Чтение 11–й страницы книги ~Алмазная колесница (том 2)~

- Не за что. Двигаемся дальше. После неудачной антрепризы с ползучим гадом Безликий откуда-то узнаёт, что у следствия появилась еще одна странная, неслыханная улика - отпечатки его пальцев. В отличие от Бухарцева, да, признаюсь, и вашего покорного слуги, Безликий отнесся к этому обстоятельству очень серьезно. И я догадываюсь, почему. Вы ведь составили словесный портрет человека, которого Маса видел в "Ракуэне"?

- Да.

- Он совпадает с приметами вашего незваного гостя?

- Очень мало. Лишь по части роста - чуть больше двух аршин - и субтильности. Однако в Японии такое телосложение не редкость. В остальном же... Маса видел в притоне дряхлого старика, сутулого, с трясущейся головой, с пигментными пятнами на лице. Мой же с-старичок был вполне бодр и свеж. Я бы дал ему не больше шестидесяти.

- Вот-вот, - поднял палец консул. - Про ниндзя известно, что они мастера менять облик. Но, если теория мистера Фолдса верна, отпечатки своих пальцев изменить невозможно. Схожесть оттиска на воротничке и на зеркале это подтверждает. Так или иначе, Безликий пошел на отчаянно дерзкий шаг - уничтожил улики прямо в кабинете начальника полиции. Попытался скрыться, но не удалось. Любопытно, что перед смертью он произнес: "Конгодзё".

- Я правильно запомнил?

- Да. "Конгодзё" означает "Алмазная колесница".

- Что? - поразился титулярный советник. - В каком смысле?

- Сейчас не время затевать подробную лекцию о буддизме, поэтому объясню коротко и упрощенно. В буддизме существует две основных ветви, так называемые Колесницы. Каждый, кто желает Освобождения и Света, может выбрать, на какую из них ему садиться. Малая Колесница мчится по дороге, что ведет к спасению только твоей собственной души. Большая Колесница - для того, кто хочет спасти всё человечество. Приверженец Малого Пути стремится к тому, чтобы достичь статуса архата, абсолютно свободного существа. Приверженец Большого Пути может стать бодхисатвой - идеальным существом, которое исполнено сострадания ко всему сущему, но не хочет вкусить Свободы до тех пор, пока несвободны все остальные.

- Мне больше нравятся б-бодхисатвы, - заметил Эраст Петрович.

Доронин улыбнулся:

- Это потому что они ближе к христианской идее самопожертвования. Я мизантроп и предпочел бы стать архатом. Боюсь только, праведности не хватит.

- А что же такое Алмазная Колесница?

- Это совершенно особое ответвление буддизма, весьма запутанное и изобилующее тайнами. Непосвященным про него мало что известно. В соответствии с этим учением человек может достичь Просветления и стать Буддой еще при жизни, но для этого требуется особенная твердость в вере. Потому-то колесница и называется алмазной - ведь в природе нет ничего тверже алмаза.

- Решительно не понимаю, - сказал Фандорин, подумав. - Как можно достичь просветления и стать Буддой, если совершаешь убийства и вытворяешь м-мерзости?

- Ну, это, положим, не штука. Мало ли гадостей вытворяют наши с вами святоши, да всё во имя Христа и душеспасения? Дело не в учении. Я знаю монахов из секты Сингон, исповедующей путь Алмазной Колесницы. Просветляются себе, никому не докучают. Посторонних в свои дела не пускают, но и сами чужими делами не интересуются. Притом нисколько не фанатики. Трудно вообразить, чтобы кто-то из них отрезал себе физиономию с воплем "Конгодзё!". Главное, я никогда не слышал, чтобы эта формула имела магическое значение... Видите ли, в японском буддизме считается, что некоторые сутры или словесные формулы обладают магической силой. Есть заветное заклинание "Ному Амида Буцу", есть Сутра Лотоса "Наму мёхо рэнгэкё". Монахи повторяют их тысячи раз, веря, что тем самым продвинутся по Пути Будды. Вероятно, существует и какая-нибудь фанатичная секта, придумавшая себе восклицание "Конгодзё"... - Всеволод Витальевич развел руками. - Увы, в подобных материях европейцу не разобраться. Вернемтесь-ка лучше к Безликому, пока не заплутали в буддийских чащах. Проверим логическую последовательность событий. Вопрос: за что убили Благолепова? Ответ: За то, что кому ни попадя болтал о ночных пассажирах. Другой причины насылать мастера хитрых убийств на столь никчемного человечишку вроде бы не было. Так?

