Чтение 11–й страницы книги ~Внеклассное чтение (том 2)~

Фондорин как закричит:

- Мне такого выручательства не надобно! Да я лучше жизни лишусь!

- А заодно и ребенка погубите, да не простого, а вон какого? - покачала головой она, и Данила осекся. - Ах, сердечный мой друг, я чаяла по-иному, да не захотел Господь... Только не думайте, что я распутная.

- Вы святая, - прошептал Фондорин. По его лицу текли слезы, и он их не вытирал.

- Нет, я не святая, - вроде как даже обиделась Павлина. - И я вам это намерена доказать, сей же час. Чего теперь жеманничать? Не для него же беречься...

Она не договорила, взглянула на Митю.

- Митюшенька, кутенька... - Смутилась, поправилась. - Дмитрий, дружочек, оставь нас, пожалуйста, с Данилой Ларионовичем. Нам нужно поговорить.

Ага, оставь. А куда идти-то? Назад, к Еремею Умбертовичу? Только о себе думают!

Митя вышел из библиотеки, притворил дверь.

Лакей гасил свечи в стенных канделябрах, оставлял гореть по одной. Потом вышел в соседнюю комнату, дверь затворил. Такое, видно, в доме было заведение - к ночи двери в анфиладе прикрывать. Должно быть, из-за ночных сквозняков, предположил Митя.

Пристроился к лакею, переходил за ним из залы в залу. При живом человеке всё покойней.

В столовой, где сходились поперечные анфилады, повстречали другого лакея, который о визите Метастазио объявлял.

- Что тот господин? - боязливо спросил Митя. - Всё в салоне?

- Уехали, - ответил служитель. Как гора с плеч свалилась! Дальше пошел уже без опаски. Надо было на Давыда Петровича посмотреть - что он?

Князь сидел в салоне один, пристально смотрел на огонь.

Свечи на столе были загашены, но зато под потолком сияла огромная люстра - свечей, пожалуй, на сто, и от этого в комнате сделалось светло, нестрашно.

- А-а, ты, - рассеянно взглянул на мальчика Долгорукой. - Напугался чужого? Он с тобой только поздороваться хотел, он не злой вовсе. Расспрашивал про тебя, понравился ты ему. Ну иди сюда, иди.

Взял Митю за плечи, ласково улыбнулся.

- Как Павлиночка тебя любит, будто родного сыночка. И то, вон ты какой славный. А хочешь в большом пребольшом доме жить, много больше моего? У тебя там всё будет: и игрушки, какие пожелаешь, и настоящие лошадки. А захочешь - даже живой слон. Знаешь, что такое слон? Здоровущая такая свинья, с карету вышиной, вот с такими ушами, с длиннющим пятаком. - Он смешно оттопырил уши, потом потянул себя за нос. - Как затрубит: у-у-у! Хочешь такого?

- Да, я видел слона, его по Миллионной улице водили, - сказал Митя обыкновенными словами, без младенчества. Чего теперь таиться?

Но князь перемены в речи отрока не заметил - был сосредоточен на другом.

- Ну вот и умник, всё знаешь. Ежели тебя Павлиночка спросит (а она может, потому что у женщин это бывает, о важном у дитяти спрашивать): "Скажи, Митюша, менять мне свою жизнь иль нет?" Или, к примеру:

"Ехать мне к одному человеку или не ехать?" Ты ей обязательно ответь: менять, мол, и ехать. Обещаешь?

"Зря распинаетесь, сударь. Без вас уже решилось", - хотел сказать ему на это Митридат, но не стал. Пусть не радуется раньше времени.

- Обещай, будь золотой мальчик. - Князь погладил его по стриженой голове. - Э, братец. Гляди: макушку мелом запачкал. Дай потру.

Полез в карман за платком, а Митя ему:

- Не трудитесь, ваше сиятельство. Это не мел, а седина, изъян природной пигментации.

