Чтение 11–й страницы книги ~Ассирийское наследство~

- А как же? - Лола выразительно поморщилась.

- Ну, проскользнешь тихонько, а так не шляйся.

- Что мы тут делаем?

- Скрываемся, - объяснил Маркиз. - Я в этой квартире уже несколько месяцев не был, так что выследить ее никто не мог.

Мне надо обдумать, что делать дальше. А ты не вздумай никому звонить.

Лола поставила чашку на стол и прошлась по комнате.

- Нравится? - усмехнулся Маркиз.

- Ничего себе интерьерчик, для старой советской пьесы подходит. "Платон Кречет", например, или "Все остается людям".

- Для тебя там роли не найдется, - поддразнил Маркиз. - Там все женщины положительные, с партийным стажем, думают только о работе и считают, что секса у нас нет.

- Если надо, я и такую сыграю, - обиделась Лола.

- Ну ладно, я сейчас в магазин выйду, а ты напиши, что нужно самое необходимое из одежды. А пока... - Маркиз залез в шкаф и протянул Лоле старушичий длинный халат из темно-бордовой фланели.

Она затянула поясок, по привычке покрутилась перед зеркалом, потом с отвращением расчесала волосы гребнем и заколола их старушичьими шпильками, валявшимися на подоконнике.

- На Арину Родионовну сильно смахиваешь, - веселился Маркиз.

Когда он скрылся за дверью, Лола рассерженно плюхнулась на кровать. Что он к ней цепляется? Не хотел бы - не спасал!

Она еще немного подумала и с изумлением поняла, что Маркиз злится за вчерашний эпизод в машине.

* * *

Макс немного покрутился в толпе на Невском, чтобы выяснить, нет ли за ним слежки. Дошел до угла Владимирского, где раньше было знаменитое кафе "Сайгон".

Сколько времени провел он здесь, потягивая крепкий ароматный кофе из щербатых чашечек с выразительной надписью "Общепит", разговаривая о книгах и рок-музыке!

Ленька, друг детства, приносил редкие записи, импортные пластинки - пласты или диски, как их тогда называли, - болгарский "Балкантон", гэдээровская "Этерна", венгерская "Омега", очень редко - настоящие западные...

Сейчас на месте "Сайгона" был какой-то заурядный магазин, а стоило бы восстановить то кафе...

Свернув на Владимирский, Макс еще раз профессионально проверил, нет ли за ним слежки. На первый взгляд, все было в порядке. Он прошел проходным двором на улицу Рубинштейна, там остановил частника и назвал адрес неподалеку от детективного бюро, но на соседней улице - чтобы водитель, в случае чего, не мог вывести преследователей прямо на "Альтернативу".

Выйдя из машины, Макс снова огляделся. Улица, на которую он приехал, была безлюдна, так что любое наружное наблюдение исключалось, да и за машиной никто не следил - Макс всю дорогу посматривал в зеркало заднего вида.

Успокоившись, он свернул за угол и зашагал к агентству.

Переулок, по которому он шел, был разрыт - по неизменной российской традиции меняли какие-то трубы.

"Город уже другой, - подумал Макс, - даже страна другая, а ямы и колдобины все те же".

Пробираясь по краю глубокой траншеи, он смотрел под ноги, чтобы не споткнуться о камень и не свалиться в грязь, но тем не менее оступился и сильно покачнулся, едва удержав равновесие.

И в ту же секунду услышал характерный звук, который ни с чем не мог спутать, звук, который ему пришлось часто слышать во время службы в Иностранном легионе, звук, который не раз снился ему потом в ночных кошмарах, - звук пули, ударившейся в каменную стену.

Краем глаза Макс увидел выбоину, появившуюся на стене дома на уровне его головы, и понял, что не споткнись он, не потеряй на долю секунды равновесие, - ,лежать бы ему сейчас в траншее с пробитым пулей черепом.

Думала об этом одна часть его сознания.

Другая часть отдавала телу мгновенные и безошибочные команды. Макс сгруппировался, скатился в ту самую траншею, которую до этого старательно обходил, и пополз по ее дну, чтобы оказаться как можно дальше от линии огня.

