марки господина полного и не подвластного никому и готового, как видно,
пренебречь даже божьим судом. Неужели он имеет намерение сразу потащить
это невинное дитя в свою грязную постель? Осторожно заметил: competentia
annorum, то есть настоящее совершеннолетие у женщин наступает лишь в
шестнадцать лет, а Евпракспи всего только двенадцать.
aetas, - напомнил ему маркграф, - или аббат забыл наши законы?
исполнения ей шестнадцати лет, Competentia annorum! - воскликнул Бодо. -
Ваш брак никак не может считаться сразу же свершившимся, это должен быть
как бы брак и как бы свадьба.
друга, чувствуя, что начинают ненавидеть друг друга; у молодого ненависть
всегда сильней и сразу прорывается наружу - маркграф сорвался на крик;
словно переломив свою высокую фигуру, наклонился к аббату и прохрипел ему
в лицо:
меня - двенадцатилетняя жена, и я хочу сразу же консумации(*) брачной! И
пусть мои подданные с радостью говорят: Генрих alreit hatte beschlofen
Praxed*. Откладывать на четыре или пять лет то, что принадлежит мне по
обычаю и праву? Я завтра же торжественно въеду в свой замок с обнаженным
мечом в руке под бой котлов и звуки лютней и повезу свою невесту в
епископальную церковь, и меня будут сопровождать все бароны и рыцари
Нордмарки, и хотел бы я видеть, кто захочет мне помешать!
свирепо>. Вслух не сказал ничего, даже вздох подавил и тихо отошел от
маркграфа, исчез, как тень.
какой Евпраксия помнила ее еще в Киеве. Бывшая княгиня не изменилась ни в
чем, даже одежда на ней была почти такая же, как когда-то в Киеве, когда
восседала она рядом со Святославом, только золота навесила на себя графиня
больше и тяжелей прежнего, и властности в ее голосе слышалось тоже больше,
пожалуй, чем во времена княженья.
ласковость, стало каким-то грубым, будто прозвище, девочка каждый раз
пугливо ежилась, когда над ее головой раздавалось <Праксед! Праксед!>
Графиня Ода вместе с Журиной выбрала свадебные наряды для Евпраксии:
прежде всего протканный легким золотом прозрачный ромейский плат, его
набрасывают на голову вроде бы небрежно, а на самом деле умело и красиво,
он собирается в мягкие складки и увенчивается золотым венцом. Красив был и
широкий гиматий с длинными рукавами, на воротнике, наглухо охватывающем
шею, и внизу - золотое шитье, пояс точно так же золотой. Под верхними
одеяниями - узкая, по фигуре, сорочка александрийского полотна с сильно
зауженными рукавами и золотыми наручами. Сандалии пурпурные, как у
ромейских царевен, круглоносые, усаженные перлами и другими камнями.
Евпраксия, очень легкая, словно облачко, вся сверкала золотом и
молодостью, рядом неуместным и нелепым выглядел долговязый маркграф с
драконьей головкой (шлем нельзя было надевать в церкви, держал его на
согнутой углом левой руке), в золоченом панцире с пышным ошейником и
нагрудником, украшенным целым ворохом самоцветов, в высоких красных
сапогах (длинные шпоры тоже позолочены), с гремливым мечом на дорогой
перевязи.
киевскими вкусами, соединил в соборе руки новобрачным, произнес должные
слова о том, что церковь велит обоим жить по справедливости и в уважении
святости брачных уз. Бароны стояли позади новобрачных и тяжело дышали - от
напряженности торжественного мгновенья и от копченых гусаков, которыми уже
с утра были набиты их ненасытные желудки; чуть позже епископа бароны
дополнили, недвусмысленно посоветовав маркграфу, чтобы на ложе он
избавился от рыцарственной вежливости и пороскошествовал как следует; из
собора пышный кортеж перебрался в замок на пиршество, которое длилось до
поздней ночи, сопровождаемое пьяным пеньем, игрой на лютнях, забавами
шпильманов, дикими, часто же и срамными плясами, а уж тогда, как водится
по обычаю, родичи проводили новобрачных в свадебную ложницу, чтобы
положить их в постель рядом, но тут уж не было между молодыми обнаженного
меча, как в Киеве, и гости не задерживались в ложнице. Пьяные слуги
еле-еле стянули с маркграфа железные доспехи, кое-как сорвали с Евпраксии
златотканые одеяния. Невеста осталась в одной сорочке, Генрих в грубой
ночной рубахе ниже колен. Неуклюже передвигая длинные тонкие ноги,
покачиваясь и пьяно хохоча, он сам вытолкал из спальни последних гостей,
осмотрелся в темноте, не остался ли еще кто-нибудь из них, и тут увидел
женщину, которая приехала из Киева вместе с его маленькой Праксед. Он
что-то крикнул женщине, но та, видно, не поняла, потому что стояла посреди
ложницы, - отгородив от него Праксед, его законную жену, настоящую жену,
которая, черт побери, уже вступила в законный возраст, legitima aetas, как
бормочут по латыни все эти, чесотка их возьми, аббаты. Маркграф махнул
рукой на дверь, коротко и зло, но эта темная славянка продолжала стоять
столбом, тогда Генрих почти упал на женщину, обхватил ее обеими руками,
начал толкать к выходу, не переставая бормотать проклятья, брызгая слюной,
безмерно пьяный.
