Чтение 11–й страницы книги ~Нелетная погода~

Кедрин, сцепив руки за спиной, ходил, почти бегал от окна к стене. Четыре пульта "Динго", бездействовавшие, кроме одного, со дня постройки здания, работали с полной нагрузкой. Оператор, обычно контролировавший передвижения за пределами поселка его обитателей и туристов (дежурства, как правило, были занудным четырехчасовым бдением перед покойно молчащим пультом), сейчас трудился так, словно у него выросло десять рук, но и тех не хватает - мокрая рубашка прилипла к телу. Второй по его команде отдавал распоряжения спасательным группам, а Крылов склонился над его плечом и сосредоточенно слушал. Остальные двое помогали первому, их приборы перебирали позывные личных опознавателей. Присмотревшись, Панарин отметил, что внимание операторов приковано к югу, юго-востоку и юго-западу.

- Явился, - рявкнул Кедрин. - Место по расписанию?

- В распоряжение "Динго".

- Марш!

- Пойдемте, - Крылов тронул его за локоть, и Панарин без раздумий двинулся следом.

- Что случилось? - спросил он на лестнице.

- Смотрите, - Крылов распахнул дверь лазарета так резко, что она ударилась о стену. - Только быстро.

Доктор Беррик, сидевший к ним спиной за пультом кибердиагноста, не оглянулся на стук двери. В белом кресле, опутанный проводами с присосками и прозрачными шлангами, по которым струилась разноцветная жидкость, распростерся обнаженный по пояс человек. Странный человек - седые волосы и совсем молодое, только страшно бледное лицо. Кажется, он был в сознании и смотрел прямо на Панарина с Крыловым, но его пустые глаза не выражали и тени эмоций. Панарин вроде бы узнал его, но никак не мог вспомнить имя - должно быть, седые волосы мешали.

- Как? - громко спросил Крылов.

- Диагноз - прежний, - не оборачиваясь, ответил доктор Беррик. - Сильнейший шок.

Крылов захлопнул дверь:

- Вот так, Тим. Парень прилетел в таком состоянии с метеостанции "Зебра-2". Остальные трое, судя по сигналам, погибли... Бластером пользоваться умеете?

- Учили когда-то.

- Пошли.

Он сбежал на пролет ниже, достал из кармана какой-то блестящий предмет и прикоснулся им к стене. Монолитная стена, мимо которой Панарин проходил ежедневно, бесшумно раздвинулась. В маленькой квадратной комнате без окон в пять рядов стояли решетчатые стеллажи с оружием: бластеры - легкие в кобурах и "Дельты", пулевые карабины и пистолеты, еще какое-то неизвестное даже Панарину оружие, ящики с желтыми и черными шарами величиной с яблоко.

"Гранаты, - вспомнил он, - осколочные и зажигательные". Им в свое время читали лекции и об аварийном запасе на внеземных поселениях, но прошли годы, это забылось, стало отдаленной абстракцией...

- Черные - осколочные, желтые...

- Зажигательные, я помню.

- Возьмите "Дельту". И зажигательных в карманы. Давно не видели?

- С училища.

- То-то. Инструкции и списки оборудования составляют не въедливые педанты, как многие до сих пор думают, а люди, пытающиеся предусмотреть абсолютно все...

Он говорил еще что-то, в общем, ненужное - естественная реакция человека, который годами ждал этого, реакция на внезапно возникшие неизвестность и тревогу. Панарин знал это состояние, случалось, что и на пилотов при определенных обстоятельствах нападал внезапно словесный зуд. Ничего в этом не было удивительного или стыдного, и проходит быстро...

Панарин перекинул через плечо ремень "Дельты", напихал в карманы гранат.

- Оснастились? Пойдемте. - Крылов стал другим, таким его Панарин никогда не видел - грузный рыжий увалень двигался сейчас с грацией вышедшего на охоту леопарда, движения стали экономно-четкими, как у робота. - Что так смотрите?

- Не узнаю.