- Так.

- Безликий - ниндзя, которых, как известно из истории, нанимают за деньги. Особый вопрос, откуда в 1878 году мог взяться ниндзя, - может быть, мы теперь никогда этого не узнаем. Но раз уж нашелся человек, решившийся жить и умереть по законам этой секты, то наверняка способ существования у него был тот же самый. Иными словами, это был наемник. Вопрос: кто его нанял? Ответ: неизвестно. Вопрос: зачем наняли?

- Прикрывать и охранять троих самураев из Сацумы? - предположил Фандорин.

- Скорее всего так. Нанять такого мастера наверняка стоит больших денег. Откуда они у бывших самураев? Значит, в игре участвуют серьезные закулисные игроки, способные делать высокие ставки, чтобы сорвать банк. Банк нам известен - это министр Окубо. Вот всё это я и напишу в докладе на имя посланника. Присовокуплю, что руководителем, связным или посредником сацумских убийств является содержатель игорного притона. Японская полиция следит за ним, и это на сегодняшний день единственная наша зацепка. Что скажете, Фандорин? Не упустил ли я чего-нибудь в своем анализе ситуации?

- Анализ вполне хорош, - признал титулярный советник.

- Мерси. - Консул приподнял свои темные очки, устало потер глаза. - Однако начальство ценит меня не столько за способность производить анализ, сколько за умение предлагать решения. Что ж я напишу в резюмирующей части доклада?

- Выводы. - Фандорин тоже подошел к окну, посмотрел, как в саду под дождем покачиваются листья акаций. - Числом четыре. Заговорщики имеют в полицейских кругах своего агента. Это раз.

Доронин вздрогнул:

- Откуда вы взяли?

- Из фактов. Сначала убийца узнал, что у меня есть свидетель убийства Благолепова. Потом кто-то предупредил сацумцев о засаде в г-годауне. И наконец, ниндзя знал о существовании отпечатков и о том, где они хранятся. Вывод может быть лишь один: с заговорщиками связан либо кто-то из моей группы, либо одно из лиц, получающих сведения о ходе расследования.

- Например, вроде меня?

- Например, вроде вас.

Консул сдвинул брови, помолчал.

- Хорошо, с первым выводом ясно. Дальше.

- Горбун безусловно знает о слежке и ни в коем случае сам не выйдет на связь с сацумцами. Это два. Следовательно, нужно вынудить Горбуна к действию. Это три. Однако, чтобы снова не произошло утечки, операцию нужно провести втайне и от муниципальной, и от японской полиции. Это четыре. Всё.

Обдумав сказанное, Доронин скептически качнул головой:

- Так-то оно так. Но что значит "вынудить к действию"? Как вы себе это представляете?

- Нужно, чтобы Сэмуси избавился от слежки. Тогда он непременно кинется разыскивать своих сообщников. И выведет на них меня. Но для проведения этой операции мне нужна санкция на самостоятельные действия.

- Какие именно?

- Пока не знаю, - бесстрастно ответил титулярный советник. - Такие, какие п-понадобятся.

- Не хотите говорить? - понял Доронин. - Ну и правильно. А то сорвется ваша операция, и вы меня в шпионы запишете. - Он побарабанил пальцами по стеклу. - Знаете что, Эраст Петрович? Для чистоты опыта я и посланнику не стану писать о ваших выводах. Что же до санкции, то считайте, что получили ее от вашего непосредственного начальника. Действуйте, как найдете нужным. Только вот что... - Консул слегка замялся. - Может быть, вы согласитесь взять меня... нет-нет, не в конфиденты, а хотя бы в исполнители? Одному, без помощи, вам будет трудно. Я, конечно, не ниндзя, но выполнить какое-нибудь несложное задание мог бы.

Фандорин окинул взглядом тщедушного Всеволода Витальевича и вежливо отказался:

- Благодарю. Мне будет достаточно письмоводителя Сироты. Хотя нет. Пожалуй, сначала мне нужно с ним поговорить...