обернулся, отпихнув Журину с такой силой, что она упала на пол, увидел:
прямо в грудь, напротив сердца, совсем близко было направлено что-то
холодное и безжалостное, а голос молодой жены показался еще безжалостней:
<Заколю!> В пьяном тумане Генрих пытался понять, когда тут, почти у
дверей, появилась Праксед. В руках ее он, однако, разглядел мизерикордию -
узкий рыцарский нож для добивания смертельно раненных друзей (не врагов,
нет!). Генрих непроизвольно отшатнулся от орудия смерти-избавительницы
(для кого угодно, но не для него, нет!); Евпраксия, напуганная не меньше
мужа, крепко сжимала мизерикордию, пытаясь держать и руку и клинок без
дрожи.
рукояткой и тонким, острым, как длинная рыбья кость, жалом... Ростилав
научил прятать мизерикордию в рукаве, залихватски подмигивая маленькой
сестричке: <Кто на тебя нападет, ударь в грудь, и того поминай как звали!>
отступил.
продолжалось снова и длилось до тех пор, пока не было съедено в замке все,
что в нем было; тогда перебрались в другой замок, съели и выпили все, что
было в окрестностях; насупленные крестьяне привозили свиней, вели бычков,
несли гусей, кнехты забирали у них живность, самих выталкивали за ворота
замка, чтобы и духом тяжелым крестьянским не смердило там, где пьют и едят
сильные мира сего.
Праксед изведать брачное развлечение на ложе. Графиня Ода побеседовала
сначала с аббатом Бодо, потом пожелала поговорить с Евпраксией. Уединились
от пьяниц. Долго сидели молча две столь разные женщины, связанные общими
воспоминаниями, а еще крепче связанные теперь - понимали это обе -
враждою.
и тебе, - сказала Ода несколько обиженным тоном. Правда, обида к такому
событию, кажется, была неподходящей, женщине надлежит радоваться и
гордиться, когда она становится женщиной, поэтому она тотчас поправилась:
- Но я была намного крепче тебя. Ты слишком хрупка, в тебе еще... мало
женского. Аббат Бодо вполне разумно напоминает о competentia annorum. До
шестнадцати лет тебе нужно пожить в Кведлинбурге, где ты познакомишься с
нашими обычаями, языком и обхождением на земле мужа. Бедный Генрих, ему
придется ждать еще целых четыре года!
останутся при мне.
бы ночью>, - так запишет в <Хронике славян> через сто лет после событий, о
которых ведется рассказ, Гельмгольд, пресвитер из Бозова на Пл"нском озере
в земле славянского племени вагиров, называемой еще Холстинией. Киевский
великий князь Всеволод всеми признавался мужем высокообразованным,
покровителем наук, называли его <пятиязычным чудом>, потому как знал он
пять самых распространенных в тогдашнем мире языков, пристально следил за
ведением летописания в монастырях Киева, Чернигова и Переяслава, немало
гордился своими разветвленными семейными связями со всеми владыками
чужеземельными, - но ведал ли он, что самую младшую дочь Евпраксию отдает
замуж за человека, который принадлежит к яростнейшим гонителям славянства?
Достигала ли ученость Всеволода хотя б простого понимания того, что
Нордмарка создана была как раз для новых завоеваний земель славянских? Да
и сама империя Германская вырастала на этих землях. Рожденный в Мейссене
(некогда славянский Мишин) Адам Бременский за несколько лет до приезда
Евпраксии в Саксонию писал: <Земля славян - обширная область Германии,
населена винулами, которых ранее называли вандалами. Если причислить к
славянам ничем не отличающихся от них ни по внешности, ни по языку
богемцев и расположенных на том берегу Одера полян, то ихняя земля будет
вдесятеро больше нашей Саксонии. Эта земля сильна войском и оружием,
обильна всяческими товарами, со всех сторон окружена горами, покрыта лесом
Махров Алексей
Юрьев Сергей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Орловский Гай Юлий