взглянула на меня.
свой поезд.
на станцию, но в то же время я не хотел упускать возможности побыть с ней
до последней минуты. (А завтра ты проснешься свободным, исцеленным от
любовного недуга и будешь улыбаться своими тридцатью двумя зубами. Да и
можешь ли ты в самом деле вообразить, что тебе придется стареть в обществе
дядюшки Бонафу и садовника с собачьими глазами?)
обратный путь был легче, дорога шла под уклон.
рывков, и я в безопасности, на твердой земле.
перебегала дорогу на Серизоль, и ее задавила машина. На этой дороге
никогда не было движения.
сводам собора. И ей удалось представить все таким образом, будто я -
главный виновник. С ее точки зрения собака умерла, потому что я уехал.
собираешься кого-то бросить). Я раздул эту искру.
они появились. Остановив велосипед посреди дороги, я обнял Терезу,
чувствуя, как ее хрупкая фигурка погружается в мое тело. "О черт! - думал
я. - Если бы всего этого не было! Моя любимая, моя милая маленькая
Тереза!"
подхватил одной рукой велосипед, а другой обмякшее, содрогающееся от
рыданий тело девушки и потащил обоих к краю дороги. Проезжая мимо,
водитель дал пару коротких отрывистых гудков, как бы говоря: "Что,
любовная ссора?" "Нет, мы не ссоримся, - мысленно ответил я ему, - мы
просто умираем".
появился. А теперь что мне делать? Я не смогу без тебя видеть, дышать. Я
не смогу без тебя засыпать и просыпаться. Я не смогу ничего делать.
Извини, - добавила она, всхлипывая, - все прошло. Извини. Я больше не
буду, обещаю.
Ее спина, прижавшаяся к моей груди, казалась мне тяжелейшим грузом, а мои
ноги, нажимавшие на педали - не более, чем дрожащим отражением в реке.
Когда мы добрались до станции, пришлось ждать у билетной кассы. Других
пассажиров не было, но не было и кассира. Наконец он появился. Щелчок
компостера - как печать судьбы. Платформа. Часы Аушвитц. Снова ожидание.
Мы приехали на 20 минут раньше, и нам нечего было сказать друг другу.
было страдать. Слова медленно текли, сливаясь в неоконченные фразы. Тереза
говорила об облаке, которое проплывало над станцией, она интересовалась,
откуда оно прилетело и куда улетит. "Оно умрет раньше, чем достигнет гор",
- сказала она. Судьба облаков занимала меня не больше, чем перемещение
пауков по стене, слонов по шахматной доске ели вурдалаков по болоту.
меня с торжествующим видом.
встретил меня?
оказывается, что два человека любят друг друга?
чемоданом в вагон, я осознал, что забыл ее поцеловать.
произносилось со дня творения. Очень скоро Тереза превратилась в маленький
светлый силуэт на платформе, очень прямой, очень ясный - я никогда не
видел ничего красивее. И ты уезжаешь! Я резко закрыл окно, сел в угол и
принялся созерцать фотографию площади св.Марка в Венеции. Поезд дал
свисток и стал набирать скорость, пересекая долину. Я знал, что, повернув
голову налево, увижу дом и парк, но воздержался. "Это только начало -
сказал я себе. - Стоп. Новый пункт. Постарайся смотреть на вещи разумно,
покажи, что ты большой мальчик. Найди другую мысль, чтобы первая вылетела
из головы (какая чушь...) Вот вторая мысль: произошло нечто таинственное.
Тайна. Языческие мистерии, совершаемые в полнолуние, - что они собой
представляли? Счастье? Это и есть счастье? Увидеть один раз и вспоминать
всю оставшуюся жизнь?!" Я понял, что кричу. Это не случалось со мной
довольно давно и в какой-то мере было даже забавно. Как говорится, надо
просто привыкнуть.
7
от одного занятия к другому, приходя в себя лишь ночью в постели,
одинокий, как зверь, зализывающий свои раны. К счастью, новая работа,
которую мне поручил Берни, позволяла отвлечься. Девицы Сен-Жермена, все
очаровательные создания не старше 21 года, безумные девицы, утопавшие в
волнах поп-музыки; и Вержю, как безумный снимающий их своим "Роллеем".
Девицам нравилось поверять мне свои секреты, рассказывать о своей жизни,
вплоть до тех далеких дней, когда они еще жили дома. ("Мои родители... О
Боже, не говорите мне о родителях, вы правда хотите, чтобы я рассказала о
своих родителях?") К трем часам одна из них оставалась со мной, словно
маленький сувенир ночи. Мы заканчивали беседу в постели в одной из комнат
на задворках Сен-Жермена, Шарантона или Монтружа. В каждой я тщетно
пытался найти лекарство от своего недуга. В этих едва созревших устах,
отдававших винно-табачным перегаром, я искал надежду на избавление. Их
всегда звали Лилиан, Даниель или Нора. Одна из них, раздеваясь, все время
переступала с ноги на ногу, как будто ей ужасно хотелось пописать. У
другой были кроткие невинные глаза; но как только она оказалась голой, они
загорелись бешеной страстью. Мы объезжали все новые закоулки на машине
Вержю, молодого человека, любившего колесить по пустынным улицам. Новый
клуб. Еще одна исповедь. Какая-то бывшая княгиня, отличавшаяся
изысканностью манер. Но когда мы стали танцевать, ее груди вдруг обхватили
меня, словно вторая пара рук, и ее губы страстно прижались к моим. По
какой-то неведомой причине (подобной причинам некоторых редких болезней) я
играл в эту игру совершенно искренне. Мое сердце было всюду сразу,
воспламеняясь во время оргазма. Потом, лежа на простыне, я пытался найти
магнитный полюс своей жизни, и вновь ко мне возвращалась Тереза. Я
вспоминал ее жесты, ее особую манеру изгибать спину и ее слова: "О, Серж,
я никогда больше не смогу заснуть, если не почувствую на лице твое
дыхание". А где была при этом Ким? Под утро я лежал рядом с ней, в лучшем
случае пьяный, не буйный, не печальный, не веселый, только задумчивый. Но
эта безмятежность была хрупкой. Кошмары, таившиеся во тьме, только и
ждали, когда я потеряю бдительность. Во сне я шагал по тротуарам, которые
кишели ужасными осклизлыми чудовищами. Они корчились в предсмертных
судорогах - безголовые, одноглазые или со ртом на животе. Я должен был
пробираться между ними и ни в коем случае не касаться, чтобы не
превратиться в одного из них. Потом я внезапно пробуждался. "Ты без конца
ворочаешься. Мне это надоело", - жаловалась Ким.
взглянул вниз, на самого себя, спящего. "Ты превосходно выглядишь! -
заметил я. - Просто превосходно... - Кто это сказал?.. - Ты, ты, идиот.
Тут больше никого нет... - А кто это сказал? Я же слышал голос... - Идиот,
это крыша твоего гроба отражает звуки твоего голоса".
сон. "В конце первого акта все персонажи застывают, словно заколдованные.
Камера медленно следует за Накилем, который бродит среди застывших
танцующих пар в поисках Гретель..."
Моральный дух команды покоился на прочном фундаменте. "Нам нужно съездить
куда-нибудь для восстановления сил", - сказала Ким - без проблем. Каждый
ее прозрачный нерв знал свое место. Она просто взяла меня за руку и
отвезла в Рамбуйе к Сторкам, каким-то своим друзьям, у которых был коттедж
Нортон Андрэ
Посняков Андрей
Земляной Андрей
Куликов Роман
Шилова Юлия
Самойлова Елена