ромейского императора, ежели судить по печати, - ответил с непривычной для
него степенностью Стрижак и даже вытер ладонью губы.
вопроса. Спрашивать у человека, который впервые в жизни взглянул на этот
пергамен, о чем он, - не безумие ли?
Часто бывает, что за нахальство бьют, но когда вот так поощряют и просто
подталкивают тебя к нахальству не обычному, а бесстыдному, то кланяемся
низко и с нами благословение божье.
как обретаться в извечном почтении и всех обычаев древних придерживаться
пренепременно.
который возник из-за дверей, как нечистый дух: - Подай еще меду, но не
этого, а красного.
молча выполнил повеление Воеводы и исчез, как слюна в воде, а Мостовик
пригласил Стрижака сесть, придвинул к столу скамью, потом они отпили меду,
и только после этого Воевода достал из ларца драгоценный пергамен, с
осторожным шелестом передал его Стрижаку, велел коротко и нетерпеливо:
древнего писца. Писано было, быть может, лет сто назад, но чернила
держались крепко, - видно, кцяжеские были, да и кожа тоже, видать,
изготовлена была умело, быть может и заморская, привезенная от ромеев.
Стрижак малость разбирался в книжном писании, мог оценить все это, вот
только писец то ли пьян был, то ли неловок, то ли просто небрежен, потому
писал как попало, да и не то беда, а то, что писал вдоль, и поперек, и
накрест, исписал пергамен с обеих сторон так плотно, что и курице негде
клюнуть, а ты вот теперь поди, разбирай! Скуп и бережлив был этот человек!
разберем! Нет такой грамоты, которую человек не разобрал бы. Нужно только
запастись терпением. Кто хочет развести огонь, сначала от дыма проливает
слезы и только таким способом добывает то, что ему нужно. Или же, как
говорит господь: делай дело мое, а я прокормлю тебя.
оправдает тебя, слово твое и осудит тебя. Лучше помолчи, ежели есть
возможность. Ибо сказано: <Всем властям повинуйтесь>. И еще: <Соблюдайте
все, елико завещал вам>.
грамоты. А когда она у человека есть, то этот человек уже не простой, а
кто? Грамотоносец! Возвышенный над всеми.
каракули на пергамене и удивлялся все сильнее и сильнее, и начинал уже его
брать испуг, потому что влип он в такую мороку! Даже когда его стригли
позорно, прилюдно, лишая священного сана, и то было веселее, ибо вспоминал
одну сестру во Христе, с которой застали его перед этим, и воспоминания
эти не относились к самым худшим. Стригли, - значит, было за что. А здесь?
Потом - о соломе. Солома исчислялась возами, а за соломой - репа. Так и
стояло в грамоте: <Два воза репы>. И еще: <Четыре воза репы>. Далее
прояснилось: <Дерево дубовое тащили из Переяслава. Пшена два меха и рыбы
живой ловленой и пива ячневого шесть ведер>. Стрижак сообразил, что
записи, видно, касались времен отдаленных, когда сооружался этот
чудо-мост. Княжий человек, тиун или же сам Воевода, записывал на пергамене
все расходы на пропитание рабочего люда и скота. Но и не столько,
наверное, рабочего, - что он там может съесть! - сколько лиц почтенных и
значительных. Ибо в самой середине пергамена извещалось о митрополите,
который приехал, видно, освятить закладку моста.
прибыли с ним <два епископа, да архимандрит Печерского монастыря, да еще
игумен, да наместник, да диаконов три, да иеромонахов два, да протодиакон,
да протопопов два человека, да писаря, келейники, возничие, повара, всего
сорок и пять человек. Дано же было им осетра свежего и соленой рыбы две
белуги, пять осетров, икры осенней ведро и паюсной два ведра, да живой
рыбы: стерлядь великую и пять ушных, две щуки колотки, трех лещей, двух
судаков, десять карасей, десять окуней, десять плотвиц, вина два ведра, по
ведру трех медов красных и еще вареного, десять ведер пива, хлеба, соли,
луку и приправ по вкусу>.
Стрижак.
Думал об одном, говорил другое, смотрел на пергамен, а вычитать должен был
из него... Грамоту можно читать всяко. Напрямик читают только дураки. Это
все равно что брести через Днепр по глубокому. А нужно искать броду.
Стрижак уже сообразил, что Воевода в грамоте - как пень. Этому жужжи в ухо
что попало, лишь бы только сумел угодить. Но где же ты его найдешь здесь,
затаенное и угодное, в этой коже, ежели она сложена совсем, совсем не про
то!
писал: <Репа дороже той>. Ага, начал воровать. Да и кто бы удержался при
таком видном деле?
капусту, видать, еще и на кисленькую.
цеженого, по ведру пива ячменного>.
лишь слюну глотают.
Лишнего на мост не давал.
самое: <Борщик рвали в пуще>. А с чем же борщик варили, спросить бы у них!
человек.
этот, самый первый и величайший, принадлежит Воеводе Мостовику, - тыкая
пальцем в то место, где речь шла про меды и пиво, соврал скороговоркой
Стрижак.
митрополитом со свитой, прочел торжественно и размеренно:
сложил сию грамоту для Воеводы при мосте через Днепр>...
руку от грамоты, с размаху перекрестился, произнес глухо:
своя, а никто не знает, где будет конец...>
уклончиво ответил Стрижак.
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Володихин Дмитрий
Вронский Константин
Куликов Роман