. Все набережные тут оборудованы под бобриные нужды, здесь бобры
покупают, продают и меняются, здесь они почти полные хозяева. Искусством
сплавлять из верховий Рифея тяжелые, тонущие в воде стволы железного кедра,
кроме бобров, не владеет никто. Бобры, поддерживая ствол, подгоняют его к
Обрату, а там меняют на мятную жвачку, на вьетнамские вяленые бананы,
картофельные и манговые чипсы, на переплеты классиков марксизма-ленинизма и
другую вкусную целлюлозу, на закуску же всегда просят дать хоть немного
засахаренных каштанов, - на этом лакомстве в бобровых хатках у малышни давно
крыша поехала.
молясины, и для себя - на дорогую мебель, на игрушки; режут из него и
народный музыкальный инструмент, киммерийскую лиру, на ней в зимние вечера
местные мастера и мастерицы бряцать любят. Ну, а бобры на древесине
железного кедра пребольшие бабки лихо заколачивают. Держат в лапах
торговлишку этим товаром два семейства: Мак-Грегоры, побогаче, и Кармоди,
победней, потому что помногочисленней. У обоих семейств есть конторы в
деловой части острова Миноева Земля, есть виллы к северу от города, на
Мебиусах, куда люди не ездят, потому как бобры в Киммерии, как и все прочие
граждане, имеют право на частную жизнь.
к сердцу Киммерии, острову Архонтова София, туда, где Архонтсовет и все
городское выборное начальство прозябает. Потом - к северу на остров с
загадочным названием Важнейшее Место, а потом к востоку, на Замочную
Насквозь, где раньше делали знаменитые на всю Внешнюю Русь амбарные замки;
промысел этот нынче зачах, почти весь остров засадили торчковыми туями, в
теплое время тут, как и в Роще Марьи, детишек выгуливают. Прямо из парка -
горбатый пешеходный мостик на остров Безвыходный, тот самый, на котором вот
уж сколько столетий прорицают на базарном киммерийском наречии местные
сивиллы. Раньше тут был еще и малый собор Святого Витта, но его по ветхости
еще при Евпатии Оксиринхе разобрали: негоже при языческой курильне церковь
содержать, но и древний жертвенник гасить тоже негоже, вот и осталась на
память от собора единственная улица острова - Витковские Выселки, одним лишь
общим названием да святым покровителем связанная с банно-кладбищенским
островом Земля Святого Витта. Испокон веков на Витковских Выселках живут и
сами сивиллы, и гипофеты, прорицательского бреда толкователи; есть тут и
лавки, торгующие сопутствующими товарами, от курений и цветочков рифейской
ели, их приносят в жертву сивиллам, до спутниковых телефонов, их киммерийцы
покупают как сувениры. Великий Змей, позволяя киммерийцам смотреть чуть ли
не все мировое телевидение, к мировой телефонной сети их не допускает. А
может, и допускает, но из Киммерии все равно звонить во Внешнюю Русь некому:
офени брезгают, а единственный киммериец во Внешней Руси, консул Спиридон
Комарзин, аккредитованный в городе Арясине на углу улиц 25 октября и 7
ноября, имеет на телефоны аллергию. Ну, а все новости можно найти и в
телевизоре, и в городской вечерней газете.
других ходил к сивилле просить прорицаний городской палач, цветовод Илиан
Магистрианыч, уже упоминавшийся выше заика. Ох, и трясло же его, когда в
первый раз пришел он к молодому гипофету Веденею заказывать оракульскую речь
после того, как ускользнул из его палачьих рук младший брат гипофета,
пойманный на мелком воровстве Варфоломей! Дернул же Илиана черт за язык -
при народе брякнуть насчет того, как славно поработает он над шкурой пащенка
из гипофетовой семьи! Но внес палач в кассу положенные три империала, еще
гипофету два (это ж тридцать целковых!) на чай оставил. Веденей ухом не
повел, деньги взял, серу и кориандр под треножником возжег, помог
старухе-сивилле на него взобраться, стал дожидаться прорицания. Старуха
синела и задыхалась, но молчала, молчала. Лишь когда дым загустел настолько,
что и сам Илиан побоялся, что рухнет, - или же запрорицает на неведомом
наречии вместо сивиллы, - старуха выкрикнула:
Палач, однако, буркнул, что и так все ясно, поднялся и побрел прочь через
Каменную Корму, Напамять и Говядин к себе, на Землю Святого Эльма, где
располагался застенок, единственный в Киммерионе, а также цветочные теплицы
Илиана, основной источник его дохода. "Кнутовище тебе зародись!" - так
кричали на базаре палачу острые на язык киммерийцы, когда казалась им
непомерной его цена на тюльпаны или настурции. Гипофет после ухода Илиана
вписал чаевые в налоговую декларацию, прочие деньги сунул в сейф до приезда
инкассатора с Миноевой Земли.