По выбоине в стене он приблизительно определил позицию снайпера: стреляли из окна верхнего этажа дома напротив агентства.

Макс отполз как можно дальше от того места, где его чуть не подстрелили, и, увидев посреди улицы вагончик-бытовку строителей, воспользовался им как прикрытием, перебежал переулок и прижался к дому, в котором засел снайпер. Здесь была мертвая зона - стрелок не только не мог попасть в него, но не мог его даже увидеть, не высунувшись из окна. Двигаясь вдоль самой стены, Макс вошел в подъезд и поднялся по лестнице на верхний этаж. С последней лестничной площадки узкий металлический трап вел еще выше, на чердак. Макс осторожно вскарабкался по железным ступенькам и чуть-чуть приоткрыл квадратную дверцу, стараясь не скрипнуть петлями.

Затем он снял свою кепку, нацепил ее на ствол пистолета и приподнял над краем люка. Если снайпер следит за люком, он выстрелит по кепке.

Выстрела не последовало, и Макс осторожно выбрался на чердак.

Грязное помещение, заваленное многолетним хламом, не убирали, наверное, со дня постройки здания. Пыль лежала на полах и перекрытиях толстым серым слоем, и на этом сером ковре отчетливо выделялись следы. По этим следам Макс прошел к небольшому оконцу. Стекло в нем было выбито, пыль на подоконнике тщательно стерта.

Облокотившись на подоконник, Макс отчетливо увидел улицу, подъезд с вывеской детективного агентства, траншею. Безусловно, именно отсюда в него стреляли несколько минут назад.

От люка к окну вела только одна цепочка следов. Должно быть, убедившись, что цель скрылась и повторить выстрел не удастся, снайпер вернулся тем же путем, шагая след в след, и спустился по лестнице, пока Макс полз по траншее и не мог видеть здание. Хотя снайпер мог и войти в какую-нибудь квартиру этажом ниже и сейчас пережидает там... Во всяком случае, больше здесь ничего не узнать.

Но теперь у Макса пропала охота идти в детективное агентство. Ведь только там знали, что он должен сейчас приехать. Хвоста за собой он не привел, Макс был в этом уверен, да и, кроме того, снайпер должен был заранее занять позицию, приготовиться к стрельбе, то есть он должен был хотя бы за полчаса знать о приезде Макса.

Как раз полчаса назад он и позвонил в агентство. Вставал второй вопрос, не менее важный: почему его решили убить?

Разумеется, покушение связано с "Ассирийским наследством". Наверняка заранее было задумано убить Макса и свалить на него кражу. Те же люди, которые дали Лангману наводку и подложили Максу в чемодан ассирийские таблички, те же люди, которые подстроили разговор по его телефону с каким-то неизвестным Ивановым, - сегодня эти же люди прислали снайпера, чтобы он поставил последнюю точку в этой истории.

После убийства можно было бы спокойно все на него валить: мертвый не сможет оправдаться, наверняка он сам и устроил кражу. А почему его убили? Да все очень просто: не поделил с сообщниками барыши, вот они и предпочли пристрелить его, чтобы не делиться. Или чтобы убрать нежелательного свидетеля, которого подозревает страховая компания.

Думая так, Макс одновременно осматривал чердак. Пройдя в дальний его конец, он увидел еще одно окошко, выходящее на другую сторону дома. Подоконник покрыт толстым слоем пыли, стекло так грязно, что сквозь него еле пробивается свет. Сразу видно, что этим окном давно не пользовались.

С трудом справившись с разбухшей рамой, Макс распахнул ее и выглянул наружу.

Под окном была довольно пологая крыша, почти смыкавшаяся с кровлей другого дома.

Макс выбрался на крышу, спустился к ее краю и перепрыгнул через неширокую, но пугающе глубокую щель, оказавшись на соседней крыше. Там он залез в чердачное окно и, спустившись по лестнице, вышел в совершенно другой переулок. Выходить из дома тем же путем казалось ему опасным: киллер мог рискнуть и сделать еще одну попытку, затаившись на новом месте, а рассчитывать, что снова повезет, было просто глупо.