Титулярный советник заколебался - вспомнил, что в последнее время японец ведет себя немного странно. Без повода бледнеет и краснеет, смотрит как-то исподлобья. В отношении письмоводителя к вице-консулу, вначале чрезвычайно дружественном, явно произошла перемена.

Эраст Петрович решил выяснить, в чем тут дело, незамедлительно.

Пошел в канцелярию, где девица Благолепова оглушительно колотила по кнопкам "Ремингтона". Увидев Фандорина, она вспыхнула, быстрым движением поправила воротничок и застучала еще проворней.

- Мне нужно с вами поговорить, - тихо сказал титулярный советник, наклонившись над столом Сироты.

Тот дернулся, побледнел.

- Да, мне тоже. Давно пора.

Эраст Петрович удивился. Осторожно спросил:

- Вы хотели говорить со мной? О чем?

- Нет, сначала вы. - Письмоводитель поднялся, решительно застегнул сюртук. - Где вам угодно?

Провожаемые истерическим треском "Ремингтона", вышли в сад. Дождь перестал, с ветвей падали стеклянные капельки, над головой звонко пели птицы.

- Скажите, Сирота, вот вы связали свою жизнь с Россией. Могу ли я спросить, почему?

Письмоводитель выслушал вопрос, напряженно прищурился. Ответил четко, по-военному, словно подготовился заранее:

- Господин вице-консул, я решил связать свою жизнь с вашей страной, потому что Россия очень нужна Японии. Восток и Запад слишком различны, им не слиться друг с другом без посредника. Когда-то в древности роль моста между Японией и великим Китаем выполняла Корея. Теперь, чтобы гармонично соединиться с великой Европой, нам необходима Россия. Благодаря помощи вашей страны, которая объединяет в себе и Восток, и Запад, моя родина расцветет и вольется в ряды великих держав мира. Конечно, не сейчас, а лет через двадцать или тридцать. Вот почему я служу в русском консульстве...

Эраст Петрович смущенно кашлянул - он не ожидал столь чеканного ответа, а идея о том, что отсталая азиатская страна может через двадцать лет превратиться в великую державу, была просто смехотворной. Однако обижать японца не следовало.

- Понятно, - протянул Фандорин, чувствуя, что не очень-то достиг цели.

- Еще у вас очень красивая литература, - добавил письмоводитель и поклонился, как бы давая понять, что добавить ему больше нечего.

Возникла пауза. Титулярный советник думал, не спросить ли напрямую: "Что это вы на меня всё волком смотрите?" Но с точки зрения японского этикета это, вероятно, будет чудовищной невежливостью.

Сирота нарушил молчание первым:

- Это и есть то, о чем господин вице-консул хотел со мной говорить?

В его голосе звучало удивление.

- С-собственно, да... А о чем желали говорить со мной вы?

Письмоводитель из белого сделался пунцовым. Сглотнул. Откашлялся.

- О капитанской дочке. - И, увидев, в глазах собеседника изумление, пояснил. - О Софье Диогеновне.

- Что случилось?

- Господин вице-консул, вы ее... вы ее рюбите?

Оттого что японец перепутал в ключевом слове "р" и "л", а еще более от самой невообразимости предположения Эраст Петрович понял смысл вопроса не сразу.

Вчера вечером, вернувшись домой из полиции, молодой человек обнаружил в спальне, на столике, сильно надушенный конверт без какой-либо надписи. Распечатал - внутри розовый листок. На нем старательным почерком, с виньетками и загогулинками четыре строчки:

Беда пришла, нет уж мочи сердцу,

Явись скорей, спаси меня!

А коль не явишься, то знай,

Что погибаю чрез тебя.

Озадаченный, Фандорин пошел справиться у Масы. Показал ему конверт, и слуга изобразил маленькую пантомиму: длинную косу, большие круглые глаза, два шара перед грудью. "Девица Благолепова", догадался Эраст Петрович. И тут же вспомнил, как она обещала переписать ему свой любимый стишок из альбома, сочиненный кондуктором со "Святого Пафнутия". Сунул листок в первую попавшуюся книгу и думать о нем забыл.

А тут, оказывается, разыгрывалась нешуточная душевная драма.

