услышите, как они стучат...
удовольствием слушал профессора, который от древности переходил к
современности, от азиатских и европейских стран к России, где первую
медицинскую школу открыли в самом начале восемнадцатого века.
голландский языки, потому что преподавание велось на этих языках и
преподавателями были голландцы. Учеников здесь не только секли розгами, но
и били батогами, не только сажали в карцер, но и заковывали в кандалы. И
все-таки успеваемость у них, судя по всему, была не на высоком уровне.
Вероятно, дело совсем не в том, чтобы принуждать и наказывать, не правда
ли? - снова оглядывал аудиторию профессор поверх очков. - Дело, вероятно,
в том, чтобы выбирать профессию по своим возможностям, по своим
склонностям, по любви... Сравнительно краткое историческое расстояние
отделяет нас от той первой школы, где голландцы вколачивали батогами и
розгами медицинские знания в русских недорослей. За это время медицина
проделала немалый путь, выдвинув заметных всему миру медиков...
обогатил отечественную медицину.
что анекдотичную историю о том, как молодой Пирогов в середине этого вот,
девятнадцатого, столетия явился в Париже к знаменитому французскому
хирургу Альфреду-Арманду-Луи Вельпо, чтобы познакомиться с его работами по
анатомии.
город поучиться...
России во Францию изучать анатомию, если у вас есть дома... Пирогов?! Я
только что познакомился с его анатомическими работами. Это восхитительно!
Я был бы счастлив сам поучиться у него...
Это моя работа, - кивнул он на книгу, лежавшую у Вельпо на столе. - Моя
фамилия Пирогов. Я не успел назваться.
признался профессор Салищев. - Я не считаю, что в мире могут быть вечные
авторитеты, поскольку мы знаем, что все течет и развивается. Иначе говоря,
я против незыблемых фигур в историческом пространстве, против идолов,
способных порой незыблемым своим авторитетом затруднять или даже тормозить
развитие. Но Пирогов в нашем деле такая величина, которая, мне думается,
еще долго будет привлекать к себе всеобщее внимание и уважение. И мне
хотелось бы, чтобы вы вгляделись и вдумались в жизнь действительно
гениального человека, если окончательно изберете врачебное поприще...
Бурденко. - Значит, мы, по его мнению, не избрали еще... Значит, будет еще
что-то вроде главного экзамена. Значит, будут выяснять, пригодны ли мы все
и каждый из нас..."
постоянного, напряженного труда и неугасимой мысли, причем труда
бесстрашного и мысли всепроникающей. Вдумайтесь, пожалуйста, хотя бы в
такой факт. За четырнадцать лет своей профессорской деятельности Пирогов
вскрыл двенадцать тысяч трупов и подробнейше описал каждое из вскрытий.
Это, повторяю, только за четырнадцать лет. А сколько он вскрыл покойников
и произвел операций над больными за полвека своей деятельности?
Вдумайтесь, пожалуйста. Вдумайтесь как следует. И вообразите, что такое
вскрытие. Обязательно постарайтесь представить себя у постели
тяжелобольного, в больничной палате, где в наших условиях непривычного
доктора может стошнить даже от самого воздуха, до крайности спертого и
пронизанного тяжкими запахами. Вообразите, что вы держите в своей руке
костлявую, холодеющую руку умирающего. Вообразите, если можете, себя на
войне среди раненых, взывающих к вашей помощи. Да что проще, представьте
себя среди обыкновенных больных, каждый день доверяющих вам свою жизнь,
верящих в вас, надеющихся, что вы исцелите их.
поправляет очки, чтобы вглядеться в каждого студента: хорошо ли они
понимают все, о чем он говорит.
пройти хотя бы часть путей и троп, пройденных, например, Пироговым, чтобы
вообразить в полной мере подвиг его жизни. Конечно, не каждый из нас, даже
далеко не каждый, - подчеркнул профессор, - способен взобраться на такую
высоту всемирной славы, на какую поднялся наш земляк Пирогов, но следовать
его принципам - его безукоризненной честности, его бесстрашию в труде, его
неутомимости, его страстному стремлению понять человека - обязан,
по-моему, каждый из нас...
нас", не "из вас", а "из нас", - как бы приближая этим студентов к себе, к
своей профессии, как бы уважительно уравнивая их в какой-то степени с
собой.
