пьяным.
разыгрывал Хемингуэй. В нем, как никогда еще, сказывался английский офицер,
спокойно, но властно управлявшийся со старым, но уставшим солдатом, который
никак не хотел вылезать из хлюпающей грязи окопа. Капитан Хемингуэй был на
высоте - не знаю, что он там говорил на этом раскисшем от дождя майеннском
поле боя, но я видел, как Скотт очень точно вошел в свою роль, тонко ее
чувствуя, как хороший природный актер. Так я видел это и понял, что не
ошибся, когда Скотт вытянулся и ловко, по-английски, отдал ему честь, а
потом четко зашагал за ним, повторяя "левой, правой, левой...".
все еще чувствовал себя командиром.
Прямо напасть какая-то.
отослала. Простите меня.
беспокоился о вас.
Хемингуэй.- Я думал, что он пьян. И один бог ведает, куда бы нас завели наши
поиски, если Вы он действительно был пьян.
глаза? - жалким тоном сказал Скотт.- Хоть один раз...
их связывает нечто гораздо более важное, чем эти перепалки сгоряча, все же я
сомневался, надолго ли хватит у них доверия друг к другу. Их, должно быть,
постоянно мучило то, что они за собой знали и что им хотелось преодолеть,
истребить или забыть.
Глава 5
ли он Хемингуэю, съязвившему насчет его пьянства, или просто ухватился за
возможность затеять очередную грызню. Как всегда в спорах, они не выбирали
выражений и часто прибегали к самым грубым приемам, чтобы одержать верх, или
доходили до жестокости, стараясь уязвить противника. Хемингуэй был жесток к
Скотту, чуть ли не обозвав его алкоголиком, а потом и Скотт обошелся с ним,
как нам казалось, чересчур жестоко; правда, к концу нашего путешествия я уже
не был так уверен в этом. Но что бы мы ни думали, а Скотт ему ничего не
простил, и это чуть не привело к трагедии.
выяснить, кто лучше описал его - Бальзак или Гюго,- и разрешить свой
литературный спор. Но под вечер за обедом Хемингуэй заявил, что он приглашен
на охоту в одно старинное поместье милях в двадцати к югу и собирается
завтра уехать туда.
смысл сидеть в этом пейзанском захолустье?
осенней дымке цвета апельсиновой кожуры вырисовывалась фужерская крепость.
Все было более или менее так, как я представлял себе, читая "Девяносто
третий год" Гюго, хотя вскоре мне пришлось разочароваться.
и одним своим присутствием поддерживала порядок и мирный покой. Разговор шел
главным образом о детстве и о том, что оно нам дало. Я уже знал, что мое
детство было схожим с детством Хемингуэя. Оба мы выросли на природе и
гордились этим. Но Скотт Лишил нас удовольствия поделиться воспоминаниями.
Он сказал, что мыпочти ничем не отличаемся от крестьян из прерий и что наша
примитивная культура пришла не из лесной глуши, а с городских улиц.
будет.
концов вмешалась и спросила, что они собираются делать завтра, и тогда-то
Хемингуэй сообщил нам, что решил поехать на охоту.
с ними познакомил.
восторге.
сто раз лучше, чем ты. Я - снайпер. Это общеизвестный факт. На военных
учениях я был лучшим стрелком во всем сорок пятом дивизионе.
за стойку бара, где сидела кассирша и был телефон. Я думал, что Хемингуэй
остановит его, но Бо, которая тоже была знакома с Гескленами, быстро сказала
Хемингуэю:
Мы будем играть в карты с Фиби и скаковыми лошадьми. Не отговаривайте
Скотта, Эрнест. И не беспокойтесь за него.
Ла-Герш лучшая в Европе охота на куропаток.
на замок. Он полукружьем замыкал мощенный булыжником двор с конюшнями и
каретным сараем по бокам; внутри, за широким балконом и по обе его стороны,
тянулось множество белых комнат. Это был огромный, толстостенный, холодный
каменный дом, куда сейчас съехалось человек двадцать гостей, большей частью
французов, и все они смеялись и подшучивали друг над другом, как будто
только для того они здесь и собрались. Сначала я не узнал, который из них Ги
де Гесклен. По правде говоря, я встретился с ним в его доме, как солдат
встречается с генералом в штабе. Зато я разговаривал с его женой, богатой
американкой Фиби, высокой и плоской, медленно растягивающей слова молодой
женщиной из Новой Англии; судя по всему ей было уже все равно, на что тратит
ее деньги родовитый супруг.
мысли о де Гесклене, который каким-то образом приходился ей родней. Она
знала его уже много лет, и почти все, что она о нем рассказала, я потом
нашел в Томми Барбане из романа Фицджеральда "Ночь нежна". Должно быть,
Скотт придал Барбану многие черты де Гесклена, а во всем этом доме было
что-то такое французское, такое бессердечное и так пахло большими деньгами,
что в конце следующего дня я, сам не понимая почему, с радостью уехал из
этого дома. Для меня была непонятна его атмосфера, и мне там не нравилось.
отвела меня в комнатку над одной из конюшен во дворе. Комнатка была
чистенькая, белая, заставленная громоздкой мебелью орехового дерева. Ночью я
впервые в жизни слушал соловьев, но в начале второго раздался рев въезжавшей
во двор машины с зажженными фарами. Это была "изотта". Скотт оставил в
Фужере записку дляЗельды и Мерфи, и они приехали так, как любила приезжать
Зельда,- чтобы сразу перебудить всех в доме.
предлагавшего вытащить всех из постелей и устроить небольшой выпивон. Потом
я слышал, как Джеральд Мерфи увещевал его, сказав, что, если он не
угомонится, Ги де Гесклен наверняка сойдет вниз и поставит его на место. А
Скотти это будет неприятно, правда ведь?
когда мы шли по двору.- Но к Скотту относится ужасно.
усиками, стуча деревянными сабо, принесла мне чашку горячего черного кофе,
кусочек сыру и корзиночку со свежими теплыми булочками. Потом без стука
вошел малый в черных эспадрильях и положил на столик под окном кожаные
краги, ягдташ, дробовик и патронташ.
крыльями. И показал шесть пальцев.- Six heures...(5)
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим
Трубников Александр
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Майер Стефани