- А... Работа такая - ждем у моря погоды, пока гром не грянет... - он цепко глянул на Панарина. - Что вы мнетесь? Узнать, где ваша прелестная журналистка? Только не делайте равнодушного лица, в таких ситуациях всегда находится кто-то, о ком хочется узнать незамедлительно, а минута задержки для нас роли не играет... Идите в мобиль, я мигом.

В мобиле сидел Руди, один из сотрудников Крылова, тоже с "Дельтой". Панарин устроился с ним рядом, воцарилось неловкое молчание - оба чувствовали, что молчать вроде бы не следует, но и о чем заговорить в такую минуту, неизвестно...

- Двинулись, - Крылов сел сзади, и мобиль тут же пущенным из пращи камнем метнулся в небо. - Руди, на "Зебру-2". Все в порядке, Тим, она в поселке. Вообще всех уже вывезли или везут. Хорошо, туристов было мало...

- К чему тогда столько шума? - Панарину показалось, что Руди хотел задать тот же вопрос. - В чем дело - звери?

- Звери, парень только это и в состоянии выговорить.

- Но насколько я знаю, опасных зверей в том районе не было?

- Пока не было, - сказал Крылов глухо и зло. - И оттого, что их давно не было, на станции не считали нужным заботиться о таких мелочах, как защитная сигнализация и силовое поле... И получается, что предсказать опасность и принять меры - разные вещи... И получается, что виноваты растяпы из "Динго", проморгавшие и допустившие...

Он говорил что-то еще, злясь на себя и на то, что произошло. Мобиль мчался на максимальной скорости, все внизу сливалось в пеструю полосу.

- Прибыли, - доложил Руди. - Зависаю на ста метрах.

Мобиль повис в воздухе, ушел в корпус прозрачный верх.

- Ну? - почему-то шепотом спросил Панарин.

- Ну и смотрим во все глаза...

Лес протянулся во все стороны, до горизонта. Бледно-зеленые, с перистыми листьями деревья походили больше на вымахавшую до пятиметровой высоты траву - стволы гибче, чем у земных деревьев и менее прочные. Кое-кто сравнивал их с сахалинскими зарослями гигантских трав или "папоротниками" Глена. Посреди прогалины примерно с километр - ее расчистили сами метеорологи, их почему-то устраивало именно это место - белые домики, решетчатые башенки, круглые антенны связи со спутниками - большое, почти полностью автоматизированное хозяйство, требовавшее все-таки человеческого присмотра. И никаких признаков беды.

- Руди, шумни-ка сигнальными, - сказал Крылов. - А я пошарю локатором.

Руди достал ракетницу, и тишину трижды вспорол басовитый вой.

- Ничего, - сказал Крылов. - Никакого движения. Руди, осторожненько вниз. В случае чего стреляйте - без команды.

Мобиль вертикально опускался. Панарин сдвинул вниз рубчатый язычок предохранителя и положил ствол на борт.

Стояла гробовая тишина, пахло лесом и новеньким синтетиком кресел мобиля, мир был солнечным и зеленым.

- Руди, остаешься, - сказал Крылов. - Тим, пошли. Я посмотрю в аппаратной, а ты давай туда.

Панарин поднялся на веранду жилого коттеджа, увитую сиреневыми граммофончиками плюща, толкнул дверь ногой, отпрыгнул в сторону. Ни звука, ни движения. Он осторожно вошел, выставив перед собой бластер, заглянул в одну комнату, в другую.

Пластиковой стены, обращенной к лесу, не было - только обломки густо устилали пол, длинными и лохматыми, загнутыми внутрь клочьями обрамляли пролом. Что-то со страшной силой ударило в стену снаружи. Панарин увидел на полу странные бурые пятна.

Наклониться к ним он не успел. Чужая, темная воля подавила сознание, отняла способность двигаться и рассуждать, Панарин застыл, глядя на лес. Руки стали мягкими, бескостными, ставший неимоверно тяжелым бластер выскользнул из вялых пальцев и звонко стукнулся об пол. Панарин сделал шаг к пролому, второй...