Нарочно выразился позаковыристей, чтоб у Давыда Петровича отвисла челюсть.

Ждал эффекта, но все же не столь сильного. Челюсть у Долгорукого не только отвисла, но еще и задрожала. Мало того - губернатор вскочил с кресла и попятился, да еще залепетал околесицу:

- Нет! Невозможно! Нет! Почему именно я? Я не смогу... Но долг...

Пожалуй, изумление было чрезмерным. Митя уставился на остолбеневшего князя и вдруг почувствовал, как по коже пробегает ознобная жуть.

Этот особенный взгляд, исполненный ужаса и отвращения, он уже видел, причем дважды: в новгородской гостинице и в Солнцеграде.

Неужто снова чадоблуд или безумец?

Сейчас как накинется, как станет душить!

Митя отпрянул к двери.

- Постой! - захромал за ним губернатор, пытаясь изобразить умильную улыбку. - Погоди, я должен тебе что-то показать...

"Ничего, я отсюда посмотрю", - хотел ответить Митя, но стоило ему открыть рот, как Долгорукой замахал руками:

- Молчи! Молчи! Не стану слушать! Не велено!

И уже больше не прикидывался добреньким, занес для удара трость.

Толкнув приоткрытую дверь, Митя шмыгнул в соседнее помещение и быстро перебежал к следующей двери, отчаянно крича:

- Данила! Дани-ила-а! Высоченная, в полторы сажени, дверь была хоть и не запертой, но плотно закрытой. Он повис на ручке всем телом, только тогда тяжелая створка подалась.

Пока сражался с сими вратами, Давыд Петрович, припадая на подагрическую ногу, подобрался совсем близко.. Чуть-чуть не поспел ухватить за воротник.

В следующей комнате повторилось то же самое: сначала Митя оторвался от преследователя, потом замешкался, открывая дверь, и едва не был настигнут.

Не переставая звать Данилу, злосчастный беглец забирался все дальше по нескончаемой анфиладе, уже потеряв счет комнатам и дверям. А потом, уже знал он, будет вот что: очередная комната окажется слишком маленькой, и хромой успеет догнать свою жертву.

- Стой же ты! - шипел Давыд Петрович, охая от боли и по временам пробуя скакать на одной ноге. - Куда?

В оружейной, где на пестрых коврах висели кривые сабли и ятаганы, попалась живая душа - лакей, надраивавший мелом круглый пупырчатый щит.

- Спасите! - бросился к нему Митя. - Убивают!

Но тут в проеме возник хозяин. Он цыкнул, и слугу как ветром сдуло. Больше Мите никто из челяди не встречался. Попрятались, что ли?

Где же Данила? Ужель не слышит зова? Кричать больше не было мочи, дыхания хватало лишь на рывок через пустое пространство, чтоб потом повиснуть на рукояти, моля Господа только об одном: пусть следующее помещение окажется не слишком тесным.

Однако погибель таилась не там, где он ждал.

Пробежав отрадно большой залой (видел ее прежде, но сейчас разглядывать было некогда), Митя стал открывать дверь и не сразу понял, что не откроется - заперта не то на ключ, не то на засов. А когда понял, на маневр времени уже не оставалось: гонитель был совсем близко, и в руках у него теперь была не трость, а огромный турецкий кинжал - не иначе со стены снял.

В отчаянии Митя заколотил в предательскую дверь кулачками. Да что толку?

Сзади, совсем близко, послышалось бормотание:

- Господи, укрепи, дай силы. Всё, всё... Только и оставалось, что зажмуриться. Лязгнуло железо задвижки, дверь распахнулась.

На пороге стоял Данила: в рубашке, панталоны расстегнуты, одна нога разута. Спал! Друга жизни лишают, а он почивать улегся! Из-за Данилиной спины донесся шорох, будто пробежал кто-то легкий и тоже необутый, но Мите было не до загадок.

