лицом вниз, чтобы скрыть дрожащие губы, которые могли бы дать более
правдивый ответ.
возглас: "Дитя мое". Я уткнулся заплаканным лицом в одеяло и оттолкнул ее
руку, когда она попыталась поднять меня.
это ясно. Как вам позволила совесть восстановить моего родного сына против
меня или против того, кто мне дорог? Чего вы добивались, Пегготи?
ответить, перефразируя молитву, которую я всегда повторял после обеда:
пожалеть о том, что вы сейчас сказали!
медовый месяц, когда, кажется, даже злейший мой враг и тот смягчился бы и не
захотел отнять у меня крупицу покоя и счастья! Дэви, злой мальчик! Пегготи,
какая вы жестокая! О боже! - раздраженно и капризно восклицала моя мать,
поворачиваясь то ко мне, то к ней. - Сколько огорчений, и как раз тогда,
когда можно было бы ждать одних только радостей!
или Пегготи, и соскользнул с кровати. Это была рука мистера Мэрдстона, он
положил ее на мою руку и произнес:
моя!..
можно лучше, но мне так неприятно...
Мэрдстон.
губки. - Это... это очень тяжело... не правда ли?
увидел голову моей матери, склонившуюся к его плечу, и ее руку, обвивавшую
его шею, я понял, что он способен придать ее податливой натуре любую форму
по своему желанию, - я знал это тогда не менее твердо, чем знаю теперь,
после того как он этого добился.
мистер Мэрдстон. - А вы, мой друг, - тут он обратился к Пегготи, проводив
сначала мою мать улыбкой и кивками, - знаете ли вы, как зовут вашу хозяйку?
отвечала Пегготи.
будто вы называете ее по фамилии, которая уже ей не принадлежит. Знайте, что
она носит мою фамилию. Вы это запомните?
комнату, понимая, мне кажется, что ее ухода ждут, а мешкать нет ни малейшего
повода.
на стул, поставил меня перед собой и пристально посмотрел мне в глаза. Я
чувствовал, что смотрю ему в глаза не менее пристально. И когда я вспоминаю,
как мы остались с ним лицом к лицу, сердце мое и теперь начинает колотиться
в груди.
приходится иметь дело с упрямой лошадью или собакой, как, по-твоему, я
поступаю?
дыхание.
справлюсь". И хотя бы мне пришлось выпустить всю кровь из ее жил, я все-таки
добьюсь своего! Что это у тебя на лице?
двадцать раз и при каждом вопросе наносил мне двадцать ударов, я уверен, мое
детское сердце разорвалось бы, но другого ответа я бы не дал.
мрачной улыбкой, - и, вижу, ты очень хорошо понял меня. Умойтесь, сэр, и
пойдем вниз.
головы приказал немедленно повиноваться.
с ног без малейших угрызений совести, если бы я замешкался.
привел меня в гостиную, причем его рука покоилась на моем плече, - Клара,
дорогая, теперь, я надеюсь, все уладится. Скоро мы отучимся от наших детских
капризов.
может, стал бы другим, услышь я в то время ласковое слово! Слово ободряющее,
объясняющее, слово сострадания моему детскому неведению, слово приветствия
от родного дома, заверяющее, что это мой родной дом, - такое слово родило бы
в моем сердце истинную покорность мистеру Мэрдстону вместо лицемерной и
могло бы внушить мне уважение к нему вместо ненависти. Кажется, моя мать
была огорчена, видя, как я стою посреди комнаты, такой испуганный, сам на
себя непохожий, а когда я бочком пробирался к стулу какой-то скованной,
несвойственной детям походкой, она следила за мной взглядом еще более
печальным, но слово не было сказано, и все сроки для него миновали.
- боюсь, что по этой причине он не стал мне более приятен, - и она была
очень влюблена в него. Из их разговора я понял, что его старшая сестра
поселится у нас и ее ждут сегодня вечером. Не знаю, тогда ли, или позднее я
узнал, что мистер Мэрдстон, не принимая сам участия в делах, был
совладельцем либо просто получал ежегодно какую-то часть прибылей
лондонского торгового дома по продаже вин, с которым был связан еще его
прадед, и из тех же доходов получала свою долю его сестра; упоминаю теперь
об этом между прочим.
но не решался ускользнуть, опасаясь нанести обиду хозяину дома, к садовой
калитке подъехала карета, и мистер Мэрдстон вышел встретить гостя. Моя мать
последовала за ним. Я неуверенно двинулся за нею, как вдруг она круто
повернулась в дверях полутемной гостиной и, обняв меня, как бывало прежде,
шепнула мне, чтобы я любил своего нового отца и слушался его. Сделала она
это быстро, как бы тайком, словно совершала нечто запретное, но очень
ласково, сжала мою руку и удерживала в своей, пока мы не подошли к мистеру
Мэрдстону, стоявшему в саду, после чего она отпустила мою руку и взяла под
руку его.
черноволосая, как ее брат, которого она напоминала и голосом и лицом; брови
у нее, почти сросшиеся над крупным носом, были такие густые, словно заменяли
ей бакенбарды, которых, по вине своего пола, она была лишена. Она привезла с
собой два внушительных твердых черных сундука со своими инициалами из
твердых медных гвоздиков на крышках. Расплачиваясь с кучером, она достала
деньги из твердого металлического кошелька, а кошелек, словно в тюремной
камере, находился в сумке, которая висела у нее через плечо на тяжелой
цепочке и защелкивалась, будто норовя укусить. Я никогда еще не видел такой
металлической леди, как мисс Мэрдстон.
приветствовала мою мать как новую близкую родственницу. Затем она взглянула
на меня и спросила:
поживаешь, мальчик?
и надеюсь, что и она поживает очень хорошо; но сказал я это столь
равнодушно, что мисс Мэрдстон расправилась со мной двумя словами.
комнату, которая с той поры стала для меня местом, наводящим страх и ужас;
там стояли оба черных сундука, каковые я никогда не видел открытыми или
оставленными не на запоре, и где висели (я подглядел, когда хозяйки не было)
в боевом порядке вокруг зеркала многочисленные стальные цепочки, надеваемые
мисс Мэрдстон, когда она наряжалась.
уезжать. На следующее утро она принялась "помогать" моей матери, весь день
возилась в кладовой и перевернула все вверх дном, наводя там порядок. Чуть
ли не сразу меня поразила в ней одна особенность: она была словно одержима
подозрением, что служанки прячут где-то в доме мужчину. Пребывая в таком
заблуждении, она совала нос в подвал для угля в самое неподходящее время и,
открывая дверцы темного шкафа, почти всегда тотчас же захлопывала их в
полной уверенности, что наконец-то она поймала его.
вместе с жаворонками. Она была на ногах (подстерегая неизвестного мужчину,
как я и теперь убежден), когда все в доме еще спали. Пегготи полагала, что
она и спит, оставляя один глаз открытым, но я не разделял ее мнения, так
как, выслушав предположение Пегготи, попытался это сделать, и у меня ничего
ее вышло.
колокольчик. Когда моя мать спустилась вниз к утреннему завтраку и
собиралась заварить чай, мисс Мэрдстон клюнула ее в щеку, - это означало
поцелуй, - и сказала: