Чтение 11–й страницы книги ~В дни Каракаллы~

Я попытался еще раз заявить, что со мной поступили в нарушение всех
божеских и человеческих законов, но понял, что это совершенно бесполезно и
что лучше подождать более благоприятных обстоятельств, чтобы добиваться
возвращения свободы.

Уже почти все рабы поспешно отправились в положенные им места на
работу. На дворе остались только женщины. Одни из них стали вертеть ручные
жернова, другие затопили очаг, устроенный под открытым небом для
приготовления пищи; над огнем висели на высокой перекладине большие медные
закопченные котлы. Слышно было, как где-то поблизости дробили молотами
руду...

В дальнем углу двора пара волов, может быть, те самые, что доставили
нас из Диоскуриады, вращали огромное скрипучее колесо под наблюдением
сгорбленного и высохшего, как пергамент, старика. Оно приводило в действие
сложное винтообразное приспособление, изливавшее воду в желоб, по которому
струя стремительно летела в решето, где несколько рабов промывали
раздробленную руду. Я читал у какого-то автора, что извилистые ходы в
рудниках порой упираются в подземные реки и тогда приходится откачивать
влагу, используя ее для промывки золота. Для такой цели и соорудили здесь
водоотливный винт, изобретение хитроумного Архимеда Сиракузского. Но
сейчас мне было не до поразительных чудес человеческого гения, да и не
нашлось времени долго рассматривать окружающие предметы. Каст и один из
молчаливых стражей с копьем в руках повели меня, подталкивая пинками, в
грозившую черным провалом пещеру. Вскоре я убедился, что здесь, находится
вход в самый глубокий из рудников.

Мы быстро спустились по выбитым в камне ступенькам и очутились в
темноте.

- Следуй за мной, - приказал Каст, и я, подавленный всем, что
случилось, покорно поплелся по подземному проходу.

Чувствовалось, что земля постепенно опускается под ногами.

Мало-помалу мои глаза привыкли к мраку, и я мог рассмотреть, что справа
и слева чернели глубокие пещеры, в которых копошились люди. Они занимались
тем, что долбили горную породу, ударяя деревянным молотом по железному
клину, и кусок за куском отбивали камень. Эти несчастные скорее напоминали
скелеты, чем живых людей, и почти все трудились полуголыми, обливаясь
потом и тяжко дыша.

Нас встретил какой-то человек, очевидно наблюдающий за работами, и
что-то сказал Касту. Тот повлек меня в одну из длинных галерей, в конце
которой при свете масляного светильника в глиняной плошке работали двое -
человек с курчавой головой и редкой бороденкой и бледный мальчик лет
десяти. Каст поговорил с курчавым, и тот даже изобразил на лице что-то
вроде улыбки, а затем поманил меня рукой. Неожиданно он произнес
по-гречески:

- Будешь со мной долбить руду.

Каст стоял и ждал, чтобы посмотреть, как я примусь за работу. Курчавый
раб, несмотря на весь ужас положения, оказался словоохотливым человеком.

- Меня зовут Циррат. Так меня и зови. А теперь возьми кирку и ударяй ею
изо всех сил в скалу, чтобы пробить ход к руде. Когда проход будет
достаточно широким, мальчик пролезет в него и скажет, есть ли там
золотоносная жила. Он обучен этому делу. А потом куски руды дробят и
промывают. Таким образом в песке находят драгоценные крупинки золота. Не
так ли поступает с нами и жизнь?

Мне не хотелось браться за кирку, но Каст с ненавистью ударил меня
ногой в колено. От боли я упал.

- Понял, что тебе сказано? Или берегись бича! А если будешь
сопротивляться, наденем на тебя цепи.

Я взял кирку и со злобой сделал несколько ударов. Во все стороны
полетели осколки камня.

- Так и работай, а если не сделаешь положенного урока, тебе не миновать
жестокого наказания. Потом мы выжжем тебе на лбу клеймо горячим железом,
чтобы у тебя пропала охота думать о глупостях.

Когда он ушел, я спросил человека, называвшего себя Цирратом:

- Кому принадлежат эти рудники?

- Их взял на откуп у местного владетеля какой-то богатый римлянин,
житель Саталы.

- Давно ты страдаешь здесь?

- Скоро два года.

- Недавно.

- Не говори так! - простонал он, всматриваясь в глубину галереи, чтобы
убедиться, не приближается ли Каст. - Больше двух лет редко кто
выдерживает здесь. Надсмотрщики бьют нас немилосердно. Пощады нет ни для
кого. Ни праздников, ни передышки. Пока не погаснет этот светильник, мы
будем с тобою долбить камень. А он горит двенадцать часов. Потом на наше
место придут другие.

