Чтение 11–й страницы книги ~Озорные призраки~

Полное впечатление, что кто-то, любивший злые шутки, поймал его на слове... В двигателе скрежетнуло громко, резко, неприятно; даже не обладая должным опытом, Мазур ощутил, что там случилось что-то скверное. Самолетик тряхнуло так, что Мазур едва не протаранил макушкой потолок, - и еще раз, послабее правда, и еще раз...

Хруст в моторе уже не умолкал, походило на то, как если бы в мясорубку угодила пригоршня стальных гаек, и острый винт под чьей-то нерассуждающей рукой добросовестно пытался их размолоть, но из этого безнадежного предприятия, естественно, не вышло ничего путного...

Мазур вцепился в штурвал, лихорадочно пытаясь оценить обстановку, но ничего из этого не вышло: опыта не было, а значит, неоткуда было взяться нужным рефлексам, которые человеку знающему подскажут все на уровне подсознания. Он всего лишь чувствовал, что с движком что-то не то. Категорически не то.

Гидроплан вновь провалился вниз на добрых двадцать метров, винт на секунду замер, провернулся, заработал... замер, провернулся... Хруст, скрежет, металлическое неустанное бряканье, лязг, длинное звяканье, уйма других, столь же неприятных звуков, - впечатление такое, что все таившиеся под кожухом агрегаты заработали вразнобой, каждый сам по себе.

Машину швыряло и мотало. Справа из-под капота вдруг выметнулась полоса чего-то жидкого, сначала плотная, темно-коричневая, потом превратившееся в туманное облачко оттенка крепко разбавленного пива. На бензин это никак не походило - масло? Тоже ничего хорошего...

Гидроплан провалился. Совершенно не представляя, что происходит и как в таком случае выходят из неприятностей опытные пилоты, Мазур пытался манипулировать газом. Отчего не произошло ни малейших улучшений. Скрежет, наоборот, усилился, став вовсе уж невыносимым для слуха. Винт остановился окончательно, и с протяжным железным хрупаньем окончательно замолчал мотор. Самолетик обрушился с неба с грацией утюга, выброшенного с пятого этажа.

Мазур отчаянно пытался задрать гидроплану нос, действуя рулями высоты и прочими элеронами. В совершеннейшей тишине - только упругий свист рассекаемого воздуха - самолет шел вниз под нехорошим углом, и Мазур прямо-таки физически ощутил каждый килограмм веса. Кранты подъемной силе и другим законам аэродинамики...

Голубовато-зеленая вода, покрытая солнечными зайчиками, неслась навстречу, со временем происходило нечто непонятное: секунды то ли тянулись, как резиновые, то ли набрали небывалое ускорение...

Думать было некогда - он отчаянно пытался делать все, что умел.

Гидроплан плюхнулся в воду, брызги взлетели вокруг, заслоняя окружающее сплошным радужным занавесом. Мазур чувствовал, что его куда-то несет, но вокруг был все еще воздух, а не глубина...

И вдруг все кончилось, высоченные веера брызг опали. Вокруг простиралось необозримое море, накрытое безоблачным куполом неба, самолетик легонько покачивался на водной глади, и жизни в нем было не больше, чем в дохлой черепахе: молчал мотор, винт замер. Но, с другой стороны, нигде не видно было пламени, не пахло гарью, не ощущалось запаха жженой изоляции.

Обнаружив, что он весь мокрый, как мышь, Мазур вытер лицо рукавом пиджака и побыстрее отключил зажигание, пока не произошло еще чего-нибудь. Такие дела. А у бедного Икарушки только ножки торчат из воды...

Распахнув правую дверцу, он осторожно поставил ногу на поплавок, изогнувшись, цепляясь за стойку крыла, взглянул на белоснежный, с синей полосой капот. И моментально углядел четыре дыры, которые могли быть только следами от пуль. Значит, все-таки зацепил, сволочь... Вся правая сторона капота испачкана вытекшим маслом, до сих пор сочившемся скупыми мутными каплями из парочки пулевых пробоин.

Под ногами у него явственно забулькало. Посмотрев вниз, Мазур понял, что дела обстоят даже хреновее, чем предстало по началу. Вдоль всего правого поплавка длиной поболее человеческого роста тянулась неровная цепочка пробоин - на глаз и первый подсчет, не менее дюжины. Часть из них зияла у верхней кромки поплавка, далеко от воды, а часть оказалась как раз под водой - и от них тянулись цепочки крупных воздушных пузырей, лопавшихся на поверхности.