Деревья шевельнулись, затрещали, ломаясь, из зарослей высунулась зеленая змеиная голова размером с мобиль, качнулась вправо-влево и двинулась к Панарину. За ней заструилось толстое тело. Их разделяли метров тридцать - анаконду и коттедж.

Панарин попробовал крикнуть - язык словно распух моментально и едва ворохнулся во рту. Он стиснул зубы, страшным усилием воли попытался стряхнуть наваждение, поднять бластер. Колени сгибались медленно-медленно, казалось, растопыренные пальцы отделял от бластера миллион километров. Змея успеет раньше, отметили замурованные где-то в глубине неподчинившиеся гипнозу остатки сознания. Захлестнула ни с чем не сравнимая тоска, весь мир состоял из тоски, пропасти, куда рушилась личность. Пальцы тянулись к стволу, тянулись, тянулись, но их опережали шум мощного тела и волна смрадного дыхания.

Прозрачное сиреневое пламя ширкнуло наперерез, отсекло голову анаконды, и она черным дымящимся комом покатилась в траву. Тоска исчезла, Панарин рывком присел по инерции, пребольно ушиб пальцы о приклад, подхватил оружие и вскочил. Уперся спиной в стену, мокрый, как мышь, - одежда облепила тело, бил озноб - прицелился, стискивая вихляющийся в руках бластер, но стрелять не стал - все было кончено, гигантское обезглавленное тело замирающе перекатывалось, руша деревья. "Вот и пресловутые битвы с драконами, - подумал он, - совсем как по стерео, только не вышло из главного героя супермена - дрожит, как банный лист, едва дуриком не слопали..."

- Живой? - в пролом заглянул бледный Крылов. - Выходи, не стоит тут засиживаться, все ясно. Приползли из джунглей, твари. Там еще одна валяется, Руди вовремя заметил...

- Но ведь они никогда так далеко от джунглей не забирались?

- А теперь, выходит, забрались... - сказал Крылов.

- Э-эй! - донесся крик Руди.

Они побежали к мобилю, но опасности там не было никакой, только анаконда, которую убил Руди, протянулась поперек улицы нелепым поваленным деревом - голова скрылась за коттеджем, хвост в конвульсиях разрушил другой и лежал под рухнувшей крышей.

- Поселок выходил на связь, - сказал Руди. - Они послали в этот район беспилотник-наблюдатель. Километрах в двухстах южнее отсюда - неисчислимая масса зверья. Великий исход какой-то...

...Это действительно был великий исход. Мобиль повис метрах в сорока от земли, они смотрели вниз затаив дыхание - такого еще ни один из них никогда не видел. Сотни анаконд ползли по равнине, целеустремленно, быстро, все в одном направлении, в спешке наползали друг на друга, и тогда та, которую задели, зло била головой соседку, но тут же обе, наперекор своим обычным привычкам не вступая в схватку, словно забывали друг о друге и ползли дальше. Увертываясь от змей, между ними подпрыгивали, катались разноцветные комочки разной величины - звери бежали в ту же сторону, тучи птиц неслись, с пронзительными криками огибая мобиль, проносясь над ним и под ним. В некоторых местах земля казалась сплошь покрытой шевелящимся ковром - стаи самых маленьких зверьков. Панарин знал, что так было при лесных пожарах. Все живое, обитавшее в примыкающих к океану джунглях на юге континента, давя и топча друг друга, слившись в единое целое, где хищники перемешались с вегетарианцами, потому что каждый думал только о спасении - ползло, бежало, летело, мчалось на север, не останавливаясь и не сбавляя темпа...

- Вот так, - Кедрин провел указкой по карте. - Зверье идет на Поселок. То есть, разумеется, не специально на поселок, но направляется в северные районы Синегорья, что нас никоим образом не может радовать. Темпы они несколько сбавили от усталости, но, если не изменят направления, через несколько часов будут здесь. В этом случае они надолго засорят окрестности и, во-первых, уничтожат местную фауну региона, во-вторых, мы попадаем в длительную осаду. Конечно, в конце концов они пережрут друг друга, передохнут, но долгое затворничество нам гарантировано. Придется связать поселок и космодром "туннелями" из силового поля. Работу по Проекту мы сможем, в общем, продолжать, но все другие исследования, ведущиеся за пределами поселка, а также работу "Галакса" придется заморозить на неопределенный срок. Оборудование одиннадцати научных станций либо погибнет, либо его придется демонтировать, что для некоторых экспериментов равносильно гибели. Перед нами стоит альтернатива - либо закутать поселок и космодром силовым полем...