- А еда?

- В полдень принесут немного пищи.

Я рассмотрел теперь, что вся спина у Циррата была исполосована
багровыми рубцами.

- Как же можно вытерпеть это? - спросил я с негодованием. - Не кирки ли
в наших руках?

- Тише! Если такие слова услышит Каст, ты пропал.

- Лучше умереть, чем жить так.

- Еще хорошо, что мы можем с тобой разговаривать без свидетелей, - это
облегчает душу. А там, где работает много рабов, неизменно стоит
надсмотрщик с бичом и нещадно бьет каждого, кто промолвит лишнее слово.

- Тяжко! - вздохнул я.

- Тяжко, - повторил Циррат, - и нет конца нашим мукам.

Как бы в подтверждение этих слов где-то по соседству раздался вой, от
которого кровь стыла в жилах.

- Что это? - спросил я.

- Бьют нерадивого, - шепотом ответил Циррат с искаженным лицом, может
быть вспоминая то, что случалось неоднократно и с ним самим.

Мальчик стал всхлипывать. Я тяжело дышал, готовый размозжить голову
первому попавшемуся надсмотрщику. Но старик, - а Циррат выглядел совсем
стариком, - прошептал:

- Зато мы получим награду на небесах.

- О чем ты говоришь? - не понял я.

- Христос примет в свое лоно всех страждущих и обремененных.

Оказалось, что мой сосед по работе был христианином. Об этих людях я
слышал только от своего учителя, у которого тоже было довольно смутное
представление о новой секте, наполнившей, как говорили, весь мир, хотя
никто не видел у нас в Томах христианских проповедников. Но меня совсем
иному учил Аполлодор, и в негодовании я воскликнул:

- Как ты можешь верить в подобные басни?!

- Истинно так.

- Кто сказал, что ты получишь награду за страдания?

- Христос.

- Это ваш бог?

- Сын бога. Отец послал его на землю, чтобы искупить грехи людей.

- Разве это возможно?

- Для этого он претерпел распятие...

Я и раньше не мог понять подобных вещей. Но теперь убедился, что порой
человеческие страдания бывают невыносимыми и тогда люди в отчаянии утешают
себя подобными нелепостями.

- Ты говоришь о небесах, потому что потерял всякую надежду на спасение
на земле.

- Здесь нам нет спасения. Лучше искать пурпуровые улитки или жемчуг на
дне морском, чем добывать золото.

Из мрака показался Каст и хмуро оглядел нас.

- Не празднословить! Или я до тех пор буду бить вас, пока глаза не
лопнут!

Однако за разговорами с Цирратом я не переставал долбить камень, и у
наших ног лежали кучи осколков. Каст посмотрел на руду и снова ушел.

Так продолжалось целую вечность, потому что часы под землею тянутся
необыкновенно долго.

Являлся Каст, подозрительно оглядывал нас и вновь уходил, чтобы
надзирать над другими. Время от времени рабы уносили в корзинах выбитую
нами руду. В полдень они принесли нам в деревянных мисках похлебку из
чечевицы и вынули из корзины три куска хлеба. Ведь и глупец, обуреваемый
жаждой наживы, мог сообразить, что на такой работе надо давать людям хоть
какую-нибудь пищу! Потом снова крики Каста, удары кирки...

Когда вечером я вернулся с другими в помещение для рабов, которое
римляне называют эргастулом, то повалился на земляной пол и тотчас уснул
как убитый...

На следующее утро повторилось то же самое: грохот отпираемой двери,
выход на работу под крики и пинки надсмотрщиков, тяжкая работа с киркой в
руках в подземной галерее. Но на этот раз Циррат был неразговорчив, кирка
валилась у него из рук.

- Что с тобой? - спросил я.

Вместо ответа он тяжело опустился на землю. Я посмотрел, не
приближается ли Каст с бичом в руках, и склонился над стариком.

- Или ты занемог?

Циррат тяжело дышал. Воздух с хрипом клокотал в его груди. Изо рта
показались розоватые пузыри. Обтянутые почерневшей кожей ребра вздымались
от каждого вздоха. Глаза у него закатились, так что были видны одни белки.

- Что же ты не отвечаешь, отец?

Но Циррат был мертв. Его страданиям пришел избавительный конец.

Я не знал, как поступить в данном случае, а мальчик, очевидно уже не
раз наблюдавший подобные случаи, тотчас побежал сообщить о смерти Циррата
надсмотрщикам. Пришел Каст и, глядя на умершего, проворчал:

- Старый бездельник!