клептомании проявлялись у Варфоломея с детства, его лечили, но на
психованный учет не ставили: болезнь была какая-то для Киммериона не
местная, не своя. Поставили бы на учет - оказался бы парень на весь город
единственным легальным клептоманом, а ко всему единственному в городе
относились ревностно: единственные - это Великий Змей, Вечный Странник Мирон
Вергизов, ну, еще архонт, епископ, да, еще граф Сувор Палинский, вот,
пожалуй и все, что может быть в Киммерии единственное. Сивиллы - и те не
единственные, сменяются по старости, да и у гипофета всегда сменщик есть.
Веденей сам лишь недавно вышел из учеников, когда отец его преставился в
очень преклонных годах. Забот о младшем брате легло на плечи Веденея немало,
поэтому он был только рад, что после неудачной кражи непутевый парень на
несколько лет оказался приписан к хорошему дому, к многолюдной семье некогда
знаменитого в городе старика-камнереза. Ну, а что стражники-таможенники,
чуть брата не убившие, попали в подпол того же дома, в традиционное
киммерийское рабство с ограниченной ответственностью, так это уже и вовсе
настоящая удача. Брат проучен - может, за ум возьмется. А кто
переусердствовал, проучая - тот тоже бобром-кандибобером на рынок не
вылезет. По умному вышло, хотя и случайно. Словом, по-киммерийски.
По-русски, словом.
решил нанести. Зная, что в доме прописан знаменитый младенец, зашел гипофет
на тот рынок, что на острове Петров Дом, и купил три десятка киммерийских
игрушек - вырезанных из железного кедра бобров, бобрих и бобренят. Как раз
уложился в Илиановы чаевые - неприятные деньги, а ребенку - утеха. Весили
игрушки, правда, не меньше чугунных, но такие в городе общеприняты. Веденей
шел сквозь базар, стряхивая с широких плеч руки многочисленных вербовщиков.
По традиции, на Вербу в Киммерионе происходит вербовка наемных рабочих,
поварих, кухарок и всех других, кто работает без защиты гильдии, сам на
себя, - в этот же день происходит и годовой расчет, а отсюда происходит
(хоть и конец Великого Поста, и все люди православные, и так далее)
неизбежная пьянка. Так что с веселого базара хотелось поскорей уйти; Веденей
и на работе ежедневно нюхал многое неприятное, перегар в том числе. Такая
вот слабость у сивилл с годами из-за вредного их производства вырабатывется,
ничего не поделаешь. Однако большой пук вербных веточек с сережками гипофет
с базара унес.
Скрытопереломного переулка. Длинным, в полтора раза длинней
московского-питерского, киммерийским пальцем нажал на звонок. Дверь отворила
широкая в кости, восточного происхождения женщина в засыпанном мукой
переднике. Веденей угодил на кухню, где жар и пар висели чуть ли не такие
же, как на работе, возле сивилл, - но пахло не серой, а чем-то печеным и
весьма дорогим, ибо Киммерия спокон веков вынуждена ввозить пшеницу - берега
Рифея теплые, но вызревает на них только ячмень, да и того немного. Веденей
унюхал, что пекутся обычные для вербного дня пироги ни с чем. Отчетливо
пахло тут и рыбой; пост в доме, конечно, соблюдали, но плоть свою не
слишком-то морили. Если уж позволено в этот день потребление растительного
масла и рыбы, чего б не потребить? Веденей протянул женщине вербу, даже не
подумав, что есть на свете иные вероисповедания, кроме православного.
простите, всех зашел поздравить, да маленькому вербный гостинец вот принес!
- Женщина приняла мешок с деревянными бобрами, но сразу согнулась под его
тяжестью: во Внешней Руси игрушки весят меньше. Веденей извинился, но
татарка помочь ей не позволила.
Березин Федор
Акунин Борис
Жюль Верн
Прозоров Александр
Вронский Константин
Рыбаков Вячеслав