- Мы можем не успеть, - сказал кто-то из энергетиков.

- Да, - сказал Кедрин. - Можем и не успеть. Поэтому имеется второй вариант - используя доставленную с Земли технику, истребить покинувшую джунгли живность, которая, собственно говоря, и так обречена. Кто за это предложение?

Сразу же поднялись четыре руки, после нескольких секунд промедления - остальные четыре.

- Единогласно, - сказал Кедрин. - Что ж, все свободны.

Панарин остался, сам не зная, зачем. Он сидел и смотрел на Кедрина, а Кедрин, заложив руки за спину, смотрел на карту. Почувствовав взгляд, обернулся:

- Ты не ушел?

- А куда торопиться? - сказал Панарин. - Группы вылетят через полчаса. Можно вопрос?

- Пожалуйста.

- Почему вы поставили вопрос на голосование? Можно было руководствоваться параграфом третьим, пункт два. Чрезвычайные обстоятельства налицо, вы имеете право на единоличное решение.

- Мог, - сказал Кедрин, сел рядом с Панариным, помолчал. - Тим, когда-нибудь ты поймешь - чем старше человек, тем реже он старается принимать единоличные решения там, где можно этого избежать. Понятно, это не относится ко многим и многим ситуациям, но все же... Есть вопросы, которые невозможно решать коллективно. А есть и другие. Признаюсь, мне хотелось посмотреть, как будут вести себя люди.

- И они оправдали ваши ожидания?

- В том-то и дело, что нет, - сказал Кедрин. - Я ожидал, что они призадумаются на какое-то время, но ничего подобного не произошло. Одно движение руки - и многие тысячи животных истреблены. Биосфере со всего размаха заедут кулаком в лицо.

- Но ведь нельзя иначе. Вы сами говорили, что, во-первых, они все равно обречены, а во-вторых, они в состоянии нарушить биосферу региона.

- Все так, - сказал Кедрин. - Но либо ты меня не понял, либо я неточно выразился. Мы приняли единственно верное решение - спасая фауну региона, спасая наши эксперименты, мы должны уничтожить все живое, идущее на поселок. Но, принимая такие решения, следует хотя бы на минутку задуматься... Знаешь, чем отличается психология звездолетчиков моего поколения от вашего? У нас было очень мало планет - всего лишь Солнечная система. А у вас их, на мой взгляд, слишком мало, но на ваш - слишком много. И вы обращаетесь с ними что-то чересчур уж равнодушно. Конечно, хорошо, что вы упорно верите: все они - не более чем ступеньки на пути во Вселенную. Полустанки. Гостиничные номера. Придорожные лавочки. С одной стороны, это расширяет масштабы мышления, но вот с другой-то... Чересчур вы к ним равнодушны, торопясь к звездам. И я иногда опасаюсь, что такое отношение повлияет на ваше поведение, когда мы, наконец, вырвемся туда, - он показал на потолок.

- Масштабы, вот именно, - сказал Панарин. - Мы же не горюем, когда приходится мимоходом растоптать или сорвать несколько цветов. И вырвавшись во Вселенную, мы ведь не перестанем срывать букеты и шагать по полю без дороги. Я не хочу сказать, что мы вправе плевать на все живое и творить с другими планетами что только душа пожелает. Я лишь подчеркиваю, что масштабы со временем меняются. Вы считаете, что я неправ?

- Отчего же. Прав. Другой разговор - как свести все правды в одну и ничего при этом не утратить... Ты предупредил пилотов?

- Разумеется, - сказал Панарин. - Все готовы. Ох, и мясорубка предстоит...