- Если вы любите госпожу Благолепову, если у вас бла-го-родные намерения, я удалюсь в сторону... Я же понимаю: вы ее со-о-те-чест-венник, вы красивый, богатый, а что могу ей предложить я? - Сирота страшно волновался, трудные слова произносил с особой тщательностью, а в глаза Фандорину не смотрел, опустил голову к самой груди. - Но если... - Его голос задрожал. - Но если вы намерены воспользоваться без-за-щит-ностью одинокой девушки... Хотите?

- Что хочу? - не поспевал за ходом беседы титулярный советник, которому дедукция давалась куда легче, чем интимные разговоры.

- Воспользоваться без-за-щит-ностью одинокой девушки?

- Нет, не хочу.

- Совсем-совсем? Только честно!

Эраст Петрович задумался, чтобы получилось совсем честно. Вспомнил толстую косу девицы Благолеповой, ее коровьи глаза, альбомный стишок.

- Совсем.

- Значит, у вас бла-го-родные намерения? - еще больше помрачнел бедный письмоводитель. - Вы будете делать Софье Диогеновне пред-ло-же-ние?

- Да с какой стати! - Фандорин начинал сердиться. - Мне нет до нее никакого дела!

Сирота на миг поднял просветлевшее лицо, но тут же подозрительно прищурился.

- И вы отправились в "Ракуэн", рисковали там жизнью, а теперь платите ей жалованье из соб-ствен-ного кармана не потому, что ее любите?

Эрасту Петровичу вдруг стало его жалко.

- И в мыслях не держал, - мягко сказал вице-консул. - Уверяю вас. Я не нахожу в госпоже Благолеповой ровным счетом ничего... - Он запнулся, не желая ранить чувства влюбленного письмоводителя. - Нет, то есть она, конечно, очень м-мила и, так сказать...

- Она - лучшая девушка на свете! - строго прервал вице-консула Сирота. - Она... она - капитанская дочка! Как Маша Миронова! Но, если вы не любите Софью Диогеновну, зачем вы столько для нее сделали?

- Да как же я мог этого не сделать? Вы сами говорите: одинокая, беззащитная, в чужой стране...

Сирота вздохнул и торжественно объявил:

- Я люблю госпожу Благолепову.

- Я уже д-догадался.

Внезапно японец торжественно поклонился - да не на европейский манер, одним подбородком, а в пояс. И распрямился не сразу, а секунд через пять.

Теперь он смотрел Фандорину прямо в лицо, в глазах блестели слезы. От волнения все "л" и "р" снова полезли друг на друга.

- Вы браголодный черовек, господин вице-консур. Я навеки ваш доржник!

Скоро у меня будет пол-Японии вечных должников, мысленно сыронизировал Эраст Петрович, не желая признаваться себе, что растроган.

- Одно горько, - вздохнул Сирота. - Я никогда не смогу отпратить за ваше браголодство.

- Очень даже можете. - Титулярный советник взял его за локоть. - Пойдемте-ка ко мне на квартиру. А то опять этот чертов с-сливовый дождь полил.

Грех открывать зонт,

Когда небо сочится

Сливовым дождем.

Звезда Сириус

Ночь пахла дегтем и тиной - это оттого, что совсем рядом плескалась грязная речка Ёсидагава, стиснутая меж годаунами и грузовыми причалами.

Камердинер Эраста Петровича сидел в условленном месте, под деревянным мостом, думал о превратностях судьбы и ждал. Когда появится Сэмуси, господин завоет по-собачьи - Маса сам его учил. Целый час делали рэнсю на два голоса, пока в консульство не пришли от соседей и не сказали, что будут жаловаться в полицию на русских, если те не перестанут мучить бедного песика. Рэнсю пришлось закончить, но у господина получалось уже вполне прилично.

Собак в городе Йокогаме много, и по ночам они воют часто, так что ни Сэмуси, ни полицейские агенты не насторожатся. Главная забота другая - не перепутать бы с настоящей собакой. Но Маса надеялся, что не спутает. Уж вассалу-то стыдно не отличить благородный голос своего господина от воя дворняги.