- Опять! - только и смог выдохнуть он, обхватывая своего вечного спасителя за пояс.

- Что вы себе позволяете, князь? - воскликнул Фондорин. - Зачем вы гоняетесь за мальчиком с оружием? Пусти-ка, Дмитрий.

Митя пал на четвереньки, проворно отполз в сторону. А вдруг Долгорукой начнет Данилу рубить?

Но нет, на Фондорина смертоубийственный пыл князя не распространялся. Давыд Петрович опустил ятаган, другой рукой схватился за сердце - видно, убегался. - Опять? - повторил Данила. - Ты сказал "опять"? Вот оно что! Тут не безумие, я ошибался!

Он подскочил к губернатору, вырвал кинжал и отшвырнул подальше, потом ухватил Долгорукого за отвороты и тряхнул так сильно, что у того на воротник с волос посыпалась пудра.

- Вы получили письмо от Любавина! - прорычал Фондорин страшным голосом. - Чем вам обоим помешал ребенок? Это Метастазио, да? Отвечай, не то я проломлю тебе череп!

Схватил со столика узкогорлый бронзовый кувшин и занес над макушкой князя.

- При чем здесь Метастазио? - прохрипел тот. - И какой еще Любавин? Не знаю я никакого Любавина!

- Лжешь, негодяй! Я помню, ты состоял с ним в одной и той же ложе, "Полнощной Звезде"!

- В "Звезде" состояло пол-Москвы, всех не упомнишь! - Губернатор не сводил глаз с бронзы, зловеще посверкивавшей у него над головой. - А, вы про Мирона Любавина, отставного бригадира? Да, был такой. Но, клянусь, он мне не писал...

Мите послышалось, что коротенькое слово "он" Давыд Петрович произнес как бы с уда рением. Кажется, отметил это и Фондорин.

- Он не писал? А кто писал? И что? Когда ответа не последовало, Данила стукнул князя сосудом по лбу - не со всей силы, но достаточно, чтобы раздался не лишенный приятности звон.

- Ну!

- Вы с ума сошли! У меня будет шишка!

Я... я не имею права вам говорить... Вы ведь тоже были братом и, как мне говорили, высокой степени посвящения. Вы знаете об обетах.

- Каких еще обетах!? Масонов в России более нет! Все ложи распущены!

Князь стиснул губы, замотал головой.

- Я более ничего не скажу. Можете меня убить.

- И убью! Молитесь!

В отличие от Пикина, Давыд Петрович молиться не отказался, но произнесенная им молитва была странной, Мите такую слышать не доводилось.

- "Всеблагой Истребитель Сатаны, я в Тебе, Ты во мне. Аминь", - прошептал князь, закрыв глаза.

- Что-что? - удивленно переспросил Данила. - Но ведь это формула сатанофагов!

Долгорукой встрепенулся:

- Вы... знаете?!

- Да, мне предлагали стать братом Ордена Сатанофагов, и я даже получил первый градус послушника-оруженосца, но...

- Ах так! Это меняет дело! - Долгорукой повернул на пальце перстень и показал Даниле. - Если вы оруженосец, то должны мне повиноваться. Видите знак четвертого градуса?

Фондорин отпустил князев фрак и бросил кувшин.

- Вы не дослушали. Я так и не стал членом Ордена, и на то было две причины. Во-первых, в ту пору мне было не до общественного блага - я искал пропавшего сына. А во-вторых, я убедился, что ваша линия масонства неправедная, обманная. Я не верю, что людей можно облагодетельствовать насильно, против их воли.

- Не обманная, а истинная! - горячо возразил Давыд Петрович. - Это все прочие ордена и ложи - пена, морок, светская забава. Мы же существуем для того, чтоб, не щадя собственного живота, истреблять Зло! Как вы с вашим умом и ученостью этого не понимаете? Мы, сатаноборцы, - взрослые, а все прочие - дети. Долг взрослого наставлять ребенка, пускай даже по неразвитости ума тот и противится наущению!