- Да, конечно, по стерео это выглядит гораздо эффектнее - одинокий дракон, с которым храбро сражается вооруженный скромненьким излучателем антипротонов герой. И на него, разумеется, взирает с восторгом красавица в изящном скафандре... - Он посмотрел на Панарина. - К вопросу о красавицах. Извини, но мне кажется, ты хочешь, чтобы кто-то что-то тебе посоветовал.

- Может быть. Не знаю.

- Вообще-то в данной ситуации лучший совет - не слушать чужих советов.

- Объяснять и прояснять мне ничего не нужно, - сказал Панарин. - Я сам все знаю и все понимаю, я не знаю только, что мне делать...

- Ничего себе "только"... - сказал Кедрин. - Цирцеями не рождаются, ими становятся. И если ты уверен, что еще не поздно что-то изменить, чем-то помочь - не отступайся. А не уверен - рви безжалостно, так будет лучше для всех.

- И для того, кто через какое-то время будет мучиться, как сейчас я?

- Вот ты сам себе и ответил, - сказал Кедрин. - Делай все, что можешь, если стоит и не поздно что-то делать. Так-то. Вставай, поехали на аэродром. Пора.

...То, что началось через двадцать минут, ни с какого конца даже отдаленно не напоминало стереофильмы для школьников. Это была бойня. Две сотни мобилей, разбившись на группы, вылетели из поселка, и началась облава. Участки в несколько квадратных километров огораживали срочно доставленными с земли джей-генераторами, и животные, приведенные излучением в еще больший ужас, чем тот, что привел их сюда, погнал неведомо куда, трудились, устремляясь к центру "зафлаженного" пространства. Тогда в ход шли дезинтеграторы живой материи и зажигательные бомбы. Это продолжалось весь день, до заката, пока не убедились, что главная работа кончена, но десятка четыре мобилей остались гоняться за стайками, табунками и отдельными крупными животными, ускользнувшими от массированной атаки. Остальные вернулись в поселок, и Панарин в том числе. Поселок выиграл бой с многократно превосходящими силами Природы - отнюдь не впервые в истории человечества...

Панарин не сразу вылез из приземлившегося мобиля, посидел немного. Отчего-то хотелось пойти и вымыться под душем. Остальные тоже не чувствовали себя героями-триумфаторами из очередной серии стереобоевика. Возникали кое-где шумные разговоры-воспоминания о ходе короткой кампании, но особого охотничьего азарта в них не наличествовало, и они быстро затухали, как только говорящим приходило на ум, что ничего хорошего в этом не было, и ничего славного они не совершили - пике, боевой разворот, рукоять рычага, и - огонь или бесшумная смерть, непостижимая для умишек сгрудившейся внизу живности... На душе было чуточку паскудно, сравнение с военными летчиками прошлого, предложенное кем-то впопыхах, поддержки не нашло и было отвергнуто - там, в свое время, был враг, не имевший права побеждать и вообще жить, а здесь пришлось кроваво исправлять непонятные фокусы природы...

В душ Панарин, однако, не пошел - ограничился тем, что заскочил в туалет диспетчерской и вымыл лицо очень холодной водой до ощущения окаменелости кожи. Ужинать не стал, отправился к Марине.

- Явился, истребитель драконов? - Она была в прекрасном настроении. - Как там?

- Ну, как. Перебили все живое, зарево отсюда видно...

- Да, не герои... Я полетела сначала, снимала немного, потом стало противно, махнула рукой и вернулась в поселок. Бойня, и ничего больше. Ты, может быть, есть хочешь?

- Не хочется что-то.

- Тогда садись и поиграй с медведем. Мне тут нужно кое-что закончить.

