не забывал сообщить мне столь важную подробность. Я долго сомневался, но в
конце концов (слишком уж щедрое вознаграждение предложил мне мой новый
патрон) решил истолковать это сомнение в свою пользу и вручил вышеупомянутое
произведение искусства мистеру Керби Постлуэйту.
- значит солгать. Меня томили страшные предчувствия, и были минуты, когда,
имей я возможность вернуть сделанное, я не преминул бы совершить этот
искупительный шаг. Однако ни о чем подобном не могло быть и речи. Я даже не
знал, где искать моего нового патрона. Мне оставалось только ждать и
надеяться на лучшее.
нанес визит мой новый патрон, были сообщены мне впоследствии с большой
точностью и язвительностью двумя лицами, которым пришлось сыграть в
вышеупомянутых обстоятельствах видную роль. Да, как ни ужасно, на следующий
день ко мне, пылая яростью, явились оба моих патрона, чтобы рассказать мне о
происшедшем и объявить меня виновником катастрофы. Оба были разгневаны, но
мой новый знакомый, мистер Постлуэйт, просто зубами скрежетал от бешенства.
лица - человека, как он не преминул мне сообщить, занимающего очень видное
положение, - и оказался в весьма избранном обществе. Он намеревался приехать
последним, но выяснилось, что ждут еще какого-то Скрупера... или Прайса - а
может быть, его звали и так и этак. Однако вскоре явился и этот гость,
рассказывал мистер Постлуэйт, после чего все общество проследовало в
столовую.
непрерывно портили друг другу кровь. Между ними то и дело (в этом оба
рассказа вполне совпадали) происходили столкновения, они перебивали друг
друга, мешали рассказывать анекдоты, так что в конце концов преисполнились
взаимной ненависти: чувство, которое христиане-соседи на званых обедах
нередко испытывают друг к другу. Вероятно, каждый слышал, что другой слывет
"присяжным остряком", хотя до этого вечера встречаться им не приходилось.
банкета, а особенно в минуты, когда мой первый патрон слишком уж ему
досаждал, утешался мыслью об оружии, которым он в надлежащее время нанесет
своему сопернику смертельный удар. Оружием этим был мой каламбур - мой
каламбур на злобу дня.
повествование. Обед кончился, гости выпили по первой рюмке вина, и мистер
Керби Постлуэйт начал мягко, без нажима, но со всей сноровкой
ветерана-острослова подводить разговор к теме. Он сидел неподалеку от моего
первого патрона, мистера Прайса Скрупера. Каково же было удивление мистера
Постлуэйта, когда он услышал, что этот последний тоже подводит находящуюся в
его юрисдикции часть разговора все к той же теме! "Кажется, он заметил, чего
я хочу, и подыгрывает мне, - подумал мой второй клиент. - Может быть, он
вовсе не такой уж несносный человек. В следующий раз я отплачу ему такой же
услугой". Но эта приятная надежда тешила его недолго. Близился взрыв!
Внезапно раздались два голоса:
пришел каламбур
навело меня на мысль о каламбуре...
что вы...
если не ошибаюсь, и вы упомянули о чем-то подобном?
знатный вельможа:
них выслушать. Продолжайте, Скрупер, вы же начали первым.
питавшая слабость к мистеру Постлуэйту.
дуэт возобновился.
дарами своего сада...
дарами своего сада...
мистер Постлуэит, подозрительно глядя на моего первого патрона.
высказывание об "удивительном совпадении".
Может быть, дальше у них пойдет по-разному! Продолжайте, Скрупер.
посмотрела на мистера Постлуэйта. Но тот был слишком оскорблен. Мистер Прайс
Скрупер воспользовался случаем и изложил каламбур целиком.
своего сада, бывает изменником?
умолк. - Его придумал я.
Я придумал его сегодня утром, когда брился.
присутствующих во главе с вельможей.
двух наших друзей знает ответ. Кто знает ответ, тому и принадлежит каламбур.
Пусть оба они напишут ответ на листке бумаги и вручат его мне. Если ответы
окажутся одинаковыми, совпадение действительно можно будет назвать
неслыханным.
кончив писать и складывая листок. Мой второй патрон проделал то же и сказал:
настурции (нас Турции)".
настурции (нас Турции)".
упомянул, на следующий день оба джентльмена не замедлили побывать у меня. Но
говорить им много не пришлось. Ведь оба они были в моей власти.
Разумеется, оба мои патрона распростились со мной навеки. Но я должен
сообщить вам, что мой талант каламбуриста тоже со мной распростился. Мои
утренние труды со словарем стали давать все меньше и меньше плодов, и в
прошлую среду исполнилось две недели, как я послал в некий еженедельник
следующий ребус: жираф, стог сена, мальчик, гоняющий обруч, буква "X",
полумесяц, рот, слово "хочу", собака, стоящая на задних лапах, и весы. Этот
ребус был напечатан. Он понравился. Он заинтриговал читателей. Но хоть
убейте, я не знаю, что он может значить, и я погиб.
IV. Не принимать на веру
недели после того, как покинула укрытую от мира школу немецкой колонии
моравских братьев *, где я получила образование. И мне почему-то очень жаль
себя, наивную впечатлительную школьницу, вырванную из мирной тишины
моравской колонии и внезапно оказавшуюся в доме, где царили печаль и
тревоги.
воспоминание о какой-то прежней жизни, встает картина: тихие, заросшие
травой улочки колонии, старинные домики, спокойные, безмятежные лица их
обитателей, ласковые взгляды, которыми они провожали детей, чинно идущих в
церковь. И приют Незамужних Сестер, его сверкающие чистотой окна, а совсем
рядом церковь, где молились они и мы и где широкий центральный проход
отделял скамьи мужчин от скамей женщин. Я как будто опять вижу девушек в
живописных шапочках, отделанных алыми лентами, и голубые ленты замужних
женщин, и белоснежные чепцы вдов; и кладбище, где то же разделение
сохраняется между общими могилами; и простодушного ласкового пастора,
который всегда был полон снисхождения к нашим слабостям. Листая страницы
моего короткого дневника, я опять вижу все это, и меня вдруг охватывает
желание, чтобы вновь вернулись ко мне та ясность душевная и то незнание
жизни, которые окружали меня, когда я жила там, надежно огражденная от всех
печалей мира.
наш дом! Раньше в нем всюду чувствовалось присутствие мамы, даже если она
Володихин Дмитрий
Громыко Ольга
Махров Алексей
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Каргалов Вадим