Мазур побыстрее забрался назад в кабину, пересел на левое сиденье, навалился всем телом на дверцу, чтобы накренить самолет влево. Прислушался. Бульканье пузырей несколько приутихло - но не прекратилось окончательно. Волнения на море не наблюдалось, но самолетик все же покачивало на водной глади, и вода, пользуясь случаем, заплескивалась в пробоины. А парочка из них, он помнил, оказалась очень уж низко, как ни пытайся кренить самолет, вода туда вливается активнейшим образом...

Ситуация обострялась. Было совершенно ясно, что через какое-то время - ну, предположим, не скудными минутами исчислявшееся - правый поплавок заполнится водой полностью. И самолет, никаких сомнений, накренит так, что он перевернется и пойдет ко дну. А до дна далековато, глубина должна быть приличной. Тонуть на корабле приходилось, а вот на самолете... Хотя в принципе, одинаково скверно.

Нельзя было терять времени даром. Мазур, стараясь придерживаться левого борта, быстренько обшарил кабину, не особенно и превосходившую величиной салон большого автомобиля. В корме отыскалось сразу пять оранжевых спасательных жилетов знакомой Мазуру модели: с надувным воротником, баллончиком сжатого воздуха, двумя ракетами в одном кармашке и пакетом в другом. Судя по надписи на пакете, он предназначался для отпугивания акул - но Мазуру было прекрасно известно, что далеко не каждая акула знала о том, что следует бояться разболтанной в воде химии.

Ну, а что прикажете делать? Выбор небогат. Он проворно напялил жилет, затянул все завязки. Стало чуточку спокойнее на душе - в этих широтах человек в подобном жилете может продержаться на воде не одни сутки - разумеется, ему при этом будет чертовски некомфортно, ну, да тут не до жиру...

Если только не объявятся акулы, настроенные пожрать, - а жрать им хочется, тварям, двадцать четыре часа в сутки.

Он в темпе продолжал инвентаризацию. Отыскалась бутылка виски и полдюжины бутылок пива в сумке-холодильнике - но ни единой емкости с минеральной или газировкой. Должно быть, прежние хозяева самолетика, Мистер Никто и его кореша, подобно младшему братцу А. С. Пушкина считали, что жидкость под названием "вода" годится исключительно для умывания...

Виски Мазур не тронул, но сумку с пивом поставил у левой дверцы, чтобы была под рукой, если придется экстренно прыгать за борт. Лучше уж пиво, чем вообще ничего... Что там еще? Пара пачек сигарет - это, конечно, приберем к рукам. Картонная коробка с полудюжиной ракет - тоже пригодиться. Многозарядный дробовик решительно ни к чему - и Мазур решительно выкинул его за борт. Если придется болтаться по волнам в спасательном жилете, ружье с собой все равно нет смысла брать, а если его спасет какой-нибудь кораблик, гангстерская игрушка может вызвать лишние вопросы и аттестовать потерпевшего бедствие не самым лучшим образом...

Самолетик явственно накренился вправо - достаточно, чтобы это заметить. Поплавок понемногу наполняется водой, в принципе, зная его объем и количество отверстий вкупе с их диаметром, можно вычислить...

Как ни крути, а максимум, на что он мог рассчитывать - полчаса. Потом самолетик булькнет, как помянутый утюг, и покинуть его следует раньше, чем это произойдет. Невезение фантастическое. Тонуть в океане на самолете - согласитесь, есть в этом нечто дурацкое и откровенно обидное...

В целях утоления жажды и успокоения нервов Мазур осушил из горлышка бутылку пива.

Задумчиво покачал в руке опустевший изящный сосудик с бело-зеленой этикеткой. Следуя классическим образцам, можно написать записку, закупорить бутылку и пустить ее на волю волн. Море в таких случаях поступает совершенно непредсказуемо и пошалить любит. Вполне может оказаться, что не далее чем через годик бутылка по прихоти течений и волн объявится где-нибудь в Кронштадте. А может обернуться и так, что она и двести лет спустя будет бултыхаться в южном полушарии. Хватало разнообразнейших прецедентов, по-всякому может выйти...