Панарин сел на диван, посадил на колени нагломордого медведя и бездумно потрепал его за уши. Марина работала с портативным проектором, на экранчике размером с открытку мелькали лица, улицы поселка, стартующие звездолеты, по-комариному тоненько звенели голоса. Панарин всегда любил смотреть на людей, увлеченно и ловко выполняющих свою работу, но сейчас только и оставалось впериться взглядом в мохнатые медвежьи уши. Работу здесь она практически закончила, и это означало, что вскоре она навсегда исчезнет из его жизни, и если даже когда-нибудь потом они встретятся, то только случайно, и ничего из прошлого не повторится. И все бы сделал, чтобы удержать, но ведь не удержишь. Жизнь продолжается, будут другие, возможно, даже и лучше, но чего-то неповторимого не будет, оно уйдет и никогда не вернется. Просто-то как, абстрактно до равнодушия, убаюкивающе безлико, и никому нет дела, что за тремя словами для тебя кроется целый мир... Как знать, появись она в момент, когда дела шли хорошо, перенести все и удалось бы легче. Были такие безоблачные дни, времена веселых лихих штурмов, еще не сменившихся штурмами рутинно-серыми, и любого, вздумавшего подать заявление об уходе, дружно поволокли бы к психиатру... Но давно уже неудачи наслаивались на провалы, капля переполняла чашу.

Панарин отложил медведя, включил фонор, наткнулся на концерт Шеронина:

Я в дни удачи радужной не думал никогда,

что так легко рифмуются победа и беда.

Что солнце нарисовано бездарным маляром,

что счастье вдруг окажется бикфордовым шнуром.

Погасят смех безжалостно,

и ускользнет навек

моя загадка милая,

мой прошлогодний снег...

Панарин раздраженно щелкнул клавишей, и песня оборвалась.

- Вот и окончен великий труд... - Марина села рядом, положила голову ему на плечо. - Здесь мне больше делать нечего, могу улетать хоть завтра. Что с тобой, Тим? Не нужно так мрачно. Умей стойко перенести, когда от тебя уходит женщина.

- Я вдруг понял, что почти ничего о тебе не знаю, - сказал Панарин. - Что ты любишь, что не любишь, как жила раньше и как собираешься жить дальше...

- А зачем? Разве это сделает тебя счастливее или что-то изменит? Я у тебя была, а вскоре меня у тебя не будет. Вот и все, мой прошлогодний снег... И незачем тебе моя жизнь. И вообще - родиться бы мне мужчиной...

- А уверена, что при таком варианте была бы счастливее?

- Несчастий я и так не испытывала.

- Наверно, я не так выразился. Больше бы везло, было бы лучше, что ли?

- Не знаю, не знаю. Когда мы хотим чего-то, мы не знаем, хотим ли мы именно того, что мы хотим... А что мы расселись, Тим? Возьмем мобиль и отправимся куда-нибудь над ночной планетой. Только, понятно, не в сторону сегодняшнего побоища...

...Панарин поднял мобиль, направил его на север, включил автопилот, задав ему несложный курс по прямой, и обнял Марину - она давно перестала утверждать, что целоваться в мобиле пошло. Панарину временами казалось, что их вечера, когда они назначали друг другу свидания, словно в миллионном городе, бродили по окраинным малолюдным улочкам, целовались в подъездах опустевших на ночь лабораторий, были для Марины отчаянной попыткой удержать юность, девичью легкость, беззаботную студенческую неприкаянность. Соображения эти он благоразумно держал при себе - кошки, которые гуляют сами по себе, прощают многое, но выходят из себя, когда понимают, что разгаданы...

Он не знал, что ему делать с собой и жизнью, и никто не мог помочь, был бесполезен любой совет, даже если достало слабости его попросить...

- Мы еще до полюса не долетели? - спросила Марина, не открывая глаз.

- Долетели, - сказал Панарин. - Снегу вокруг, медведи белые...

Ему хотелось повернуть к мосту Фата-Моргана, но на пути к нему лежало место сегодняшней бойни, и мобиль по-прежнему мчался вперед, на север, к полюсу, на котором, как и полагается полюсам, земным ли, инопланетным ли, не имелось ровным счетом ничего интересного - снега, заструги, ропаки и тишина, вязкая, вечная. И никому он не нужен, здешний полюс - в жизни землян были только два полюса, к которым шли пахнущие нестерпимым любопытством, честолюбием, азартом и смертью тропы. Другие, инопланетные, были уже вторичностью и мало кого интересовали...

