Они покивали.
- Почему, интересно, он при смерти?
- Надышался чем-нибудь, не иначе.
- Или прокололся.
Держа в левой руке чашку кофе, а в правой сигарету, я немного подумал.
- Что делать-то будем?
Они переглянулись и замотали головами:
- Ничего уже не сделаешь!
- Могила!
- Ты сепсис у кошки когда-нибудь видел?
- Нет, - сказал я.
- Она становится твердая, как камень. Не сразу вся, а постепенно, это
долго тянется. И в конце концов останавливается сердце.
Я глубоко вздохнул.
- И что же - так и дать ему помереть?
- Чувства понятные, - сказала одна. - Но ты сильно-то не переживай,
надорвешься...
Сказано это было таким же безмятежным тоном, каким в бесснежную зиму
уговаривают плюнуть на горные лыжи. Я и плюнул. И принялся за кофе.
10
В среду сон начался в девять вечера, прервался в одиннадцать - и дальше ни
в какую не приходил. Голову что-то сжимало, точно на нее надели шапку
двумя размерами меньше. Неприятное ощущение. Крысе надоело лежать, он
прошел в пижаме на кухню и глотнул ледяной воды. После чего задумался о
своей женщине. Стоя у окна, он взглянул на светящийся маяк, проследовал
взглядом по темному волнолому - и стал смотреть на то место, где стоял ее
дом. Ему вспоминался плеск волн, ударявших в темноту, шуршание
скопившегося за окном песка... Собственная привычка бесконечно размышлять,
не продвигаясь вперед ни на сантиметр, вдруг показалась ему отвратительной.
Они начали встречаться - и жизнь Крысы превратилась в нескончаемый цикл
одинаковых недель. Ощущение времени исчезло. Сколько уже месяцев?
Наверное, десять. Не вспомнить... В субботу - встреча с ней. С воскресенья
до вторника - три дня сплошных воспоминаний. В четверг и пятницу, плюс
первая половина субботы - планирование предстоящего вечера. Лишь в среду
остается бродить неприкаянным, тычась в углы. И будущего не приблизишь, и
прошлое уже далеко. Среда...
Отрешенно покурив минут десять, Крыса снял пижаму, надел рубашку, ветровку
- и спустился в подземный гараж. На полночных улицах не было почти ни
души. Одни только фонари, освещавшие черные тротуары. Вход в "Джейз-бар"
закрывала металлическая штора; Крыса поднял ее до середины, пролез внутрь
и спустился по лестнице.
Развесив на спинках стульев дюжину выстиранных полотенец, Джей в
одиночестве сидел за стойкой и курил.
- Бутылочку пива можно выпить?
- Да пей, конечно! - приветливо отозвался Джей.
Крыса впервые пришел в "Джейз-бар" после закрытия. Свет горел только над
стойкой, вентиляторы и кондиционеры молчали. Только запахи, за долгие годы
впитавшиеся в пол и стены, неуловимо витали в воздухе.
Крыса зашел за стойку, достал из холодильника бутылку и наполнил стакан.
Казалось, темное пространство бара состоит из тяжелых воздушных слоев,
остывших и сырых.
- Я сегодня приходить не собирался, - словно извиняясь, сказал Крыса. - Но
вдруг проснулся и пива захотел ужасно. Я ненадолго.
Джей сложил на стойке газету и смахнул пепел, упавший на брюки.
- Пей, не торопись. Если голодный, могу что-нибудь сготовить...
- Да ну, не надо... Мне и пива хватит... Не обращай внимания.
Пиво оказалось замечательным. Крыса залпом осушил стакан, перевел дух.
Потом вылил в стакан оставшуюся половину и стал внимательно смотреть, как
оседает пена.
- Может, хочешь вместе со мной выпить? - осторожно спросил он.
Джей улыбнулся, как бы в легком затруднении.
- Спасибо. Только я не пью ни капли.
- А я и не знал...
- Уродился таким. Не принимает организм...
Крыса покивал и молча отхлебнул пива. Он снова с удивлением подумал, что
почти ничего не знает об этом бармене-китайце. Впрочем, и никто о нем
толком ничего не знал. Джей был человек необыкновенно тихий. Сам о себе
никогда не рассказывал - а если кто-нибудь спрашивал, то Джей отвечал с
такой осторожностью, как если бы выдвигал ящик комода и боялся его уронить.
Все знали, что Джей китаец и родился в Китае - но в этом городе иностранцы
отнюдь не были редкостью. Когда Крыса учился в старших классах, в одной
футбольном команде с ним играли два китайца - один в нападении и один в
обороне. Особого внимания на них никто не обращал.