Он пускал дым в распахнутую дверцу. Декорации были самые безобиднейшие: голубел небосвод, синело море, стоял полный штиль, ярко светило солнышко, не было никакой погони, морские чудища таились где-то в глубинах, ни разу не показался акулий треугольный плавник - и посреди этого благолепия помаленьку заполнился водой правый поплавок, что сулило скорый переход в пловцы...

Гидроплан наклонился сильнее. Ни черта, подумал Мазур, отгоняя тоскливую безнадежность. Бывало и хуже, и все равно как-то выкарабкивались. Места оживленные, в такую погоду в море полно рыбаков, туристических суденышек, в кармане убедительный австралийский паспорт, и никакой розыск не объявлен, нет квалифицированной облавы, целеустремленной погони... Курорт, одним словом. Что же впадать в уныние?

Хотелось еще пивка, но он себе не разрешил - это уже получится не утоление жажды, а излишняя роскошь. Этак и виски захочется - сорт, между прочим, не из дешевых, господа гангстеры себе ни в чем не отказывают. Интересно, как с ними поступит их неведомый хозяин? Будем надеяться, и в самом деле пустит поплавать в бетонных ластах - очень уж неприятный народец, которого нисколечко не жалко. Они...

Мазур подскочил на мягком сиденье, как ужаленный. Выбрался на правый поплавок, уже не обращая внимания на то, что от лишней тяжести он стал погружаться чуточку быстрее. Уставился в море.

Ошибки быть не могло - с его-то отличным зрением. Примерно милях в двух на зюйд-зюйд-вест от дрейфующего гидроплана в океане виднелся прозрачно-серый дымок, означавший, что там двигалось судно. Понаблюдав за ним, Мазур начал всерьез подозревать, что его курс проляжет далеко в стороне. А значит, нужно шевелиться...

Он запрыгнул в кабину, схватил картонную коробку, перелез на левый поплавок и, цепляясь одной рукой за стойку крыла, другой извлек картонный цилиндрик ракеты с ярко-красной маркировкой и подробной инструкцией на английском - не было нужды вчитываться, он и так в этом понимал.

Отпустив стойку, дернул проволочное кольцо на прочном шнурке. Бабахнуло, запахло сгоревшим порохом, высоко в небе распустились пять ослепительно-белых огненных комков и по дуге медленно поплыли в низ. Они еще не успели потухнуть, как Мазур запустил новую, за ней - третью, и так далее, как автомат.

Выхватил ракету из кармашка жилета и дернул кольцо. Запрыгнул в кабину, моментально вывернул карманы остальных жилетов. Высоко над водой вытянулась еще одна цепочка огней, прекрасно различимых даже при ярком солнечном свете.

Время ползло мучительно медленно. Ракет больше не было, а он пока что не мог определить, заметили его на судне, или нет. Впавшее в пессимизм воображение подсовывало унылые картины одна хуже другой: вахтенный оказался недотепой и проморгал, рулевой смотрит в другую сторону, или корабль, такое тоже случается, идет на авторулевом, и никто не смотрит по сторонам... А то и вовсе, контрабандисты, спешащие по своим делам и не склонные отвлекаться на сигнал бедствия...

Ага! Не осталось никаких сомнений - дымок перемещался в его сторону! Он помаленьку рос, двигаясь по прямой линии...

"А ведь у нас еще многое впереди", - обрадованно сказал себе Мазур и на радостях, с хрустом свернув пробку дорогого вискаря, позволил себе добрый глоток.

Примерно через двадцать минут - гидроплан накренился так, что это было еще не опасно, но создавало неудобства - Мазур, не сводивший глаз со своих неизвестных спасителей, начал ощущать некий душевный дискомфорт, и чем дальше, тем ему становилось неуютнее.

Кабельтовых в трех от самолетика застопорил ход боевой корабль, натуральнейший фрегат типа "Линдер" британского производства. Вообще-то их покупали и строили по лицензии еще несколько стран, но Мазур уже отчетливо разглядел за кормой британский "Юнион Джек". "Линдер", никакого сомнения, характерно приподнятая носовая часть, внушительная башня артиллерийской установки - сто четырнадцать миллиметров, к гадалке не ходи и в справочниках не ройся - классическая линдеровская надстройка, труба, радарная башенка, зенитный автомат на корме. Корабли этого типа непременно оснащаются легким вертолетом, но его не видно, определенно пребывает в кормовом ангаре...

Приятная встреча, спасу нет. Особенно учитывая профессию Мазура и его постоянную прописку. Ага, спускают лодку, вот она уже отвалила от серого борта...