Алое пульсирующее мерцание проникло в кабину, высветило их лица нелюдским сиянием. Панарин реагировал мгновенно - отпустил Марину и бросил руки на пульт, мобиль тряхнуло, словно он на полной скорости врезался в стену. Машина провалилась вправо и вниз, "бочка", мгновенно наполнившиеся газом подушки безопасности выскочили с трех сторон, прижимая людей к сиденьям. Недоуменно мяукнул зуммер, замигала синяя лампочка - мобиль был мирной пассажирской машиной, предназначенной для эксплуатации в относительно тепличных условиях, и автоматика безопасности на секунду пришла в замешательство, не зная, как расценить проделанный Панариным классический маневр - уход от неожиданно возникшей прямо по курсу опасности.

Теперь можно было и разобраться, есть ли опасность и если да, то что она собой представляет. Панарин развернул мобиль носом в ту сторону, остановил в воздухе, чертыхнулся - рука автоматически скользнула вправо, туда, где на машинах Дальней разведки размещался пульт комплекса радаров и датчиков - и ничего, понятно, не обнаружила.

- Что это? - шевельнулась, освобождаясь от обмякающих подушек, Марина. - Я даже испугаться не успела...

- Обычно никто и не успевает... - сказал Панарин, сдвинул верх и встал, опершись на лобовое стекло.

Впереди были горы, и над их угловатыми громадами тускнело алое сияние, никло, съеживалось, словно уходя в дыру в земле, зеленовато-лимонные блики взмыли колышущимися струями, опали, и сияние стало затухать еще быстрее, но все равно простиралось на полнеба, а в небе звезды просвечивали сквозь косую ленту того же алого цвета - ее размытый конец терялся среди звезд, другой тянулся к горам и тонул в сиянии.

- Болид, - сказал Панарин.

- Вперед! - Марина азартно толкнула его в спину. - Вперед, мы его первые найдем! Господи, а я без камеры...

Мобиль задрал нос - Панарин послал его к горам по параболе, чтобы, пока не затухло свечение, увидеть сверху его центр, то есть место падения болида - наблюдатель на равнине сплошь и рядом ошибается в определении расстояния, ему может показаться, что метеорит упал в двух шагах, тогда как до него, быть может, шагать полдня. Панарин достал из кармана браслет.

- Я - Сарыч, - машинально он назвал свой летный позывной. - Я - Сарыч. Наблюдали падение болида, идем к месту падения. Слушай, Карл, пусть заглянут к Банишевской, там камера на столе...

- Я - Главная диспетчерская, вас понял. Планетологи вылетают немедленно. Насчет камеры скажу.

Мобиль пикировал. Панарин покосился на Марину - ее азартное лицо в свете гаснущих сполохов стало юным и чистым, волосы разметал тугой ветер - лицо юной ведьмы, уже узнавшей грех, но не сделавшей его самоцелью. Наверное, такой она была лет десять назад, когда еще не успела за что-то крупно обидеться на жизнь и надеть маску киплинговской кошки...

Внизу были горы. Свечение погасло, только кое-где на скалах мерцали лоскутья, словно клочья светящейся пленки, но вот погасли и они. Мобиль повис над ущельем - ничего больше не оставалось делать, не было ни осветительных бомб, ни инфракрасных детекторов, абсолютно ничего. Панарин давно не вспоминал о работе в Дальней разведке, но случившееся поневоле заставило вспомнить о ней с грустью - пусть там редко можно было надеяться на сенсационные открытия, работа нудноватая и размеренная - скрупулезно изучать планеты, составлять различные карты; пусть их с долей насмешки и именовали архивариусами новейшей формации, но все же была отдача, практические результаты, и никто не косился, не называл за глаза бездельником и кочегаром при перпетуум-мобиле...

- Почему висим? - спросила Марина.

- Потому что ничего сделать не можем. Кратер мы не увидим, слишком мало шансов - пока будем кружить, прилетят планетологи.