- Видел я, как вы только что пытались наставить ребенка. Так кто прислал вам письмо? Брат старшего градуса?

Князь молчал, очевидно, не зная, отвечать ли. Похоже, Данилина осведомленность о таинственном Ордене поколебала его непреклонность.

- Нет. Об этом... существе, - сказал он наконец, опасливо взглянув на Митю, - была депеша из более высокой инстанции.

- От Орденского Капитула?

- Еще высшей, - негромко произнес губернатор, с каждым мгновением делаясь все уверенней. - Самой высокой.

- Неужели Дмитрий навлек на себя гнев Великого Мага? - Фондорин тоже посмотрел на Митю - без опаски, а скорее с любопытством. - Но чем?

- Не знаю. Однако я получил послание от Великого Мага. - Давыд Петрович торжественно поднял палец. - Со Знаком Усекновения! Мог ли я ослушаться? Я брат Авраамова градуса, я третий обет давал!

- Что это - третий обет?

- Вы не знали? Ах да, вы ведь не поднялись выше первого градуса, а это еще не настоящее членство. У нас старшинство считается по обетам повиновения. Чем строже и самоотверженней послушание, тем выше градус. Младшие рыцари, братья Иова Многострадального, дают простейший обет: исполняй наказ старших без ропота. Третий градус, Иисусовы братья, дают клятву, ежели понадобится, взойти на крест. Те же, кто, подобно мне, удостоен четвертого градуса, ручаются во имя Добра умертвить и собственного сына, подобно библейскому Аврааму. Пятый градус именуется Фаустовым, и в чем состоит его обет, мне неизвестно.

- Об этом нетрудно догадаться, - пожал плечами Фондорин. - Готовность по приказу старшего поступиться собственной душой. Обычно беззаветная борьба во имя Добра заканчивается именно этим. Кто же у вас Великий Маг?

Князь рассмеялся, будто Данила произнес не вполне приличную, но довольно смешную шутку.

- Мне известно лишь, что прежний Великий Маг в позапрошлом году умер, назначив себе преемника. Кто он таков, знает лишь один человек - сам преемник. Ведь члены Капитула видят Великого Мага всего один раз, на церемонии посвящения, причем он не снимает маски. Потом они лишь получают от него наказы и послания. У меня как Авраамова брата в подчинении три рыцаря третьего градуса, имена которых вам знать незачем. Надо мною же поставлен Фаустов брат, которого я вам тем более не назову. Письмо Великого Мага пришло ко мне от него, по эстафете.

Данила снова схватил губернатора - на сей раз за локоть.

- Рассказывайте, что было в письме! Нет, лучше покажите.

- Не верите? - горько усмехнулся Долгорукой. - Не воображаете ли вы, что я сам, по собственному произволу, вздумал гоняться с булатом в руке за мальчишкой? С моей-то подагрой! Хорошо, следуйте за мной. Письмо в кабинете. Но одно условие. - Он покосился на Митю. - Этот должен быть всё время рядом, не отпускайте его.

- Да уж не отпущу, - пообещал Фондорин, взял Митридата за руку и тихонько пожал: не бойся.

А Митя уже не боялся. С Данилой чего боятся? Только вот голова шла кругом. Какие еще сатанофаги? Какой Маг? Что им нужно от семилетнего человека?

Снова шли чередой пустых комнат. И Долгорукой, и Фондорин прихрамывали - первый из-за подагры, второй по причине половинной обутости.

Князь искоса взглянул на Данилины ноги.

- Вы уже собирались ложиться? Но почему в библиотеке? Разве не хороша отведенная вам комната?

- Не о том говорите! - грозно прикрикнул на него Фондорин. - Я должен видеть доказательство, что вы не лжете!

В кабинете губернатор открыл потайной шкафчик, спрятанный за портретом государыни, вынул шкатулку, из шкатулки узкий пакет. Поцеловал его, передал Даниле.