А, собственно, к чему уныние? Коли нет ни облавы, ни погони? Наоборот, следует проявить самый неподдельный энтузиазм и от радости прыгать на голове - как и полагается правильному австралийскому парню, спасенному морячками матушки-Британии. Родные люди, можно сказать! Братишечки! Радоваться надо!

Осознав эти нехитрые истины, Мазур заорал что есть мочи, махая в воздухе свободной рукой. Моторка целеустремленно неслась к нему. Пять человек в классической тропической униформе "ройял нэви": белые шорты и рубашки, белоснежные гольфы и знаменитые британские колониальные шлемы. У того, что восседает на носовой банке, на черных погонах тоненькая золотая загогулина - уоррент-офицер, ихний унтер. Ну, конечно, они должны были издали разглядеть самолетик в мощную оптику, ради такого мирного пустяка никто не пошлет на шлюпке офицера...

Моторка подошла вплотную. На Мазура таращились с беззаботным любопытством. У одного из матросиков, правда, был при себе автомат, но это еще ничего не означало - обычная практика для любого военного флота, мало ли что...

- Ребята! - заорал Мазур с неподдельным энтузиазмом, стараясь приправлять речь самыми что ни на есть австралийскими оборотами. - До чего я вам рад, спасу нет! У меня тут, сами видите, неприятность получилась...

Унтер, глядя на него с тем снисходительным выражением, какое и должен придать себе морской волк при виде подобного штафирки, пробурчат с хваленой британской невозмутимостью:

- Оригинальное место вы, сэр, выбрали для посадки...

- Если бы я выбирал, - сказал Мазур. - Авария случилась...

- Давно?

- С час назад, не больше. В толк не возьму, что стряслось.

Бесстрастно глядя на него, унтер сказал:

- Вы, может быть, не знаете, но у вас чертова уйма пулевых пробоин по правому борту...

Глазастый, с неудовольствием подумал Мазур. Ну конечно, глупо было думать, что военный человек не разберется с ходу в характере пробоин, тем более что они бросаются в глаза, как балерина при полном параде на палубе авианосца...

Хорошо, что оставил револьвер в кабине. Вряд ли они будут самолетик обыскивать. С какой стати? Вокруг - международные воды, у них наверняка нет прямого приказа. Военные всего мира полицейские обязанности выполняют с превеликой неохотой, не раньше, чем получат недвусмысленный приказ. А думать они вольны, что угодно, черт с ними...

- Вы намереваетесь перейти на лодку, сэр, или собираетесь остаться? - поторопил унтер. - Ваш самолет скоро потонет, невооруженным глазом видно...

Мазур проворно перепрыгнул в шлюпку, бормоча все тот же вздор: как он счастлив, как он горд встретить соплеменников, пусть не земляков, но все же, можно сказать, родственников. Одним словом, правь, Британия, морями... Человеку в его положении простительно выглядеть нелепым - более того, нужно срочно предстать вовсе уж безобидным чудаком...

Они в два счета достигли фрегата. С борта свисал обычный трап: канаты и деревянные перекладины. Мазур вмиг взлетел бы по нему, но, разумеется, пришлось карабкаться со всей возможной неуклюжестью...

На палубе их уже дожидался офицер, высокий, костлявый, нельзя сказать, чтобы он был настроен неприязненно, но и явно не собирался хлопать Мазура по спине и с ходу предлагать опрокинуть по стаканчику. Вполне уместное отчуждение. Ничего специфически британского.

Уоррент-офицер с ходу к нему подошел и почтительно принялся шептать что-то на ухо. Глупо было надеяться, что этот служака забудет упомянуть о пулевых пробоинах: Мазур не расслышал ни слова, но не сомневался, что рапорт будет подробнейшим - вид у британского боц-манюги соответствующий, службист, бля.

Выслушав рапорт, офицер - как моментально определил Мазур в звании лейтенант-коммандера - небрежным жестом вернул подчиненного на исходную позицию и уставился на Мазура примерно с той же доброжелательностью, с какой он смотрел бы на чаек за бортом, А впрочем, и открытой враждебности не была, и на том спасибо...

- Сэр? - с непередаваемой интонацией вопросил лейтенант-коммандер, ухитрившись вложить в это нехитрое словечко массу интонаций. Мастера все-таки британцы на такие штуки...