Сидеть под мостом нужно было очень тихо, не шевелясь, но это Маса умел. Сколько раз в прежней жизни, еще будучи подмастерьем в почтенной банде Тёбэй-гуми, сиживал и в дозоре, и в засаде. Это совсем нескучно, потому что умному человеку всегда найдется, о чем подумать.

Шуметь и шевелиться было никак нельзя, потому что на мосту, почти что прямо над самой головой у Масы, торчал агент, переодетый нищим. Когда проходил какой-нибудь поздний прохожий, агент начинал гнусавить сутры, и очень натурально - пару раз о настил звякнула медная монетка. Интересно, сдает он потом милостыню начальнику или нет? И если сдает, поступают ли медяки в императорскую казну?

Ищейки расставлены по всей дороге, что ведет от "Ракуэна" к дому Сэмуси: по одному агенту на каждом перекрестке. Кто в подворотне затаился, кто в канаве. За Горбуном крадется главный агент, самый опытный. Он закутан в серый плащ, на ногах у него бесшумные войлочные туфли, а прятаться он умеет так быстро, что сколько ни оглядывайся, никого сзади не заметишь.

Отстав от главного агента на полсотни шагов, идут еще трое - на всякий случай, если возникнет какая-нибудь непредвиденность. Тогда старший мигнет из-под плаща фонарем, и те трое сразу подбегут.

Вот как крепко следят за Сэмуси, никуда ему от агентов не деться. Но господин с Масой подумали-подумали и придумали. Как только вдали раздастся вой вице-консула Российской империи, Маса должен будет...

Но тут вдали и в самом деле раздалось завывание, немедленно опознанное фандоринским камердинером. Выл Эраст Петрович вполне достоверно, и всё же не так, как безродные йокогамские шавки - было в этом меланхоличном звуке нечто породистое, будто издавал его бладхаунд или, по меньшей мере, бассет.

Нужно было переходить от размышлений к действию.

Маса бесшумно просеменил под настилом, чтобы оказаться за спиной у "нищего". Сделал три шажка на цыпочках, а когда агент обернулся на шорох, скакнул вперед и мягко шлепнул его ребром ладони пониже уха. "Нищий" всхлипнул, повалился на бок. Из чашки высыпалась целая горсть меди.

Монетки Маса забрал себе - для достоверности и вообще, пригодятся. Его императорское величество как-нибудь обойдется.

Присел в тени перил, возле бесчувственного тела, стал смотреть.

Накрапывал мелкий дождик, но угол, откуда должен появиться Сэмуси, был освещен двумя фонарями. Горбун пройдет по маленькому мосту, перекинутому через канал, потом пересечет пустырь и выйдет к мосту через Ёсидагаву. Справа от него, стало быть, окажется слияние речки и канала, впереди один мост, сзади другой, а слева - ничего, только темный пустырь. В чем и состоит главный смысл плана.

Вот показался бесформенный приземистый силуэт. Горбун шел грузной, тяжелой походкой, немного переваливаясь с боку на бок.

Наверно, нелегко горб таскать, подумал Маса. А жить с этаким уродством разве легко? В детстве, наверно, мальчишки дразнили. Подрос - девушки воротили нос. Потому-то Сэмуси и получился такой подлый и злой. А может, вовсе не поэтому. На улице, где рос Маса, тоже был один горбун, подметальщик. Еще горбатей этого, еле ковылял. Но был добрый, все его любили. И говорили: он такой хороший, потому что Будда его горбом одарил. Не в горбе дело, а в том, какое у человека кокоро. Если кокоро правильное, от горба станешь только лучше, а если гнилое - возненавидишь весь белый свет.

Тем временем обладатель злого кокоро миновал маленький мост.

Слуга Эраста Петровича сказал себе: "Сейчас господин дернет за веревку" - и в тот же миг раздался грохот. Повозка, что стояла на мостике, ни с того ни с сего накренилась - видно, треснула ось. Большая бочка, стоявшая на телеге, грохнулась наземь, лопнула, из нее потекла густая черная смола, залила весь настил - ни пройти, ни проехать...

Сэмуси проворно обернулся на грохот, сунул руку за пазуху, но увидел, что ничего угрожающего не происходит. Рядом не было ни души. Должно быть, возчик с вечера оставил свой товар неподалеку от рынка, а сам засел в какой-нибудь близлежащей харчевне, где можно и подкрепиться и переночевать. А курума у него старая, ветхая, возьми да и сломайся.