Макс шел по улице, внимательно поглядывая по сторонам и размышляя. Он снова оказался в полной изоляции. Собственные помощники могли оказаться предателями, связанными с похитителем коллекции. Детективное агентство тоже отпало, а вести расследование без всякой помощи было очень трудно. Кстати, нужно еще хорошенько подумать насчет агентства, оно очень подозрительное. И откуда барон взял его координаты? Кто его рекомендовал? Но это все потом, а сейчас он совершенно одинок.

Конечно, это его родной город, где он знает каждый переулок. Но за пятнадцать лет жизнь в этом городе неузнаваемо изменилась, и он чувствует себя иностранцем, чужим. Деньги у него есть, но деньги - это еще не все. Нужен помощник, хорошо знающий здешнюю жизнь, здешние порядки и при этом достаточно надежный, на которого можно положиться.

И Макс вспомнил Леню. Леньку Маркова, своего соседа по коммунальной квартире на десять семей.

Совсем маленькими они играли с Ленькой в длинном темном коридоре, устраивали охоту на черного кота Робсона, который удирал от них с оглушительным мяуканьем и забивался под газовую плиту, где всегда варились чьи-нибудь щи. Здесь, на коммунальной кухне, всегда кипели скандалы, горячие, как эти щи, и непримиримые, как арабо-израильский конфликт. Здесь, на этой кухне, Ленька с Максимом вели партизанскую рельсовую войну против соседки Зинаиды Викентьевны, хозяйки Робсона. С чего началась их война. Макс не помнил, наверное, она уходила корнями в глубокое, доисторическое детство, но сколько помнил себя, они с Ленькой постоянно выдумывали какие-нибудь каверзы. То положили соседке в суп кусок хозяйственного мыла, то насыпали в зонтик табаку, который курил старый железнодорожник Иван Игнатьевич.

Зинаида раскрыла на улице зонтик, и ее с ног до головы обсыпало горлодерной махоркой, так что она полчаса чихала, не переставая, и неделю отчищала от табачной пыли свое лучшее коверкотовое пальто.

Конечно, Ленька и Максим пошли в одну и ту же школу и дрались на школьном дворе с превосходящими силами противника, стоя спиной к спине. Максим учился лучше, учеба давалась ему легко, но Ленька очень ловко умел списать и совершенно замечательно слизывал оценки в дневнике, так что у его мамы, тети Лиды, никогда не было поводов для расстройства.

После школы их пути разошлись: Макс поступил в Политехнический, а Ленька - в Полиграфический техникум. Их семья получила новую квартиру и выехала в спальный район, оставив жить в комнате упрямую бабку. У каждого из друзей была теперь своя компания, и встречались они только в "Сайгоне" - поговорить о книгах и пластинках...

И вот сейчас Макс понял, что только на него, на Леньку Маркова, он и может положиться во всем этом огромном городе...

* * *

Надежда Николаевна с утра пораньше сбегала на работу, быстро решила там все насущные дела и отчалила - находиться в тесноте и духоте было невозможно, а работать в собственной квартире гораздо приятнее, да и для здоровья полезней.

Еще на лестнице она услышала, как разрывается от звонков телефон. Надеясь, что это звонит муж из Москвы, Надежда трясущимися руками вставила ключ в замок, рванула дверь и, споткнувшись, как обычно, о кота, выскочившего в прихожую, сняла трубку телефона.

- Надежда, - кричала мать, - ты не представляешь, что случилось!

Надежда подавила вздох разочарования - она так хотела поговорить с мужем - и холодно процедила:

- Что еще у вас стряслось? На полдня нельзя оставить.

Это было несправедливо, потому что мать-то как раз обладала здравым смыслом и не доставляла Надежде никогда никаких хлопот.

Наверняка тетя Вася опять что-то отмочила...

Но мать не обиделась на Надеждино замечание, она вообще его не расслышала - так была наполнена впечатлениями.

- Ты не представляешь! - От волнения мать проглатывала слова, чего раньше с ней никогда не случалось. - Нашу тетю Васю ограбили!