- Меня зовут Ричард Дикинсон, я австралиец, - сказал Мазур, словно спохватившись, полез в карман, выудил паспорт и простодушно протянул его офицеру. - Пилот-любитель с личным самолетом, у меня случилась авария...

Офицер, держа книжицу с австралийским гербом кончиками пальцев, листанул ее с неприкрытой брезгливостью, всем своим видом давая понять, что он бесконечно далек от каких бы то ни было полицейских обязанностей, унизительных для джентльмена, не имеющего на то служебных полномочий. Вернул. Глядя все так же отстраненно, осведомился:

- Что у вас произошло? Мне докладывают, ваш самолет весь в пулевых пробоинах...

Мазур вытаращился на британца насколько мог придурковато и честно:

- Какое-то роковое недоразумение. Милях в пятидесяти отсюда меня обстреляли с большого белого катера. Я всего-навсего имел глупость над ними снизиться, помахать крыльями... - он глуповато хихикнул. - Там на палубе были две обалденных девчонки в купальниках... А с катера по мне чесанули очередью....

- В этих местах ошивается масса самого разного народа, - сказал офицер без всякого выражения. - Вам следует немедленно заявить в полицию, когда мы достигнем суши, мистер...

- Дикинсон.

- Вот именно. Такие вещи нельзя оставлять без последствий.

Мазур решительно не мог определить, поверили его сляпанной на скорую руку сказочке, или нет. Ну и черт с ними. Сами они следствие по его поводу проводить ни за что не будут - и в полицию на берегу сдавать не станут, с какой стати? Никаких криминальных сцен с его участием они не наблюдали, оружия при нем не видели, а думать могут что угодно...

- Боюсь, ваш самолет идет ко дну, - сказал офицер, глядя через плечо Мазура.

Мазур обернулся. Действительно, наступал финальный акт незатейливой драмы - гидроплану пришел каюк, из воды торчали левое крыло и поплавок, быстро погружаясь. Еще пара секунд - и осталась безмятежная водная гладь.

- Жаль, - сказал Мазур. - Вот мерзавцы, я это так не оставлю... Дайте только до берега добраться...

- Вообще-то мы идем в Рансевилль, мистер...

- Дикинсон.

- Вот именно. Там, как вы понимаете, мы с вами расстанемся и вы вольны поступать, как вам угодно. На вашем месте я бы, не медля, сделал заявление полиции. А пока что... Позвольте предложить вам гостеприимство, - произнес он с видом человека, нисколько не обрадованного такой перспективой и лишь выполнившего своего рода обязанность. - Вас проводят. Джей!

Рядом, словно чертик из коробочки, возник бравый матрос в том же тропическом исполнении. Лейтенант-коммандер, не меняя выражения лица, показал в сторону Мазура (именно что в сторону, а не прямо на него):

- Позаботьтесь о нашем госте.

И отвернулся к борту, сочтя свою миссию оконченной, а долг морской вежливости - полностью выполненным. Решив держаться в том же стиле - и, например, обойтись без всяких горячих благодарностей вслух - Мазур направился вслед за провожатым. Они пересекли палубу, спустились по трапу.

Мазур практически не смотрел вокруг. Ему было почти что скучно. О фрегатах этого типа он мог и сам рассказать немало - водоизмещение, мощность силовой установки и ее технические характеристики, численность экипажа, скорость, дальность хода и все прочее... Словно столкнулся вживую с человеком, которого до того знал по отличным фотографиям. Конечно, это чуточку щекотало нервы - знали бы найденные бритты, кого пригрели на груди - но особенно предаваться эмоциям не следовало: не к теще на блины пришел, ухо следовало держать востро...

Матрос привел его в чистенькую четырехместную каюту, ничем особенным не отличавшуюся от тех, к каким Мазур привык. Разве что здесь на переборке красовалось не мене дюжины выдранных из журналов для мужчин голеньких красоток. Разболтались они тут, подумал Мазур, присаживаясь на койку согласно приглашающему жесту провожатого. У нас бы за подобные вольности все огребли бы по полной программе, включая командира...

- Сэр, вы уж, пожалуйста, отсюда никуда не выходите, - сказал матрос без малейшей надменности, но непреклонно.

- Вот фокус, - сказал Мазур. - Меня арестовали, что ли? Это за что? Ничего вроде не натворил...

