на ноги. Вел, обнимаЯ ее и удерживая, именно что алчно, неуступчиво (как
свою, наконец, долю в чужой, в их добыче). Вел, а командировочные все
материли меня; один из них особенно загораживал мне дорогу.
уйдет с нами.
меж ними С наивны. Или даже так: оба злы, а отношениЯ меж ними нежны и
слезливы. њувство, возникнув, имеет свой стойкий, но подчас случайный
рисунок С можно его отличить и можно даже какРто предугадать (исходЯ из
ситуации), но не переделать. њто получилось, то получилось. Прими С и не
сетуй. ОтношениЯ с Вероникой получались сентиментальны и доверительны,
независимо от того, какими людьми мы были оба. Жалковатое чувство; но у
людей сейчас нет лучшего. Я жалел ее С она давала жалеть себя. Тут тоже
крылась взаимность, угаданнаЯ обоими как обязательнаЯ сердцевинка. Я жа-
лел. ОхРах. ВсеРто она, маленькаЯ Вероничка, ошибалась в подробностях
жизни. Разбила коленку на улице С или вдруг отравилась в столовой котле-
тами, съела две. Или ее оскорбила мороженщица. (ТИ ведь ни за что!..У)
Или она высказала милиционеру (прямо на улице С замечательный оппонент)
все, что она думает о служках уходящего тоталитарного режима. А он вовсе
даже не свел ее в отделение, а так дал в ухо, что ухо воспалилось и две
недели текло, пришлось пойти на процедуры. Записывал и перезаписывал ее
к врачу Я (разумеется!). Сам с ней в поликлинику днем, а вечерком сам же
ей компресс, вата да пригоршнЯ водки, да лоскут целлофана С мне не труд-
но, ей приятно. Вероничка не была сексуальной, но мы оба и в этом обна-
ружили, пусть с запозданием, достаточную друг в друге новизну. Ей так
кстати пришлась (приспела) постельнаЯ страсть С со стонами и с веселящи-
ми менЯ ее вскриками (и с милым ее смехом). Смеялась в постели, это уди-
вительно. И так чудесно смеялась! ВсЯ эта бытовуха запойных ее отклоне-
ний (общежитскоРкомандировочноРводочных) не свелась ни к страданиям, ни
к надрыву; за все наше времЯ одна короткаЯ истерика, скорее женская, чем
ночнаЯ С пустяки! Да ведь и ТпадшейУ Вероника была лишь номинально и
внешне: падшей, но не несчастливой. Напротив С на ней были оттиснуты
четкие следы прошлых отношений, Ясных и неущербных; когоРто она любила.
До меня.
За окнами огромный, на семи холмах, город. Мы в постели.
Вокруг нас толькоРтолько кончившаясЯ брежневскаЯ эра и
наступившаЯ новаЯ пора. Новые, во всяком случае свежие
слова бубнит репродуктор. Свежа музыка. Мы на хорошо
застланной постели, простынь не сбита, и легкую эту
опрятность, с чистотой и с подогнанными краями, Я не то
чтобы ценю, но, как той же свежести, ей радуюсь и ее
помню (удерживаю в себе). У нас есть портвейн, дешевый,
конечно; колбаса, хлеб и чай. И кипятильник, чтобы не
бегать на кухню. Любовь в суровой общажной комнате,
придаваЯ которой обновленное значение (значение любви С
но и комнате тоже), Вероничка говорит:
может быть!
обнаружение женщины, удивление женщины месту, в котором она себЯ нашла,
С это как первое оседание ее переменчивой пыльцы на стенах комнаты, на
стекле окна, на подоконнике. И конечно, на постели, где опрятные просты-
ни. У самой женщины тоже, казалось, засверкали белизной хорошо подогнан-
ные уголки и в линию край. ВсЯ на своих семи холмах. БольшеглазаЯ худыш-
ка.
закипала в стаканах (в граненых) вода под чай. Мельчайше вспененные, бе-
лые, а затем крупно взрывающиесЯ пузыри (с их мгновенной жизнью) образу-
ют чудо совпадения. Кипящий стих. Опершись на локоть, лежа, не отрываю
глаз от бурлящей воды, пока Вероничка не одергивает:
шутка. МенЯ все теперь звали так. Старея, Я почти с удовольствием утра-
тил, а затем и подзабыл свое имЯ (Напрасно! Самый раз длЯ поэтаРдекаден-
та! С смеялась Вероничка.)
молодую пару, что соседствовала, проживаЯ через две комнаты от нас. По-
мимо сменяющих друг друга командировочных, в крыле К жили также люди
приезжие по найму: лимита . Готовые вкалывать где угодно (в метрошахтах
по колено в воде), они теснятсЯ по двоеРтрое в комнате. (Со слабой на-
деждой на жилье.) Бедны. И слишком часто неоправданно злы. Прописки нет
С и, стало быть (зато!), в этих коридорах их не найти. Затаились. Угрю-
мые люди. Но Свешниковы С исключение, чудеснаЯ молодаЯ пара, так и све-
тящаясЯ сиянием первой влюбленности и доверчивости (и такого легкого
земного счастья). С ребеночком. Они охотно разговаривают со мной. Улыба-
ются. А меж тем и над ними витает беда. И вина. Как Я узнал (поРтихому
сказали), они оба удрали с Волги, где жили и где провинились в маленьком
городишке. Она была там женой, и не чьейРто, а его же старшего брата,
которого взяли в армию. Сошлась с младшим, когда прошел год. Жили скрыт-
но. Каждый час вместе С на тайном счастливом счету. Не дожидаясь возвра-
щениЯ старшего брата, дали деру. С пузом на седьмом месяце. Их устраива-
ет, что у них нет прописки. њто никто их не отыщет, не спросит. ТриРче-
тыре года проживут, а там видно будет.
лодаЯ пара среди шатающихсЯ алкашей. Среди рож, среди изнуренных занудР-
работяг да еще привезенных откудаРто старух, их тещ, снующих по этажам и
хрипато ворчащих, чтобы скрыть попердывание на неровной лестничной сту-
пеньке.
С как глинное дно? или песчаное?) Но Вероника не расслышала моего шутли-
воРсамолюбивого намека, торопилась чокнуться. Мы держим стаканы с нашим
всегдашним портвейном, там уж на донышке, Я отставляю на минутку стакан
и режу вареную колбасу (деликатесов не держим), а Вероника торопит:
ТПетрович!.. Ну, давай же!У С беру наконец стакан. Тогда она свой стакан
отставляет, мой вновь забирает из моих рук С зачем? С а чтоб видеть, не
отвлекаясь! С и смотрит глаза в глаза. Плачет. С таких, мол, минут (по-
мимо счастливых постельных дел) и начинаешь ценить время, чтоРто в нем
отсчитывать, а чтоРто уже оставлять себе на память.
жется, поэтесса и тоже молодой демократический лидер) С пришла почемуРто
с цветами. Словно бы Вероника выписывалась наконец из больницы. Цветы
отложила в сторону. Со мной молчком. Закусив губу, собирала два ее
платьишка, куртку и пару свежих ночных рубашек. Еще и мятый платок С она
пыталась платок зачемРто завязать узлом; потом стала заворачивать в бу-
магу. Да, погодите, говорю Я, С платок уложите на куртку! а в бумагу за-