Чтение 11–й страницы книги ~Жаба с кошельком~

Уж на что Машка терпеть не может, когда на нее рявкают, как она моментально бросается в ответную атаку, я великолепно знаю, но сегодня глаза Ольги пылали таким гневом, на щеках играл такой лихорадочный румянец, что Манюня предпочла молча уткнуться носом в макароны.

- Так вот, - гремела Ольга, - режиссер мне на "ухо" сообщает: есть правильный ответ - и выводит мужика в эфир. Тот и впрямь верно отвечает, я уже собралась задавать следующий вопрос, как этот идиот, кретин, негодяй вдруг на весь эфир интересуется: "Скажите, пожалуйста, где же наша любимая Ольга Воронцова, ради которой мы все и смотрим вашу глупую передачу? Отчего ее сегодня ведет не она, а какая-то крашеная обезьяна!!!"

Я попыталась не расхохотаться, крепко сжала зубы, опустила глаза и стала считать про себя: раз, два, три... Крашеная обезьяна! Ой, не могу! Ясно теперь, отчего несчастный Яша начал швырять в свою любимую Машку комки каши. Он просто не узнал девочку, и его трудно за это осуждать. Я сама вздрогнула, когда увидела ее немыслимо зеленую голову!

- Идиоты, - метала молнии Ольга, - слышь, Марго, это можно перекрасить?

- Без проблем, - меланхолично ответила подруга и быстро запихнула в рот пирожок, - желание клиента закон.

Утром я не сумела выпить кофе, потому что его запах вызвал у меня резкий приступ тошноты. Потом, пересилив себя, я сунула в рот кусочек омлета, попыталась проглотить его и ринулась в туалет. Расстраиваться не стала, значит, на меня так действует жара! Потом отъемся, еще придет холод.

Нацепив на себя льняные брючки и топик, я поехала на рынок, предстояло очень тяжелое и, скорей всего, гиблое дело - поиски старушки, о которой мне не было известно ничего: ни имени, ни фамилии, ни возраста, ни местожительства.

К счастью, я достаточно хорошо знаю, где расположен рынок, куда приспособилась ездить за харчами Вика. Сама сюда иногда катаюсь, здесь и впрямь парное мясо, свежее молоко, отличный творог, сметана, а торгуют всем этим не перекупщики, а сами хозяева. В Москве, на рынке, вы уже не встретите производителя, у него еще на подъезде к столице откупили весь товар, и теперь его всовывают москвичам в два раза дороже. Короче говоря, если Иван Иванович из деревни Большая горка вез в Москву машину картошки, любовно выращенной на своей делянке, и намеревался продать ее, ну, к примеру, по пять рублей за килограмм, то он ничего и не потерял. Хитрое лицо кавказской национальности заплатило Ивану Ивановичу, не торгуясь, сполна, за весь грузовик, из расчета пять целковых за кэгэ.

Страшно довольный пейзанин погнал домой, а перекупщик прибыл на рынок и начал торговать картошечкой по... пятнадцать рубликов за кэгэ. Ну и что вышло? Сами понимаете, что жулик вернул все затраты и получил нехилую прибыль. Внакладе остались москвичи, которые могли бы получить картошку в три раза дешевле, прогони кто-нибудь с наших рынков перекупщиков. Ну зачем они нам, а?

Абсолютно ненужное звено.

Так вот, на крохотном базаре возле деревни Саватьево за прилавками стоят сами крестьяне, от этого цены тут намного ниже, чем в столице, а качество продуктов выше.

Я припарковала "Пежо" на довольно большой площади, безжалостно залитой солнцем, и пошла вдоль рядов.

Скорей всего, бабушка с чашкой стояла не там, где толкутся молодухи с мясом, творогом и зеленью. Вероятнее всего, она устроилась в самом дальнем конце, под навесом, где собираются те, кто предлагает вещи и всяческую утварь.

Вздохнув, я миновала прилавки с творогом и сметаной.