- Здесь военный корабль, сэр, - не моргнув глазом, пояснил матрос. - А вы, как бы это сказать, лицо совершенно постороннее. Железные правила и все такое...

Он лихо отдал честь и вышел. После короткого раздумья Мазур поступил так, как и полагалось всякому нормальному австралийцу: подошел к переборке и принялся вдумчиво разглядывать девиц, улыбавшихся ему кто застенчиво, кто блудливо.

Дверь распахнулась - ну, разумеется, в армии, как и на флоте, стучаться не принято, тут вам не деликатная гражданка. Мазур без всякой поспешности отвернулся от голых девиц. И узрел очередного офицера, сублейтенанта, немногим старше его самого.

Этот выглядел совершенно непохожим на того вяленого карася, что встретил на палубе Мазура. Он улыбался во весь рот простецки и откровенно, он с первого взгляда казался простягой, рубахой-парнем, у него был незамутненный особой работой мысли, почти детский взгляд...

Мазур мысленно подобрался и скомандовал себе боевую тревогу. Все дело в этом младенческом взгляде и простецкой внешности. Знал Мазур одного такого простеца с детскими глазами - Константина Кимовича Самарина, по кличке Лаврик. Незнакомец, голову на отсечение, был его близнецом, разве что форму носил другую...

- Здрасте, - сказал вошедший, пожав руку Мазура так непринужденно и дружески, словно они выпили вместе цистерну пива. - Сублейтенант Доббин, будем знакомы.

- Ричард Дикинсон, - сказал Мазур.

- Австралия, похоже, а?

- Угадали, - сказал Мазур.

- Да что тут угадывать, ясно же... Говорят, у вас и документы в полном порядке?

Он как-то так уставился, дружески и вместе с тем требовательно, что рука Мазура сама собой нырнула во внутренний карман пиджака, появилась оттуда с липовой австралийской ксивой и протянула ее Доббину. Тот перелистнул странички вроде бы небрежно, с видом выполняющего неприятную повинность джентльмена, но его глаза на несколько мгновений из наивных стали прямо-таки рентгеновскими, и Мазур уже не сомневался, с кем его свела судьба. Ихний хренов особист. Видно зайца по аллюру. Но какого черта тут делает особист? И в советском, и в британском военно-морском флоте дело еще не зашло настолько далеко, чтобы особист стал штатной принадлежностью корабля подобного класса. Порядки, в общем, не при замполитах будь сказано, во всем мире одинаковые. Если на корабле объявился особист, чувствующий себя здесь совершенно непринужденно, означает это одно: или корабль выполняет некое специальное задание, или он изначально непростой, похожий на своих систер-шипов лишь внешностью...

- Ясно, - сказал Доббин, возвращая паспорт. - Что мы стоим, как на приеме с фуршетом? Садитесь... На гидроплане летели? Он был ваш?

- Ага, - сказал Мазур.

- Любите летать?

- А что тут плохого?

- Да ровным счетом ничего, конечно... Вас, говорят, обидел кто-то? Обстреляли?

- Ну да, - сказал Мазур. - Шарахнули очередью, мерзавцы. Ноги бы повыдергать и бумеранги вставить...

Он не чувствовал себя в безвыходном положении: самолетик со всеми уликами покоился на дне, откуда его никто не возьмется доставать, предъявить ему, собственно, нечего. Особист иначе попросту не может, все равно, наш он, или ихний...

- Что это был за корабль?

- "Корабль" - слишком громко сказано, - пожал плечами Мазур. - Скорее уж маленькая яхта или большой прогулочный катер.

- И назывался он...

- Вот названия я решительно не рассмотрел, - сказал Мазур. - Было какое-то на борту, да, я помню... Но я спустился пониже, чтобы посмотреть на девочек на палубе, а потом, когда в меня оттуда шарахнули очередью, думал только об одном - как бы улепетнуть побыстрее. Где уж там смотреть название...

- Понятно. Сколько человек вы видели?

- Послушайте, - сказал Мазур. - Мне только сейчас в голову пришло... Это что, допрос? А с какой стати?

- Боже упаси, скажете тоже! - вытаращился на него Доббин с тем детским простодушием, что прекрасно знакомо было Мазуру по ухваткам Лаврика. - Я не полицейский, а вы не преступник, ничего такого... Вы на военном корабле, мистер Дикинсон, вот ведь какая штука. Бюрократия, ага. В корабельный журнал положено заносить абсолютно все, что на судне случилось. Обязательно нужно будет написать и про вас: мол, такого-то числа в точке с такими-то координатами спасли терпящего бедствие... И далее столь же подробнейшим образом...