С минуту Горбун стоял на месте, вертел головой во все стороны. Наконец, успокоился, зашагал дальше.

На той стороне мостика - Масе было видно - возникла серая тень. Ступила в черную лужу, да и застряла.

Еще бы! Смолу Маса покупал лично. Выбрал самую паршивую, пожиже, а уж липкая - не отклеишься.

Блеснул отсвет - это, надо думать, прилипший агент просигналил своим. Возникли еще три тени. Мечутся на берегу, а что делать не знают. Один было сунулся и тоже прилип насмерть.

Вот Сэмуси оглянулся, полюбовался картиной, пожал плечами, да и пошел себе дальше. Ему-то что. Знает, наверное, что и впереди агенты есть.

Когда Горбун подошел к самой реке, Маса зарычал и выкатился ему навстречу. В руке держал вакидзаси, короткий меч, и размахивал им так, что любо-дорого было посмотреть, как сверкал клинок в свете фонаря.

- За Тёбэй-гуми! - крикнул Маса, но не слишком громко: чтоб Сэмуси услышал, а прилипшие полицейские нет. - Узнал, Горбатый? Конец тебе!

Нарочно выскочил раньше, чем следовало, если б хотел в самом деле зарезать гада.

Сэмуси успел и шарахнуться, и вытащить револьвер, подлое оружие трусов. Но Маса револьвера не испугался - знал, что главный полицейский агент, ловкий человек, еще позавчера тайком подточил курок.

Горбун щелкнул раз, щелкнул другой, а в третий раз щелкать не стал, развернулся и пустился наутек. Сначала назад, к маленькому мосту. Потом сообразил, что увязнет в смоле и агенты не спасут, дернулся вправо, куда и следовало.

Маса его догнал и для пущего страху рубанул по руке, повыше локтя - самым кончиком. Горбун вскрикнул, отпрыгнул в сторону и уж больше не сомневался, дунул через пустырь, в темноту. Пустырь был большой, тянулся до самой Тобэмуры, где казнят преступников и после на шестах выставляют их отрубленные головы. Раньше, в бытность Барсуком, Маса был уверен, что рано или поздно тоже не минует Тобэмуры, будет пялиться сверху мертвыми глазами, пугать прохожих. Теперь-то уж вряд ли. Голове Сибаты Масахиро, вассала господина Фандорина, на шесте делать нечего.

Пару раз он рассек воздух у самого затылка Сэмуси, а потом споткнулся, растянулся на земле. Нарочно заругался, будто здорово ногу ушиб. И теперь побежал уже медленнее, прихрамывая.

Кричал:

- Стой! Стой, трус! Всё равно не уйдешь!

Но Горбуну уже должно было стать ясно, что уйдет - причем не только от незадачливого мстителя, но и от агентов йокогамской полиции. Для того и место такое выбрано: на пустыре далеко видать, бежит сзади кто или нет.

Прокричав последнее, беспомощное:

- Ничего, в следующий раз я тебя прикончу! - Маса остановился.

Пустырь хоть и длинный, но деться с него Горбуну некуда, потому что справа река, а слева канал. На дальнем же конце, где мост к Тобэмуре, в кустах сидит Сирота-сан. Он, конечно, человек ученый, но в таких делах опыта не имеет. Нужно ему помочь.

Маса вытер рукавом пот, побежал к берегу Ёсидагавы. Там стояла лодка. Несколько взмахов шеста - и ты уже на той стороне. Если припустить со всех ног, то поспеешь как раз вовремя, это короче, чем через пустырь. Ну а припозднишься - на то там Сирота-сан. Покажет, куда повернул Сэмуси.

Нос лодки взрезал маслянистую, черную воду. Маса отталкивался шестом от упругого дна и приговаривал: "Ии-дзя-най-ка! Ии-дзя-най-ка!"

Фандоринскому камердинеру было очень весело. Золотая голова у господина. Ему бы в якудзу - большую карьеру мог бы сделать.

Ах, до чего ж потешно барахтались в смоле полицейские!

* * *

Дождь закончился, на небе проступила россыпь звезд, с каждой минутой делаясь всё ярче и ярче.