- Вот, читайте сами.

Фондорин развернул письмо, пробежал глазами. По его лицу пробежала брезгливая судорога.

- Ага, кажется, я знаю, кто у вас Маг. Послушай-ка, Дмитрий, сию любопытную эпистолу.

"От Отца и Великого Мага Членам Капитула, а равно с ними Фаустовым и Авраамовым братьям, обретающимся в Столицах и на дороге меж оными, в Новгородском и Тверском наместничествах. Дело, коему мы служим, в смертной опасности. Неисчерпаемы козни Сатаны. Ныне отправил он, чтобы погубить нас, своего порученца, который обличьем малый отрок, сутью же бес. Опознать его так: ростом он аршин и три вершка, лицо круглое, волос коришнев, глаза карие, а особливо приметен Люциферов знак на голове - седой круг в полтора вершка, и говорит он не как-.малые дети говорят, а по-ученому. Повелеваю отыскать сего бесовского карлу, который следует из Санкт-Петербурга в Москву, и, едва завидев, сразу истребить. Речей его не слушать, ибо они полны лжи и соблазна. Раздавить без малейшего промедления, отнюдь не сомневаясь, как ядовитую гадину. Братьям градусов ниже Авраамова, не принесшим высоких обетов, тож приказать искать бесенка, однако же чтоб ничего противу него не предпринимали, а того наипаче не вступали с ним в разговор, лишь сообщили старшему над собой рыцарю. Тот же должен уничтожить вражонка сам, своею рукой".

Внизу двойной крест, он же Знак Усекновения - печать Великого Мага, мне про нее рассказывали. Ну, что ты на это скажешь, Дмитрий?

- Неужели...? - ахнул Митридат.

- Похоже на то. Ловок наш черноглазый приятель, а? И в самом деле маг, циркист. Ему б на ярмарке фокусы показывать!

У Мити внутри всё похолодело. Это же Метастазио, неугомонный итальянец! Мало ему власти, какой обладает Фаворитов наперсник, он еще, выходит, Великий Маг тайно-то ордена!

- Но князь-то, князь хорош! - покачал головой Фондорин. - А Мирон Любавин? Ведь просвещенные люди! Какие посланцы Сатаны, какие бесенята? Опомнитесь, ваше сиятельство! Не при Игнациусе Лойоле живем, осьмнадцатый век на исходе!

- Какие посланцы Сатаны? - Давыд Петрович сделал вид, будто удивлен нелепостью вопроса. - А кто ж, по-вашему, пол-Европы кровью залил? По чьему наущению на родине Просвещения головы, как капустные кочаны, с плахи летят? Это он, Враг Человеческий, его происки! Чует, что его время близко. Я в Бога не верю, а в Диавола верю, потому что вижу дела его ежечасно, Божьих же не узреваю вовсе. Кругом зло, стяжательство, неправда, попирание слабого сильным. Где ж тут Бог? Нет, сударь мой, мы, люди, принуждены воевать с Сатаной одни-одинешеньки, никакая высшая сила нам не поможет. А Сатана хитер, изобретателен, многолик. Пугачев кто был, не его посланец? А граф Калиостро? Иль недавние Марат с Робеспьером? Сатаноборцы тщатся возвести фортецию гармонии и благонравия, а Нечистый подводит апроши, закладывает мины. Дьявол - он не с копытами и не с рогами. То обернется сладкоречивым мыслителем, то прекрасной девицей, то почтенным старцем. Иной же из человеков однажды проснется поутру и обнаружит Сатану в зеркале, глядя на собственное отражение. Потому что Сатана и внутри нас! Так стоит ли удивляться, что он избрал для своих нужд плоть ребенка? Куда как хитро кто станет опасаться невинного дитяти?

- Да зачем? Для какой такой надобности? - воздел руки Данила. - Что за добровольное ослепление!