- Я, конечно, терпящий бедствие, - сказал Мазур. - Но я тоже моряк, знаете ли, хоть и цивильный. Что-то я не помню, чтобы в корабельный журнал заносили такие подробности...

И, в свою очередь, уставился на собеседника с неприкрытым пронзительным, если так можно сказать, детским простодушием.

Сублейтенант Доббин ничуть не смутился.

- Тут вы правы, - сказал он непринужденно. - Скучновато у нас, понимаете, а тут какое-никакое развлечение, вот я и чешу языком, как деревенская кумушка... Моряк, говорите? И много плавали? Много повидали?

- Изрядно, - сказал Мазур.

В этом направлении он ничуть не опасался продолжать разговор - мог не мало рассказать о самых разных портах и странах, которые видел своими глазами, с деталями и подробностями, способными усыпить любую подозрительность.

- А чего ж переквалифицировались? Из моряков - в пилоты?

- Вы уж простите некоторую уклончивость, - сказал Мазур, которого как раз осенила неплохая идея, - но мы с компаньонами ищем клад в этих местах, и я бы не хотел вдаваться в детали...

- Бывает, - не моргнув глазом, кивнул Доббин. - Интересное предприятие, я еще мальчишкой мечтал... Я бы и сейчас не отказался, но ведь служба...

Скорее всего, Мазур в его глазах оставался крайне сомнительным типом. Но он словно бы успокоился, самую чуточку - походило на то, что сделал некие выводы. Кладоискатель, в конце концов, порой очень гармонично сочетается с обстрелянным из автомата самолетом - специфическое ремесло, возможны прихотливые повороты сюжета...

- Значит, направляетесь во Флоренсвилль?

- Если вы не против, - сказал Мазур, ухмыляясь.

- Ну что вы, что вы... Надеюсь, там-то у вас не будет никаких проблем?

- Никаких, - сказал Мазур. - Какие там проблемы... Вот когда однажды мой дедушка взялся выкидывать старые бумеранги - бабушка заставила, мол, полон дом хлама - вот у него были нешуточные проблемы...

Доббин весело посмеялся.

- Интересные у вас, в Австралии, должно быть, обычаи... Вы, быть может, есть хотите?

- Не отказался бы, - сказал Мазур искренне.

- Тогда пойдемте.

- Мне тут сказали, чтобы я не выходил из каюты...

- Глупости. Со мной можно. Должны же мы продемонстрировать флотское гостеприимство...

Как очень быстро выяснилось, все флотское гостеприимство свелось к тому, что Мазура накормили в столовой для рядовых, - правда, нужно признать, вкусно и обильно. Потом Доббин, время от времени спрашивая о какой-нибудь ерунде (его вопросики вроде бы не складывались в систему и, надо надеяться, не имели целью поймать на противоречиях) провел его назад тем же путем. Мазур по-прежнему шагал со скучающим видом, не видя вокруг ничего для себя интересного, - что может быть нового и интересного во фрегатах типа "Линдер"?

Дверь одного из помещений, мимо которого они как раз проходили, оказалась распахнутой; Мазур невольно покосился туда, совершенно рефлекторно...

И почувствовал, что его бросило в жар. Захотелось припустить со всех ног. Хорошо еще, что Доббин, метнув на него определенно встревоженный взгляд, постарался моментально, с непринужденным видом дверь захлопнуть. И явно ускорил шаг.

Обошлось, кажется, никто вроде бы внимания не обратил на шагавших по коридору... или успели все же срисовать! Знать бы... Окружающее вмиг стало для Мазура враждебным и неприятным.

- Что-то вы осунулись вдруг, - сказал Доббин, когда они подошли к той же каюте, откуда отправились обедать.

- Вот то-то и оно. Только сейчас дошло, в какой передряге побывал...

- Ну, отдыхайте, - сказал Доббин почти участливо. - Из каюты не выходите, ладно? Во Флоренсвилль мы придем самое позднее через час, так что не унывайте...

И вышел. Плюхнувшись на койку, Мазур прижался спиной к переборке, прикрыл глаза. Медленно уходило сумасшедшее напряжение, но тревога осталась.