Обычно в такой ситуации я не могу удержаться и обязательно пробую все, на что падает взор, но сегодня меня тошнило, а в голове тупо крутилась фраза: рао-вао-саомао. Чувствуя себя гаже некуда, я доплелась до вещевых точек. Как только с глаз исчезли продукты, стало намного легче. Что это со мной происходит? А?

Отогнав от себя ненужные мысли, я стала рассматривать теток с нехитрым товаром. Их было совсем немного, пятеро. Три с посудой, - одна с бытовой химией и одна с игрушками. Я приблизилась к первому столику, заставленному чашками, и завела разговор.

- У вас красивые сервизы.

- Дулево, - ответила торговка, - фарфор, бери, совсем недорого.

- А чайничек откуда?

- Оттуда же!

- Нет, мне такой не надо.

- Тогда Гжель погляди, - влезла в диалог другая продавщица и обвела рукой свой прилавочек, уставленный бело-синими чашками.

- Нет, я другое ищу.

- Что?

- Ну блестящее такое!

- Этого у меня навалом, - подскочила третья, - нержавейка, сталь. Ну-ка, смотри сюда! Кастрюли, кружки, тарелки. Правильно, за фигом бьющееся брать, уронишь - и конец посудке, а она, между прочим, денег стоит. Эту же как хочешь швыряй, ничего ей не сделается.

Я молча рассматривала отвратительные блестящие емкости. У Александра Михайловича есть такая плошка из полированного металла, в ней он взбивает помазком мыло перед тем, как начать бриться. Полковник - человек устоявшихся привычек, бритву в руки он впервые взял, думаю, годах эдак в... шестидесятых. А в те времена в Советском Союзе о пенах в баллонах и гелях для бритья и слыхом не слыхивали, мужчины просто брали кусок мыла, возили по нему кисточкой, как сейчас помню, особо ценились те, что делались из барсучьего хвоста, и начинали сложный процесс уничтожения щетины. Бедные парни, им приходилось туго. Крем для бритья, имевшийся тогда в продаже, категорически не хотел мылиться и пах керосином, из иностранных аналогов на прилавках можно было встретить тюбики из ГДР1 и Болгарии, но за ними выстраивались такие очереди! Не было и замечательных станков "Жиллетт", "Шик" и иже с ними. У наших отцов и старших братьев имелись некие разборные конструкции, куда следовало вставить лезвия. Я не буду тут живописать, сколь ужасны они были.

Очень хорошо помню, что на большинстве коробочек с лезвиями стояло название "Нева". Они были хороши всем, кроме одного - ими решительно невозможно было побриться. Лучшим подарком советскому мужчине был тогда бритвенный набор: крем и лезвия, произведенные за границей.

С тех пор многое изменилось, мужчины получили массу прибамбасов, но наш полковник упорно предпочитает бриться по старинке.

- Так берешь? - выдернула меня из воспоминаний торговка.

- Ну... мне другое надо!

- Какое? - уперла она руки в боки. - Чем мое не подходит! Уж не "Цептер" ли собралась купить? Давай, беги за ним! Набор кастрюль как автомашина стоит. Во, люди, совсем без ума. Да "Цептер" из того же, что и мой товар, сделан! Сталь она и есть сталь, как ее ни назови. Вся разница в упаковке!

- Ваш ассортимент замечателен, - быстро сказала я, - но мне нужен подарок, дорогой, на пятидесятилетие, серебряная чашка!

- Это не к нам, - разочарованно протянула бабенка, - никто на рынке серебром не торгует.

- Нет, с таким товаром сюда не ходят, - покачала головой тетка с "гжелью", - дорогой больно, не продать.

Здесь народ, чего попроще, любит, кружечки по тридцатке или вон кастрюльки эмалированные, это да, хорошо идет.

А серебро! В Москву езжай, в ювелирный, там возьмешь.

- А вот моя подруга только-только, пару дней назад, приобрела здесь у бабушки чашечку из серебра, - решила не сдаваться я.

Торговки переглянулись:

- Врет.

- Нет, точно, стояла старушка, говорила, что на еду не хватает, мол, вот и торгует нажитым.