- Не знаю, - отрезал Долгорукой. - Мне довольно того, что это ведомо достойнейшему и мудрейшему из нас, Великому Магу. А слепец, сударь мой, вы. Чертенок вас околдовал, как еще прежде околдовал Павлину. Да очнитесь вы! Не удерживайте меня, а лучше помогите раздавить этого василиска! Посмотрите, какие у него глаза! Разве у детей бывают такие глаза?

Он указал дрожащим перстом на Митино лицо.

Данила посмотрел, вздохнул.

- Да, глаза для семилетнего мальчика необычные. Чересчур печальные, потому что в свои малые годы Дмитрий уже видел много злого и мерзкого... Хороша у вас выйдет крепость гармонии и справедливости, если на строительный раствор вы употребляете кровь детей. Подумайте об этом на досуге.

Он выпустил князев локоть и отступил назад.

- Я не трону вас, хоть вы и заслуживаете кары. Благодарите вашу племянницу. Но я требую, чтобы вы немедленно доложили по вашей эстафете: искомый отрок найден, посему охоту на него следует сей же час прекратить.

- Невозможно! Несчастный, вы не понимаете...

- Молчите! - возвысил голос Фондорин. - Да, я знаю, что в вашем Ордене приказам не перечат. Но знаю я также и то, что в самом скором времени вашему Магу за Дмитрия заплатят выкуп... - Он закашлялся и глухо продолжил. - Бесценный выкуп. Приговор будет отменен. Даю вам в том слово Данилы Фондорина.

Князь прищурился.

- Я вижу, сударь, вам известно нечто, чего не знаю я. И поскольку по вам видно, что вы человек чести, я должен вам верить. Однако же, если вы ошибаетесь?

- Найти Дмитрия будет нетрудно. Я нынче же отвезу его в родительское имение - село Утешительное, Звенигородского уезда. Мы более ни на минуту не останемся в вашем доме.

- Нет-нет! - воскликнул губернатор. - Отлично понимаю, что после случившегося вам неприятно пребывать со мною под одной крышей, но умоляю, останьтесь хотя бы до утра. Куда вы поедете на ночь глядя? Я сам уеду, прямо сейчас. Моя подмосковная всего в часе езды от заставы. В том, что вы говорите о строительном растворе и крови ребенка, мне видится некая глобальная идея, над которой стоит задуматься.

И Давыд Петрович, понурившись, захромал к двери.

- Вот-вот, задумайтесь, - крикнул ему вслед Данила. - А когда придете к единственно возможному выводу, я вам открою тайну Великого Мага. То-то ахнете!

Потом обернулся к Мите и покаянно приложил руку к груди.

- Я безмерно виноват перед тобой, мой бедный друг! Ты едва не лишился жизни из-за моей нерасторопности. Теперь я припоминаю, что слышал доносившиеся издали крики, но не дал себе труда озаботиться их происхождением, ибо пребывал не на земле, а на небе.

- Как это на небе? - заинтересовался Митридат, но тут же догадался. - А, в аллегорическом смысле. Верно, задумались над какой-нибудь возвышенной материей и воспарили мыслями в заоблачные сферы?

- Вот именно, в заоблачные, - прошептал Фондорин, глядя поверх собеседника. - Куда не чаял, что простым смертным есть доступ! Краткий миг самозабвенья! - Он содрогнулся. - А расплата за него могла быть ужасной. Ты чуть не погиб! Вот лишнее подтверждение максимы, гласящей: Разум не для счастливых, Счастие не для разумных. Можешь ли ты простить меня, маленький страдалец?

От этих слов Мите сделалось себя очень жалко. Он всхлипнул.

- Я кричал, кричал, голос сорвал, а вас нет и нет. Думал, конец... Все против меня, да? Я им бесеныш, дьявольское семя, да? Что я им сделал? То душить, то в прорубь, то ятаганом! Ы-ы-ы!