профессор. - Мне кажется, любого человека, не очень глупого, не явного
олигофрена можно обучить врачеванию и выдать ему диплом врача. Но, чтобы
стать настоящим врачом, требуется призвание. Именно призвание поможет
преодолеть все невзгоды в труде. Именно призвание заглушит неприятные
запахи от язв и смрад от трупа, который надо изучать. Именно призвание
сообщит потом радость познания и открытий. Но если вы не почувствуете
призвания, если вас устрашит предстоящий труд в этой постоянной сфере
страданий, мой совет вам, коллеги: уходите. Уходите, пока не поздно. Иначе
вы принесете не пользу, а вред. И немалый. И постоянно будет висеть над
вами проклятие тех, кого вы станете пользовать. Мой совет вам, коллеги,
еще раз повторяю: уходите!
может быть, даже более эффектные и интересные. А медицине - и особенно в
нашей стране - предстоит тягчайший труд. Вот она, необъятная наша земля,
наша родина, - показал профессор в окно. - Вот они, все еще дремлющие
тайга и тундра, по которым не прошел еще ни один врач, ни один учитель, ни
один инженер, ни один проповедник добрых чувств. В этот час, когда мы
заседаем с вами в этой теплой и светлой аудитории, там, в темных,
просвистанных холодным ветром чумах и юртах, умирают и рождаются люди,
такие же, как мы с вами, так же жаждущие счастья и так же страшащиеся
смерти. Их появление на свет встречают грязные повитухи, обряженные часто
в звериные шкуры. Их недуги пользуют шаманы, бьющие в бубен, или шепчущие
заклинания знахари. Они еще не знают, не догадываются о существовании
медицины и, в частности, о существовании вот этого нашего медицинского
факультета, действующего почти рядом с ними, у самой границы тайги. Нельзя
сказать, что они ждут врачей. Но все-таки врачи когда-то должны будут
прийти к ним. И к ним придут не только знающие, не только опытные, но и
отважные врачи. А врачу часто требуется смелость и для того, чтобы
приобрести опыт и знания. И вот, коллеги, я еще раз хочу повторить вам мой
совет: уходите, если не чувствуете в себе призвания к этому делу, если не
надеетесь обрести в себе достаточно смелости и упорства, если
рассчитываете только на легкий труд. Уходите с первого курса и со второго.
Уходите, пока не поздно. Освободите место тем, кто способен приготовить
себя к любым невзгодам, кто способен взвалить на свои плечи тягчайший
груз, кто, иначе говоря, чувствует в себе призвание и верит в его
неистребимую силу.
впотьмах, в одиночестве по заснеженному берегу еще не застывшей Томи,
слушал, как многоголосо шумят ближайшие дремучие леса, но шум этот не
заглушал профессорских слов. И странно: все время казалось, что профессор,
произнося это грозное "уходите", смотрел именно на него и обращался именно
к нему. А Бурденко уже сдал все вступительные экзамены и приготовился
учиться на врача. Хорошенькое дело - "уходите". А я вот возьму и не уйду.
В ТОМ САМОМ ДВУХЭТАЖНОМ ЗДАНИИ
решительно выбрали в юности именно медицину? - спросил я однажды
профессора Бурденко. - Как-то не очень это ясно...
профессор. - Проще всего, пожалуй, написать, что я еще в детстве стремился
на помощь страждущему человечеству, что еще тогда лечил кукол у своих
сестер и бережно перевязывал лапку раненой сороке. Хотя что-то в этом роде
было уже написано обо мне. Но, откровенно говоря, о человечестве я тогда
не думал, никаких лапок не перевязывал и кукол не лечил. Просто в
семинарии, как многие молодые люди моего времени, я увлекался
естествознанием. Это было очень модно в конце прошлого столетия. Однако я
не подозревал, какие огорчения ожидают меня чуть ли не с первых дней
знакомства с медициной, уже на первом курсе. Я не представлял себе этого в
полной мере даже после той первой лекции профессора Салищева, которая
произвела на меня сильнейшее впечатление. И, несмотря на этот неожиданный
его совет: "уходите", лекция эта в чем-то благодетельно укрепила меня.
Правда, ненадолго...
кости, появились в аудитории очень скоро. Их раздавали студентам для
наглядного обучения. А как же иначе? Были они выданы и студенту Бурденко.