- Нет, не встречали такую, - замотали головой бабы.

Я было приуныла, но тут из соседнего ряда, того, где предлагали овощи, донеслось:

- Эй, тебе чашка нужна? Серебряная?

Я побежала на голос. Девушка лет двадцати, торговавшая стаканчиками с земляникой, весело сказала:

- Была бабуська, знаю ее, из Пескова она, баба Рая, мы рядом живем.

- Это точно? - обрадовалась я.

- Ага, - кивнула девушка, - еще удивилась: стою тут с ягодами, баба Рая чапает. Огляделась по сторонам, меня не приметила и во-он там пристроилась, у столба, ну, где Петька морковь предлагает, видишь Петьку?

Не дослушав ее, я рванулась к парню, курившему в отдалении.

- Около вас старушка серебром торговала?

- Не знаю, - протянул он.

- Как же, вон девушка с земляникой видела.

- Анька? Эта все углядит, у нее панорамное зрение.

Ну, была бабка!

- А говоришь, не знаю!

- Так не знаю, серебром торговала или чем! Встала тут у столба и чашку из сумки вынула. Ну, решил, совсем старуху прижало, коли рухлядь из дома приперла, кому ж такая дрянь железная понадобится. Думал, не продаст.

Даже хотел сам взять у нее, небось копейки просит, жалко ее стало, у меня мать такая. Но народ-то к ней начал подходить, женщины такие, хорошо одетые, здесь их много ходит, из коттеджных поселков, богатые! Да только она всем отказывала.

- Отказывала? - удивилась я.

Петя сплюнул и кивнул:

- Точняк, я прям удивился. Раз на рынок пришла, значить, продать решила, ан нет, головой мотала и, видно, цену очень большую заломила, все прямо отскакивали. Ну а потом сговорилась с кем-то.

- С кем?

Петя пожал плечами:

- Хрен ее знает, я морковку отпускал, недосуг глядеть было, а как освободился, бабки и след простыл.

Я понеслась назад к Ане, торгующей земляникой.

- Так вы знали старуху?

- Угу.

- И где она живет?

- А напротив нас, в Пескове, мы слева, баба Рая справа, только нас там нет!

Я растерялась:

- Как нет?

- В город перебрались прошлой осенью, - пояснила Аня, - квартирку в Истре приобрели, а баба Рая в Пескове осталась. Хотела было к ней подойти, спросить, как там чего, да народ за ягодами пошел.

- Как в Пескове на машине проехать?

Аня принялась путано объяснять дорогу:

- Налево, через Кутово, потом вверх, по путям, направо, сквозь Виледниково, только не запутайтесь, в Комарове не попадите, вам прямо на Макаровку, следом по шоссейке до птицефабрики мимо водонапорной башни, клуба разбитого...

Меня снова затошнило.

- Можете показать дорогу? Я заплачу за услугу.

- А товар? Вот продам, тогда ладно.

Я оглядела стаканчики с красными мелкими ягодами.

- Сколько все стоит, оптом?

- Тысячу рублей, - мигом соврала Аня.

Но я не стала спорить, от земляники шел такой одуряющий аромат, что у меня заболела голова. Рао-вао-саомао! Вот привязалась ко мне эта идиотская фраза.

- Возьмите тысячу, ссыпьте ягоды в один пакет и п6ехали, - велела я.

Глава 11

Без штурмана мне бы никогда не найти деревню Пескове. Запутаться в проселочных дорогах плевое дело, да еще при полном отсутствии указателей. Часть пути мы проделали по асфальту и бетону, но потом пришлось съехать на проселок. Услыхав, как "Пежо" скребет днищем по земле, я испугалась. Еще сломается тут, не дай бог, что тогда делать? Но верный коняшка отважно справился со всеми испытаниями, мы взобрались на горку, скатились вниз, пересекли по шаткому мостику речушку, свернули в лесок, проскакали по ухабам и вырулили на опушку.

- Вон там, - кивнула Аня, - Пескове.

Я посмотрела вперед. Штук шесть покосившихся в разные стороны избушек, невесть откуда взявшиеся лужи и стаи домашней птицы. Забытое богом место.