И зарыдал в голос, обхватив Фондорина руками. Тот переполошился, принялся гладить мученика по голове, бормоча извинения, а Митя уже разжалобил себя до судороги, до икоты.

- А-а, масоны проклятые! - выкрикивал он бессвязно. - Понаехали! Будто нам своих злодеев мало!

Рука, гладившая его по макушке, остановилась.

- Про масонов ты неправ. Не уподобляйся невеждам, которые считают сие добродетельное движение дьявольским заговором.

- Кто же они, если не заговорщики? - спросил Митридат сквозь слезы. - Всё секретничают, от людей прячутся.

- Если они и заговорщики, то не по своей воле, а оттого, что в мире пока еще правит Злоглупость, а сторонники Доброразумности немногочисленны и принуждены действовать тайно. Вернемся в библиотеку, дружок, там осталась моя одежда. А по дороге я расскажу тебе о масонах. Только, прошу, не рыдай больше, это разрывает мне сердце.

Данила взял Митю за руку и повел через комнаты в обратную сторону.

- Беда не в масонах, а в том, что есть истинные масоны и ложные. Ведь кто такие вольные каменщики? Это добрые и разумные люди, которые в начале нашего просвещенного столетия задались высокой целью перестроить общественное здание. В нынешнем своем виде сия постройка являет собою не то тюрьму, не то свинарник. Масоны же мечтают возвести прекрасный и благородный храм, где будут править братская любовь и милосердие. Истинные братья-каменщики - те, кто понимает, что храм нужно прежде построить в своей душе, и только после этого он может принять вид вещественности. Но, разумеется, сыскалось немало ретивцев и суеумцев, которые устроили собственные объединения по примеру масонских, преследуя совсем иные цели.

- Какие? - гнусаво спросил Митя, Вытирая рукавом мокрые щеки.

- Власть, - коротко ответил Фондорин. - Барон Рейхель, достойнейший из русских каменщиков, говорил: "Всякое масонство, имеющее политические виды, есть ложное". Яснее не скажешь.

Они вошли в библиотеку, которая выглядела так, будто там недавно дрались или дебоширили. На полу валялись предметы одежды, в том числе неожиданные, вроде красной ленты или шелкового чулка. Пюпитр для чтения упал, книги рассыпались. Канапе отъехало от стены и покосилось, оттопырив подломившуюся ножку. Митя вопросительно взглянул на Фондорина, но тот беспорядка то ли не заметил, то ли счел недостойным внимания. Ленту и чулок сунул в карман, обул второй башмак, поднял с глобуса жилет, с кресла камзол, всё это время продолжая рассказывать.

- "Полнощная Звезда", куда входили Мирон Любавин и хозяин сего дома, почиталась ложей серьезной, туда дураков и бездельников не принимали. По слухам, к "Звезде" принадлежал и сам Наследник. А поскольку его высочество числился при дворе в прокаженных, слишком явные честолюбцы держались от "полунощников" подальше. Дальнейшего хода событий я не знаю, поскольку сделался лесным отшельником, однако угадать их нетрудно. - Данила стал завязывать галетух, но без зеркала у него не выходило - узел то получался кривой, то вовсе расползался. - Полагаю, что твой ненавистник и главный враг состоял в "Полнощной Звезде"

на одной из высших должностей, дававших доступ к полному членскому списку: был мастером, приором или генеральным визитатором. Одновременно он являлся и братом Ордена Сатанофагов, наитаинственнейшего из всех. Когда прежний Великий Маг решил назначить своим преемником Метастазио (а сие аттестует покойника не слишком лестным образом), дальновидный итальянец стал привлекать в сатаноборцы самых дельных из числа "полуношников", тем более что в ту пору ложа как раз должна была прекратить свое существование. Сатаноборцы же, придерживавшиеся особой конспиративности и потому широкому кругу масонов неизвестные, самораспускаться не стали - наоборот, пополнили свои ряды за счет людей, подобных Долгорукому и Любавину.