- Господи! Да что с нее взять-то, - недоверчиво заговорила Надежда, - небось и денег-то в кошельке почти не было... Я же ее предупредила, чтобы все деньги с собой не носила, она при мне их выложила.

- Да не деньги, при чем тут деньги! - сердито закричала мать. - У нее отняли дело всей жизни!

- Как это - отняли? - не поняла Надежда. - Что, профессор Зайценогов объявил ее теорию несостоятельной? И Академия наук согласилась с его мнением?

- Какой профессор Зайценогов? - удивилась в свою очередь мать. - Его что, тоже ограбили?

- Не знаю никакого Зайценогова, хоть бы его и ограбили! - заорала Надежда. - Но если ты мне сейчас же не скажешь, что случилось, я.., я не знаю, что сделаю!

- Ну что ты кричишь, - обиженно заговорила мать, - повежливее могла бы с матерью разговаривать. И какая-то ты, Надежда, все же у меня непонятливая. Я же тебе русским языком объясняю, что у тети Васи украли таблички, на которых написано клинописью что-то очень важное.

- Она что, куда-то их таскала? Вот уж не представляю, кто на них польстился - Или... мама, твою квартиру ограбили? - Теперь Надежда встревожилась по-настоящему.

Она решила, что мать нарочно так долго объясняет, чтобы подготовить ее к плохой вести.

- Мама, ты в порядке? Как себя чувствуешь? А дверь не сломали?

- Да я-то в порядке, если можно охарактеризовать этот сумасшедший дом таким словом, - проворчала мать.

- Милицию ты уже вызывала? - не успокаивалась Надежда.

- При чем тут милиция! - рассердилась мать. - То есть она-то, конечно, работает по этому делу, но говорю тебе с уверенностью: ничего эта милиция не найдет!

С тех пор, как милиция по ошибке либо же по злому навету арестовала внука ее лучшей подруги, мать была очень на милицию сердита. И хоть парня выпустили буквально на следующий день и вообще отстали от него, потому что нашли настоящего преступника - тут уж Надежда приложила руку, - все равно мать затаила плохое на представителей милиции и ни на грош не верила в их способности раскрывать преступления.

- Но, мама, - примирительно начала Надежда, - порядок есть порядок. Если взломали квартиру, то положено вызывать милицию. Замки все менять нужно! Я у Саши в хозяйстве посмотрю, вроде бы у него замок приличный лежал. Купил на всякий случай, вот и пригодится. Эх, жалко, что Саши нет!

Он бы все сам сделал, а так мастера вызывать придется.

- Надежда! - Мать с трудом вклинилась в деловитый Надеждин монолог. - Ты вообще-то о чем говоришь? Какие замки, какая милиция? Ее-то зачем к нам в квартиру вызывать? Нам если кого и нужно будет вызвать, то "скорую помощь"! Из психушки!

- Кому? - тупо спросила Надежда. - Тебе?

- Ну знаешь, - мать просто задохнулась от возмущения, - ну знаешь!!!

Но решив, что сейчас не время ругаться, мать справилась с собой и заговорила нормальным тоном:

- Тетя Вася в невменяемом состоянии.

Она заперлась в комнате, сидит на диване, раскачивается из стороны в сторону и рвет на себе волосы. И еще подвывает на непонятном языке!

- По-ассирийски, наверное, - испуганно сказала Надежда.

- Я в замочную скважину подсмотрела, - призналась мать, - хоть и нехорошо, но очень беспокоилась. Она разложила вокруг свои таблички и то в одну посмотрит, то в другую, руки вздымает и что-то говорит...

- Какие таблички? - в который раз удивилась Надежда. - Их же украли!

- Да кто тебе сказал? - закричала мать - Ну что ты меня все время путаешь!

Надежда пошатнулась и, чтобы обрести твердую почву под ногами, схватилась за кота Бейсика, который примостился тут же, на телефонном столике. Кот извернулся и цапнул Надежду за палец. От боли она не" сколько пришла в себя. Все было как раньше, она в своей квартире, и кот такой же негодяй, как всегда. Неужели у матери начались склеротические изменения в мозгу?

