Может, потому, что считал себя виноватым, а он это чувствовал.
но стоило новоприбывшему или любому ковбою сделать то же самое, и он
оказывался скотокрадом.
проволоку, чтобы передать клеймо. Бывало, я ставил свое клеймо на годовалых
бычках на равнине, но они никому не принадлежали. Теперь их, должно быть,
набралось за тысячу, и все бесхозные.
мной.
верил, что земля сделает меня мудрым, но ошибался. Тем не менее кое-что
узнал о животных и убедился, что стремление не отступать - не всегда
мужество. Часто это глупость. Иногда нужно быть смелым, а иногда и
рассудительным.
Давно в детстве слышал, что справедливый человек всегда сомневается.
Голландец Бранненбург не сомневался. И собрал вокруг себя таких же людей.
Они были не преступниками, а просто жесткими, хладнокровными людьми,
преданными хозяину и клейму и считавшими, что любой новопоселенец или
бродяга-ковбой если не явный вор, то потенциальный.
них намеревались повесить меня.
меня по ту сторону горы.
И я свернул в нее, моля бога, чтобы она не оказалась тупиком. Коня пустил
шагом, стараясь экономить силы.
найдут его. Я хорошо замаскировал тропу, но те, кто шел за мной, были
охотниками за людьми и закаленными в стычках с индейцами. Каждый из них мог
прочесть любой след.
поднялся по откосу в кедровник.
малейшее укрытие, стараясь держаться пониже, чтобы быть не таким заметным.
Мой конь был в прекрасной форме. Ему она еще пригодится - я довольно
тяжелый, а путь предстоял долгий.
глухих безлюдных мест. Когда проедешь по диким тропам столько, сколько
проехал я, начинаешь чувствовать и понимать природу. За той грядой лежали
бесчисленные хребты, каньоны и ложбины - целый лабиринт в стране скал и
утесов. За пятьдесят ярдов до перевала оглянулся. Они вываливались на край
каньона, и далекий торжествующий крик дал понять, что меня видят.
Они скакали вверх по склону, а это гибельная вещь для лошади. Я не
торопился, потому что берег коня и хотел показать им, что о преследовании
вроде бы и не догадываюсь.
выбрался на другую сторону и начал спускаться в тот момент, когда они
показались на дальней стороне выемки.
там снова повел шагом, с полмили или около того крутясь среди деревьев,
спускаясь на несколько ярдов, потом снова поднимаясь и направляя его в такие
густые заросли, то приходилось вынимать ногу из стремени, чтобы проехать
между деревьями. Несколько раз проезжал по голым скалам, меняя направление и
возвращаясь назад.
освежиться.
выращивал лошадей так же хорошо, как строил. У Тэлона, конечно, был талант.
Во время одного из наших разговоров Эм рассказала, что он скрещивал жеребцов
моргановской породы с лучшими дикими кобылами. Наверное, поэтому чалый
сочетал ум моргана и знание природы мустанга. После смерти Тэлона лошади
паслись в горах, и чалый вел себя очень уверенно.
лошади, которых я знал до него, не шли с ним ни в какое сравнение.
и, судя по пути, который им предстояло преодолеть, с полмили позади. Вдруг я
увидел огромный валун, он весил, должно быть, с полтонны, нависший над
звериной тропой, на которую я поднялся.
больше моего кулака. Он, вероятно, скатился сюда во время последней грозы, а
может быть, и раньше. Если его освободить, камень покатится прямо на них.
надавил на булыжники. Валун закачался. Я еще раз нажал, и он, хрустя
галькой, двинулся вниз по склону.
Сразу под ним находился уступ футов шести, а за ним - крутой склон холма.
Валун перекатился через уступ, тяжело ударился и начал набирать скорость на
склоне, увлекая за собой тысячи мелких камней и осколков, размером от кулака
до человеческой головы.
подумал, что они его не увидят, но тут Голландец посмотрел наверх. И в это
время валун подпрыгнул, ударился о землю и подскочил вверх футов на
тридцать.
другая упала в то время, когда валун вместе с массой камней пролетел мимо и
застрял в деревьях.
осторожнее. Они были потрясены.
убегала с болтающимися стременами. Другие боролись со своими лошадьми,
старались успокоить их, но не у всех это получалось. А я обогнул холмик и
галопом поскакал по длинному зеленому лугу к краю котловины.
уступ, зная, что конь оставит царапины на скалах, но их будет мало, и
Бранненбургу придется здесь задержаться,
тропа. На южном склоне котловины поднимались редкие ели и сосны. Я отпустил
поводья и позволил чалому самому выбирать дорогу.
наблюдавших за мной. У них очень острые глаза: они все видят. Из кустов
вылетела сойка и, перелетая с ветки на ветку, последовала за мной, надеясь,
что оброню немного еды. Но у меня не было времени останавливаться и что-то
искать в седельных сумках.
компанию в долгие дни одиночества, к тому же эти птицы привыкают к человеку.
Они могут стянуть еду прямо из-под носа. Но кто я такой, чтобы критиковать
образ жизни какой-то птахи? У нее свои принципы, у меня свои.
нравится местность, где деревья исполосованы ветром, где под ногами растут
осока и луговые цветы, где горы вгрызаются в небо серыми твердыми зубами, со
снежной пеной, собравшиеся в расщелинах.
скинуть их со следа, но с каждой милей приближался к "Эмпти" и Эм Тэлон.
собранным по дороге, съел оставшийся кусочек хлеба и полдюжины диких
луковиц.
был незаметен со стороны, если только не подойти совсем близко, а подойти
беззвучно невозможно.
место на пологом склоне.
клубились тяжелые тучи, и скоро проливной дождь смоет все.
показалось незнакомое ранчо, дымившее трубой в дождевые облака. Прежде всего
я остановился за деревьями и внимательно осмотрелся. Дом стоял в полумиле и
пятьюстами футами выше. Его окружал луг, по которому, огибая ворота ранчо и
россыпь осин на холме, пролегла тропа. Объехав вокруг, остановился и минут
пять сидел среди деревьев, внимательно глядя на дом. Наконец решил, что, кто
бы там ни был, это не преследователь, и въехал во двор.
Вышедший на мой крик человек был вооружен:
мокрая. Вытерев чалого пучком соломы, накидал в ясли сена. Поискав вокруг с
зажженной лампой, нашел мешок овса и засыпал порцию в кормушку.
поесть, да и мне тоже. Сняв кожаную петлю с рукоятки револьвера, пошел к
дому. Как только поравнялся с крыльцом, дверь распахнулась.
рассыпались веснушки, и я ей улыбнулся. Она смутилась, но улыбнулась в
ответ.