- Без музыки скучно! - сказал Джей и бросил Крысе ключ от музыкального
автомата. Крыса выбрал пять песен и вернулся за стойку к своему пиву. Из
динамиков полилась старая мелодия Уэйна Ньютона.
- Ничего, что я тебя задерживаю? - спросил Крыса.
- Без разницы. Все равно никто не ждет.
- Один живешь?
- Ага...
Крыса вытащил из кармана сигарету, разгладил ее и закурил.
- Только кошка, - сказал Джей. - Старая уже, правда... Но поговорить с ней
можно.
- Она у тебя что - говорящая?
Джей покивал.
- Мы ведь с ней очень давно друг друга знаем. Я ее настроение понимаю, а
она мое.
Крыса помычал с сигаретой во рту. Музыкальный автомат зашипел иглой и
сменил пластинку на "Макартур-Парк".
- Слушай, а кошки о чем думают?
- О разном... Вот мы с тобой о чем думаем?
- Да уж, - засмеялся Крыса.
Джей тоже засмеялся. Помолчал немного, поводил пальцем по стойке.
- Она у меня однорукая.
- Однорукая?
- Я про кошку. Хромая она у меня. Года четыре назад, зимой дело было,
пришла домой вся в крови. Вместо лапы - месиво, как мармелад.
Крыса поставил стакан на стойку и взглянул на Джея.
- А что с ней случилось?
- Не знаю. Сначала думал, под машину попала. Но на это непохоже. Колесом
так не раздавит - так можно только тисками зажать. Просто в лепешку
превратили. Может, кто-то специально мучил...
- Специально? - не веря своим ушам, переспросил Крыса. - Что за ерунда?
Кошкину лапу... Зачем?
Джей постучал кончиком сигареты по стойке, вставил в зубы, закурил.
- Верно, какая необходимость калечить кошку? Кошка послушная, ничего от
нее худого... Оттого, что изуродуешь ей лапу, ничего не выиграешь.
Бессмысленно это, дико. Но такого беспричинного зла в мире - целые горы.
Мне не понять, тебе не понять - а оно существует, и все тут. Можно
сказать, мы среди этого живем.
Глядя в стакан, Крыса еще раз покачал головой:
- Мне этого не понять никогда...
- Ну и ладно! Самое лучшее, что тут вообще можно сделать, - и не пытаться
что-то понять.
С этими словами Джей выпустил струю табачного дыма туда, где обычно сидели
посетители, а теперь было пусто и темно. Белый дым повисел в воздухе и
бесследно растаял.
Некоторое время они сидели молча. Крыса безотрывно смотрел на стакан, о
чем-то думая; Джей все так же водил пальцем по стойке. Музыкальный автомат
добрался до последней песни. Сладкоголосые "Falsetto Boys" затянули
соул-балладу.
- Слушай, Джей! - сказал Крыса, не отводя взгляда от стакана. - Я вот
двадцать пять лет на свете живу - а чувство такое, что еще ни в чем не
разобрался.
Некоторое время Джей, ни слова не говорил, рассматривая свои пальцы. Потом
немножко ссутулился.
- А я сорок пять лет живу - и понял одну-единственную истину. Знаешь,
какую? Такую, что человек при большом желании из чего угодно может извлечь
урок. Из самых заурядных и банальных вещей извлечь урок всегда можно.
Кто-то сказал, что даже в бритье присутствует своя философия. Собственно,
никто в мире и не выжил бы, будь это не так.
Кивнув, Крыса допил три сантиметра пива, остававшиеся на дне стакана.
Пластинка кончилась, музыкальный автомат щелкнул, и бар снова погрузился в
тишину.
- То, что ты говоришь, вроде как и понятно, - начал было Крыса, но дальше
слова у него не пошли. Он безуспешно попробовал что-то выдавить из себя,
потом улыбнулся и поднялся из-за стойки. - Спасибо за пиво. Тебя домой
подвезти?
- Да нет, не надо. Это ведь рядом, да и пройтись я люблю...
- Ну, спокойной ночи. Кошке привет.
- Обязательно.
Снаружи стоял холодный запах осени. Крыса направился вдоль улицы, хлопая
ладонью по стволам деревьев. Дойдя до парковки, он долго, но рассеянно
смотрел на цифры счетчика. Потом сел в машину и после недолгих раздумий
поехал к морю. Вырулил на прибрежную дорогу, остановился у дома, где жила
она. Примерно в половине окон еще горел свет. Кое-где сквозь шторы
виднелись силуэты людей.
Окна ее квартиры были темны. Свет в спальне тоже не горел. Наверное, спит.