Этого только не хватало!

- Мама, - начала она терпеливо, - еще раз подробно и не отвлекаясь объясни, что у вас произошло. Начни по порядку. И возьми себя в руки, - добавила она построже, почувствовав, что мать готова разразиться гневной тирадой.

- С тобой ничего другого и не остается, - проворчала мать и начала:

- Говорю тебе, украли коллекцию этого самого немецкого барона, чья будет выставка в Эрмитаже.

- Как - украли? - ахнула Надежда. - Ты уверена?

- Еще бы мне не быть уверенной, когда по телевизору только об этом и говорят!

Привезли полный комплект, а в Эрмитаже распаковали - а там не хватает статуэтки какой-то богини и целого ящика этих треклятых табличек. Тетя Вася как услышала, так чуть в обморок не упала. Специально, говорит, в такую даль ехала, чтобы именно с этими табличками ознакомиться, это, говорит, главное дело жизни - чего-то там расшифровать. Расшифрую, говорит, можно и помирать. И так она расстроилась, что, боюсь, как бы не померла без расшифровки!

- Так, значит, это коллекцию украли?

А квартира твоя цела? - обрадовалась Надежда.

- Ну разумеется, цела, с чего тебе вообще пришло в голову, что нас ограбили? - отмахнулась мать.

Надежда с облегчением перевела дух и почесала Бейсика за ухом. Она так обрадовалась, что решила не делать матери ехидного замечания о том, что если бы некоторые научились толково излагать информацию, то не было никакой неразберихи.

- И главное, я зачем-то телевизор с утра включила, погоду хотела узнать, - сокрушалась мать, - а там с утра пораньше такие новости. Даже позавтракать не успели... А теперь она заперлась, и я не знаю, что делать.

- Понаблюдай за ней потихоньку, а я приеду, - сказала Надежда и бросила трубку.

Мать открыла дверь сразу же, Надежда даже не успела донести руку до звонка - она высмотрела Надежду из окна.

- Ну, как там? - прошептала Надежда, кивая на дверь комнаты, отведенной тете Васе.

- Все так же, - вздохнула мать, - не знаю, что и думать. Но говорить сама с собой она перестала.

Надежда на цыпочках приблизилась к двери и заглянула в замочную скважину. Тетя Вася сидела на диване и внимательно читала какие-то свои записи, время от времени сверяясь с табличками.

- Тетя Вася! - Надежда решилась постучать в дверь. - Васса Иринарховна, откройте, пожалуйста.

Старуха удивленно вскинула голову и поднялась с дивана.

- В чем дело? - спокойно спросила она, возникнув на пороге.

- Как вы себя чувствуете? - пролепетала Надежда, оробев под суровым взглядом старухи.

- Абсолютно нормально, - отчеканила та, - я работаю. А вы думали, что я выжила из ума?

Надежда с матерью выразительно переглянулись и дружно пожали плечами.

- Вот, кстати, хорошо, что ты пришла, Надежда. Потому что твоя мать никуда не пускает меня одну, думает, что я заблужусь в городе, где я родилась и выросла!

- Но вы же не были в нем больше пятидесяти лет! - вскрикнула мать.

- Это не важно, - последовал решительный ответ, - но маршруты общественного транспорта действительно изменились.

И люди стали какие-то невежливые, никто ничего не объяснит.

- Просто всем некогда! - вступилась Надежда. - Вы видели, что в метро в час пик делается?

- Так вот, я прошу тебя проводить меня в Эрмитаж, - гнула свое тетя Вася, - я должна узнать в подробностях, какие таблички были украдены.

- А там еще статуэтка, - начала было Надежда, но старуха махнула рукой:

- Статуэтка львиноголовой Ламашту меня не интересует. То есть, разумеется, это очень ценная вещь - конец второго тысячелетия до нашей эры, она прекрасно сохранилась, но таблички!.. Идем, Надя, скорее!

- Вряд ли сейчас кто-то будет с вами беседовать в Эрмитаже, - осторожно начала Надежда, - сами посудите, тетя Вася, до вас ли кому-нибудь там, когда такой кошмар! Украли часть коллекции, да еще у немца! Теперь международный скандал будет!