- Наша избушка вон та была, с зелеными ставнями, - затараторила Аня, - ох, и повезло же нам!

- В чем? - для поддержания разговора спросила я, вылезая из машины.

"Пежо" пришлось оставить тут, в деревню вела лишь узенькая, изломанная тропинка.

- Так жить бы нам в Пескове, - частила Аня, - всю жизнь на двор бегать. Здесь-то ни газа магистрального, ни телефона, ни канализации, просто пятнадцатый век! А свет все время отключают, иной раз по неделе со свечами сидят. Да и мало электричества.

- Как мало? - удивилась я. - Его разве бывает недостаточно?

Аня снисходительно глянула на меня:

- Вы, городские, жизни не знаете! Вон баба Катя купила себе электрочайник, как включает, мигом пробки вышибает. Хочешь чайку вечером попить, гаси все, сиди в темноте, жди кипяточку. Да и телик тут только первый канал берет. Желаешь другие смотреть, антенну покупай, "тарелку". Так бы и мучились мы с братом, только приехал сюда москвич, ученый, избу хотел купить. Говорит, место здесь уникальное, экологически чистое, мозги хорошо заправляет. Мы и продали ему дом. - Аня тоненько засмеялась. - Теперь свои мозги тут чистит, в темноте, с сортиром в огороде, все-таки некоторые умные дикие дураки!

- Баба Рая где живет? - прервала я ее болтовню.

- Вот там, где крыша прохудилась.

Я побежала по дорожке, толкнула незапертую калитку, подлетела к избе и стала стучать в щелястую дверь.

- Так войдите, - посоветовала догнавшая меня Аня, - небось она не слышит, радио любит громко слушать.

Я пихнула створку, попала в темные прохладные сени, увешанные вениками и уставленные разнокалиберными пустыми банками, вошла в крохотную, всю в тряпках кухню, затем попала в большую комнату и заорала:

- Баба Рая!

Ни звука не раздалось в ответ. Я стала осматривать избу. Небольшая снаружи, внутри она оказалась огромной: четыре комнаты, кухня, две веранды и крохотная кладовка. Наверное, тут имелся и погреб, но искать его и спускаться туда я не собиралась, вышла на крыльцо и решила пойти на огород. Может, бабка там? За избой тянулось поле, усаженное картошкой. По бокам росли кабачки, у сарая огурцы и кое-какая зелень. Сорвав пару веточек укропа, я хотела уже сунуть его в рот, но тут меня затошнило, да так сильно, что пришлось бежать за сарай.

- Никак вы беременная, - заявила Аня, возникшая у меня за спиной.

- Нет, - простонала я, - с желудком плохо, тошнит все время.

- А вы к гинекологу-то сходите, - заботливо посоветовала она, - на токсикоз похоже.

Я молча вытащила из сумочки бумажные платки. Ну не рассказывать же девчонке правду про рао-вао-сао-мао?

Так что насчет токсикоза можно не волноваться.

- Баба Рая-то померла, - выпалила Аня, - во как!

Я выронила платки:

- Как? Кто сказал?

- Анфиса.

- А ну веди меня к ней!

- И вести нечего, - пожала плечами Аня, - вон она, на скамеечке сидит.

Я вылетела из огорода, распахнула калитку и увидела на шаткой лавочке, расположенной у соседних ворот, худую, черную, носатую, похожую на ворону, женщину.

Не чуя под собой ног, я кинулась к ней:

- Вы Анфиса?

- Ага, - ответила тетка, - она самая. Из Москвы, что ль, Верка? И не узнать тебя, покрасилась, приоделась, хорошо, видать, живешь, что ж бабку бросила? Двадцать лет носа не казала!

Решив не переубеждать Анфису, я спросила:

- Раиса умерла?

- Точно, преставилась.

- От чего?

- Да ты садись, - Анфиса похлопала по скамейке рукой, - все тебе и расскажу, спокойненько, не торопясь.

Я плюхнулась около нее, и она монотонно, по-деревенски обстоятельно, завела рассказ.