Там, в той каюте, сидел Бешеный Майк собственной персоной - вполоборота к двери. И те два типа, что встретили их с Лавриком на палубе "Виктории". И еще не менее дюжины точно так же одетых в цивильное крепких мужиков. Вся команда, надо полагать, в сборе...

Значит, вот что. В игру все же вступила держава, конкретнее говоря. Британская империя. Присутствие здесь Шора может означать только одно: британцы ему по-джентльменски подсобляют. Самую малость. В пропорцию.

Вряд ли они ограничились тем, что взялись подвезти к месту предстоящей работы. Наверняка пошли до конца и снабдили кое-какими вещичками, вроде тех, что пошли на дно вместе с "Викторией". В таких делах никто не ограничивается полумерами.

Вот почему по кораблю болтается особист... Значит, Британия в игре. Вряд ли решение принято на особенно уж высоком уровне: опыт учит, что достаточно бывает порой решения не очень крупного деятеля, политика, чиновника разведслужбы, военного. Какова страна, таков и масштаб. А поскольку страна размером чуть ли не с танцплощадку...

Расклад не особенно загадочен: кому-то пришло в голову, что следует отреагировать, коли уж возникла угроза имуществу, принадлежащему британским подданным, на территории страны, входящей в Британское содружество. Прецеденты бывали.

Есть сильные подозрения, что фрегату предназначена определенная роль в грядущих событиях. Знаем мы такие дела, сами, бывало, нечто похожее проворачивали быстро и качественно. Фрегат будет подстраховывать. На всякий случай. Ситуация знакомая. При нужде на берег быстренько высадятся десятка два вооруженных матросиков и грамотно поправят картину: быстро, эффективно, надежно. Казарма национальной гвардии, скажем, внезапно окажется под прицелом орудийной башни фрегата, она ведь у моря, ребята Шора туда пойдут на моторках... Что-нибудь в этом роде. При некотором навыке такие вещи делаются молниеносно и без напрасных жертв. А опыт у британцев, надо признать, богатейший...

Заметили, или нет? А если заметили, успели узнать, или? Положеньице не из лучших. Стоит Майку заикнуться, при каких обстоятельствах они свели знакомство...

"Морского дьявола" в нем никто, конечно, не заподозрит. Зато в два счета заметут как крайне подозрительную личность, несомненно связанную со смертными гангстерами и прямо причастную ко взрыву "Виктории". И трудненько потом будет из всего этого выпутываться даже с Лавриком за спиной...

Мазур встал, покрутил барашки иллюминатора. Иллюминатор распахнулся легко. Он был достаточно велик, чтобы без особых трудов протиснуться в него, - а вокруг расстилалась необозримая морская гладь.

Да нет, какие глупости... Моторок у них на борту, надо полагать, немало - но и одной-единственной хватит, чтобы догнать пловца. Если нагрянут сейчас, деваться некуда, повяжут, как пучок редиски, и, какую линию защиты ни придумывай, все разобьется о несколько простых вопросов: на "Виктории" были? Про наркотики толковали? Хозяев стращали разными неприятностями? Ну, и как все это сочетается с тем, что "Виктория" после этого визита очень быстро взлетела на воздух? Логика железная, и противопоставить ей нечего. Потому что, если назвать настоящее имя и род занятий, будет в сто раз хуже...

Глава 16

О ходьбе по бабам и прочих интересных вещах

Шлюпка шла к берегу с нормальной скоростью обычной моторки, но Мазуру все равно казалось, что она летит с прытью истребителя. Душа у него пела, смело можно сказать - разудалые цыганские напевы, заливисто и цветисто, с ухарскими вскриками, взвизгами и топотом сапог...

Чрезвычайно походило, что все обошлось. К нему в каюту так и не нагрянули вооруженные джентльмены с бесстрастно-непреклонными физиономиями, никто его не разоблачил, не арестовал и даже завербовать не пытался. Вскоре после того, как фрегат встал на рейде в полумиле от побережья, к нему в каюту заявился Доббин и, похихикивая простецки, выразил обтекаемыми фразами ту простую мысль, что пора и честь знать. Военно-морские силы сделали все, что могли для гражданина Британского содружества наций и надеются, что далее он будет полагаться исключительно на свои силы. Мазур не имел ничего против такого оборота дела. И был отправлен на берег со всем возможным в данной ситуации комфортом - единственным пассажиром шлюпки, управлявшейся тем самым мореманом, что провожал его в каюту.