- Ну тогда поцелуй меня. И я буду первой женщиной, которую целовали над свежевыпавшим болидом.

Несильный ветерок трепал им волосы.

"Еще один полустанок, - подумал Панарин, - еще один золотой ящичек Маргариты Наваррской, еще один скальп, и не из заурядных - командор Проекта с экзотической планеты на краю Ойкумены. Должен ли сам скальп гордиться тем, что он превосходит в чем-то своих соседей?"

Спустя короткое время с юга надвинулись десятки красных и зеленых бортовых огней, прибыла добрая четверть обитателей поселка - планетологов здесь насчитывалось не более полусотни, но очень многим, не имеющим отношения к планетологии, пришлась по душе идея лететь на поиски болида - это было новое и интересное развлечение. За все существование поселка это был первый случай падения на Эвридику крупного метеорита. Да и планетологов орда добровольных помощников могла только обрадовать - Панарин все же лишь приблизительно мог определить место падения болида, предстояли поиски в обширном районе.

"И наконец, - подумал Панарин, - охота за болидом была более приятным занятием, нежели бойня этого дня, и предоставляла возможность поскорее забыть, заслонить эту бойню новыми впечатлениями..."

С мобилем Панарин виртуозно сблизился, повис борт в борт мобиль Кузьменко, тоже с откинутым верхом, и Кузьменко протянул Марине камеру. Марина сдержанно поблагодарила. Панарин заглянул в кабину к соседу - кабина была заполнена теми же непонятными приборами, и они работали, горели зеленые и оранжевые лампочки, мерцали цифры сочного цвета молодой травы, пульсировали в окошечках синие кривые, внезапно превращавшиеся в переплетение линий, напоминающие то ли дельту Волги, то ли схему кровеносной системы осьминога. Когда-то в третьем классе Панарин со Снергом забавлялись с осциллографом, измывались над прибором и сожгли-таки его. Синие линии Кузьменко немногим отличались от школьных забав двадцатилетней давности.

- И ты сюда? - спросил Панарин. - Принял телепатему андромедян?

- Ага, - сказал Кузьменко. - Ее самую. А это вы, значит, были первыми и единственными свидетелями?

- Мы, - сказала Марина сухо. - А вы что-нибудь имеете против?

Почему-то она невзлюбила Кузьменко - не у нее одной Панарин наблюдал глухое недоброжелательство, тщательно скрываемую, а то и явную неприязнь к сотрудникам Института нерешенных проблем, к парапсихологам. Как правило, этим страдали люди, опасавшиеся, что станет понятно - они представляют собой несколько не то, чем кажутся. Опасения были безосновательными - чтение мыслей было пока столь же достижимо, как и Туманность Андромеды, - но как раз безосновательные опасения и рождают самые стойкие страхи...

- Ничего я не имею против, - сказал Кузьменко. - С чего вы взяли, Марочка?

- Марочки когда-то клеили на конверты, - отрезала Марина.

- Да? А по-моему, прекрасное имя - Мара, Марочка...

Он не отвечал на колкость колкостью - просто шутил, как шутят с капризным ребенком, стоял и с улыбкой смотрел на них, сильный, уверенный в себе. Никак ему не полагалось быть таким - он служил делу, по сравнению с которым невзгоды Проекта "Икар" казались каплей в море. Панарин думал сначала, что веселость и уверенность в себе показные, Кузьменко просто недалекий человек, или, наконец, слепо и фанатично верит в счастливый случай, но постепенно подобные гипотезы таяли одна за другой, и оставалось считать, что Кузьменко, как и Панарин, просто-напросто убежден, что мир должен быть познан и все препятствия должны быть преодолены... Марина протянула руку к пульту, и мобиль резко отплыл в сторону.

- Ну почему ты с ним так? - спросил Панарин. - Ведь как кошка с собакой, право...

- Не люблю их, - сказала Марина. - Всегда такое впечатление, словно зашли в твое отсутствие в твою комнату и роются в сокровенных бумагах...

- А что в наше время стоит скрывать? - невинно спросил Панарин. - Открыты наши души...

- Хочешь поссориться?