Дни у жителей Пескова похожи друг на друга, словно горошины. Рано утром, часов в шесть, встанут, подоят скотину, позавтракают и на огород, чтобы не по жаре ковыряться в земле. Затем не спеша обедают, смотрят телик, болтают с соседями, снова доят корову и в восемь на боковую, не годится зря электричество жечь, оно денег стоит.

Заведенный порядок не менялся годами, и Анфиса очень удивилась, когда однажды не увидела бабу Раю на грядках.

Впрочем, сначала просто подивилась, а потом подумала, что у старухи подскочило давление. Решив навестить соседку после обеда, Анфиса повела борьбу с колорадским жуком, прополола укроп, поела макарон с маслом, наглоталась чаю, полежала чуток и около пяти прошла через боковую калитку к бабе Рае.

- Только дверь открыла, сразу поняла - несчастье, - причитала она сейчас, - все нараспашку, газ на плите горит, кастрюля с супом почти выкипела...

Анфиса пробежалась по комнатам, потом заскочила в кладовку, увидела открытый подпол, глянула вниз и заорала.

У подножия высокой, крутой лестницы лежала, скрючившись, баба Рая, рядом валялась разбитая банка с солеными огурцами.

Воя от ужаса, Анфиса побежала к новому соседу, мужику, купившему тут недавно избу. У того был мобильный телефон, "Скорая помощь" прибыла почти ночью, будь баба Рая по случайности жива, она бы все равно скончалась до приезда медиков, милиция же заявилась лишь на следующее утро.

Распространяя сильный запах перегара, парни осмотрели место происшествия и вынесли вердикт: подслеповатая старуха споткнулась и упала в подпол, сломав себе шею. Смерть пришла к бабе Рае мгновенно, не мучая ее и не причиняя страданий. Власть уехала, не удосужившись опечатать избу.

- Всем бы так убраться, - вздыхала Анфиса, - а то сволокут в больницу, или парализует, не дай господи, доживай тогда в постели. Вот уж повезло Раисе! А ты, Верка, все-таки дрянь!

Я только хлопала глазами, глядя на тетку.

- Двадцать лет назад в город перебралась, - стала отчитывать меня Анфиса, - выучилась, в люди вышла. Забыла, кто тебе харчи посылал, когда в институте училась?

Раиса! Она ж вместо матери тебе была! Отблагодарила ты бабку, скрасила старость! Ни разу не приехала, не спросила: "Бабуль, может, надо чего, а?" А теперь заявилась, на наследство рассчитываешь, на избу? Обломалось тебе, небось уж Наташка подсуетилась, она-то роднее! Тоже не наезжала! Я прям обомлела, когда увидела!

Я попыталась спокойно выстроить в ряд бунтующие мысли. Значит, Анфиса приняла меня за некую Веру, родственницу Раисы.

- Наташка - это кто?

Анфиса всплеснула руками:

- Надо же такой беспамятной быть! Сестра твоя двоюродная, дочь Клавки!

- И когда она тут побывала?

Анфиса нахмурилась:

- Ну... дня бы за два, за три до того, как Раисе умереть.

И ведь чудно!

- Что?

- К Раисе-то никто не приезжал, а тут зачастили.

- Да? И кто же?

- Сначала баба явилась, не из наших, белая, губы красные, на носу очки черные, о чем-то с Раисой толковала.

Увидав незнакомку, Анфиса чуть не скончалась от любопытства и вечером понеслась к соседке узнавать что к чему. Раиса не стала таиться, налила Фисе чаю и сообщила:

- Наташка прислала знакомую свою, Аллой звать. Хочет она мою избушку прикупить, летом жить на свежем воздухе желает, вон Васякины продали халупку и в Истру переехали. Я чем хуже? Меня Вера к себе зовет, в Москву, поживу на старости лет в удобстве.

Анфиса пригорюнилась. Сейчас все поразбегутся, а ей оставаться с незнакомыми, с москвичами. Вот плохо будет: ни поговорить, ни чаю попить, понаставят заборов.