- Надя, - тетка посмотрела очень грустно, - мне ведь ждать некогда. Успеть бы! - Она отвернулась, и Надежда устыдилась.

Действительно, может ли тетя Вася ждать, когда ей восемьдесят шесть лет! Тут надо ковать железо, пока горячо!

В отделе искусства Древнего Востока внешне было тихо. Надежда снова дипломатично оставила тетю Васю там и ретировалась в залы. Этак она станет в музее завсегдатаем! А что, не самое плохое времяпрепровождение. Муж всегда упрекал Надежду, что она мало занимается самообразованием и совершенно в последнее время перестала повышать свой культурный уровень. Вместо этого она, видите ли, предпочитает искать на свою голову всевозможные криминальные приключения. Ну что ж, когда муж спросит, чем она занималась всю неделю в его отсутствие, Надежда с гордостью расскажет ему, что посещала Эрмитаж.

Она присела на бархатный диванчик, чтобы дать отдых ногам. Вспомнив, как сердится муж за то, что Надежда все время помогает знакомым выпутаться из трудных криминальных ситуаций, Надежда вздохнула. Уже несколько месяцев ни с кем из знакомых не случалось ничего интересного.

"Если не считать того, - мысленно посмеиваясь, добавила она, - что у тети Васи украли дело всей жизни".

Тут Надежда по-настоящему расстроилась. Тетя Вася, хоть и имела скверный характер, все же вызывала уважение своей целеустремленностью и волей. Надежда искренне желала ей расшифровать несчастные таблички. Но как это сделать?

"А вот интересно, - закралась мысль, - кто украл часть немецкой коллекции? И зачем? То есть зачем - понятно. Чтобы продать и получить деньги. Но если золотую статуэтку и можно будет продать какому-нибудь сумасшедшему частному коллекционеру, то кому нужны глиняные таблички, кроме специалистов? То есть они, разумеется, тоже очень ценные, раз такие старые, но вот куда их можно деть здесь, в России?"

Появилась тетя Вася, присела рядом и перевела дух.

- Они там радуются, что кража произошла не в Эрмитаже, - заговорила она, - хоть не на них повесят.

- Я бы на их месте тоже радовалась, - вставила Надежда.

- А мне что прикажешь делать? - рассердилась тетя Вася. - Милиция, сами немцы, что к коллекции приставлены, - все в полном шоке. Никто ничего не знает, оказывается, бронированную машину еще в аэропорту подменили!

- Ну сильны ворюги! - восхитилась Надежда.

- Вот ты скажи, Надежда, может милиция что-то сделать против таких умных преступников? - грустно спросила тетя Вася.

- А вы сами как думаете?

- У меня, Надя, еще с молодости к органам отношение известное, и ты знаешь, почему. Стало быть, надеяться не на что.

- Вам они очень нужны? - посочувствовала Надежда.

- Очень. Вот, - тетка развернула на коленях бумажку, - список того, что украдено.

Пять клинописных табличек и девять глиняных оттисков с ассирийских печатей.

- Они ценные?

- Бесценные? Но знаешь, думается мне, что охотились-то за золотой статуэткой.

А таблички эти взяли, ну.., по ошибке, что ли. То есть было два почти одинаковых маленьких ящика, оба и прихватили, на всякий случай. Разбираться-то им некогда было.

- Логично, - протянула Надежда.

- Потому что, - продолжала тетя Вася, - продавать таблички никакого смысла нет. Коллекция барона Гагенау очень известная. Если где-то эти оттиски появятся, сразу же многие узнают. Так что пропадут, боюсь, таблички эти теперь без следа.

- Выбросят их воры за ненадобностью! - подхватила Надежда. - Была же история, когда в Америке пятьдесят статуэток "Оскара" на помойке нашли! Так то "Оскар", его каждый американец в лицо знает. А у нас - ну заметит кто-нибудь эти таблички - черепки и черепки, никто не распознает, народ-то серый...

- Не дай Господи! - Тетя Вася прижала руку к сердцу.