вечером я жду гостей. Ужин лучше перенести на десять.
ложился спать.
ужинать не одна.
что-то случилось. Да и глаза у вас, с позволения сказать, стали совсем
другие: живые, веселые. А когда я увидел, что вы к тому же пришли со стороны
реки, я мигом сообразил, в чем дело, и сказал себе: .
свести вас с моим хозяином.
твой хозяин -- француз и опасный преступник?
страны. Меня могут посадить в тюрьму.
поняла, что он больше не будет держаться с ней холодно и отстраненно, отныне
он ее друг, верный, преданный друг, на которого всегда можно положиться.
хозяин считает их правильными. Корабль -- это его королевство. Там он волен
делать все, что захочет, и никто не посмеет ему запретить. Он сам себе
господин и сам себе судья.
поступать, как хочешь?
обычной, размеренной жизнью, быстро становится рабом собственных привычек,
делается вялым, тупым и бездеятельным. Таким, как все, одним из многих. В то
время как пират -- вечный бунтарь, вечный изгнанник -- всегда противостоит
миру. Он свободен и беспечен, и никакие людские законы не могут его
удержать.
людей -- преступление?
добычу свою, как правило, раздает беднякам. Многие бедные семьи Бретани
считают его своим благодетелем. Так что и в этом смысле совесть его
совершенно чиста.
женой, но и матерью.
домоседкой. Кочевая жизнь ее больше не устраивает. И мужчине приходится
выбирать: или сидеть дома, изнывая от скуки, или бродяжничать, страдая от
тоски. В любом случае это уже не пират. Нет, миледи, если мужчина хочет
сохранить свободу, он должен выходить в море один.
забыть обо всем.
ворчливые уговоры Пру. Дона улыбнулась и покачала головой.
матери. Только пираты и могут быть свободными в этом мире.
своих детей. Вечером, улегшись в кровать, она вынула из ящика томик Ронсара
и стала перелистывать его, пытаясь представить, как несколько дней назад
француз лежал на этой же кровати и, зажав в зубах трубку, откинувшись на
подушку, читал эту же книгу. Должно быть, устав от чтения, он так же, как и
она, отложил книгу в сторону и задул свечу, собираясь уснуть.
было пронзительно ясным и чистым, как всегда при восточном ветре. Солнечный
луч скользнул по ее лицу, и она подумала о корабле. Ей представилось, как он
стоит в тихой, спокойной заводи, со всех сторон защищенной деревьями,
отделенной широкой равниной от главного русла, по которому начавшийся прилив
гонит беспокойную мелкую рябь, и от пенной полосы прибоя, где высокие валы,
вскипая, обрушиваются на берег и рассыпаются мириадами брызг.
виновато, как заговорщица. Весь сегодняшний день представлялся ей прелюдией,
предвкушением того, что должно произойти вечером. Размышляя об этом, она
отправилась в сад, чтобы нарезать свежих цветов, хотя те, что стояли в
комнате, еще не успели увянуть.
ее. И сейчас, перебирая длинные стебли, гладя нежные лепестки, укладывая
цветы в корзину и расставляя их затем в вазы, приготовленные Уильямом, она
чувствовала, как напряжение ее постепенно спадает, а тревога рассеивается. У
Уильяма тоже был заговорщицкий вид. Начищая серебро в столовой, он поднял
голову и многозначительно посмотрел на нее -- ему было приятно, что она
знает, для кого он так старается.
хочу, чтобы гость по достоинству оценил Нэврон. И не забудь поставить на
стол сервиз с розами, который приберегают для самых торжественных случаев.
перемыла тарелки, покрывшиеся толстым слоем пыли, и украсила стол букетом
только что срезанных полураспустившихся роз. Потом они спустились в подвал,
и Уильям, осмотрев затянутые паутиной бутылки, совершенно неожиданно
обнаружил любимое вино своего хозяина. Они обменивались таинственными
улыбками, перешептывались, словно два заговорщика, и это доставляло ей
удивительную, преступную радость, какую, наверное, испытывает ребенок,
напроказивший тайком от родителей и тихонько посмеивающийся в уголке.
головой, не желая раньше времени разглашать свою тайну.
счастья. А потом был полдень, жаркий, ветреный и мглистый, и нескончаемо
долгие послеобеденные часы, и чай с детьми под шелковицей... Потом незаметно
подкрались сумерки, детей отправили спать, ветер стих, солнце село, окрасив
небо яркими красками, показались первые звезды.
отправилась спать, сочли ее поведение достойным всяческих похвал и
разбрелись по своим комнатам. Уильям, должно быть, тоже ушел к себе готовить
ужин. Дона больше не расспрашивала его -- ей было уже не до этого.
на чем остановиться. Наконец, после долгих колебаний, выбрала кремовое
платье, которое надевала несколько раз и которое ей определенно шло, вдела в
уши рубиновые серьги, доставшиеся ей в наследство от матери Гарри, и
украсила шею ожерельем из рубинов.
палец и аккуратно укладывать их по бокам. Неожиданно часы на конюшне пробили
десять, она испуганно отложила расческу и побежала вниз. Спустившись по
лестнице в столовую, она увидела, что Уильям в точности исполнил ее
указания: свечи были зажжены, а на длинном столе сверкало начищенное
серебро. Сам он стоял здесь же, у буфета, завершая последние приготовления.
Она подошла поближе, чтобы узнать, чем он их порадует, и не смогла
удержаться от улыбки.
сказала она.
блюдо молодой картошки в мундире, свежий зеленый салат, сдобренный чесноком,
и мелкая ярко-красная редиска. У Уильяма хватило времени даже на десерт --
Дона увидела тонкие вафельные трубочки с кремом и целую миску свежей
земляники.