ты порочить цивилизацию, когда перед тобой столь восхитительные вина и
блюда, а ты сам того и гляди свалишься под стол? Запусти зубы в эту косулю с
золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
сует тысячу богов, если Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном,
если границы королевской власти находятся где-то между убийством Генриха
Четвертого и казнью Людовика Шестнадцатого, если либерализм становится
Лафайетом[*]?
Древние религии представляли собою не что иное, как удачное развитие
наслаждения физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду -- в том и
прогресс.
Натан. -- Каков был конец "Истории короля богемского и семи его замков"[*]- такой чудесной повести!
высосанных из пальца, сочинение для сумасшедшего дома.
воинственный Натан, поднимаясь нерешительно, как бумажный змей.
встать, рухнул на стул, опустил голову и умолк.
читал и даже не видал! -- обратился знаток к своему соседу.
Материализм и спиритуализм -- это две отличные ракетки, которыми шарлатаны в
мантиях отбивают один и тот же волан. Бог ли во всем, по Спинозе, или же все
исходит от бога, по святому Павлу... Дурачье! Отворить или же затворить
дверь -- разве это не одно и то же движение! Яйцо от курицы, или курица от
яйца? (Передайте мне утку! ) Вот и вся наука.
философия для кафедр? Надень очки и ознакомься с бюджетом.
мнениями? -- воскликнул Бисиу, вдруг перейдя на баритон.
Какой-нибудь шарж, просим!
один глаз, состроил гримасу, изображая Ревю де Де Монд[*],
но шум покрывал его голос, так что из его шутовской речи нельзя было уловить
ни слова. Если не девятнадцатый век, так по крайней мере журнал ему удалось
изобразить: и тот и другой не слышали собственных слов.
прибор золоченой бронзы, вышедший из мастерской Томира. Высокие фигуры,
которым знаменитый художник придал формы, почитаемые в Европе идеально
красивыми, держали и несли на плечах целые горы клубники, ананасов, свежих
фиников, янтарного винограда, золотистых персиков, апельсинов, прибывших на
пароходе из Сетубаля, гранатов, плодов из Китая -- словом, всяческие
сюрпризы роскоши, чудеса кондитерского искусства, деликатесы самые лакомые,
лакомства самые соблазнительные. Колорит гастрономических этих картин стал
ярче от блеска фарфора, от искрящихся золотом каемок, от изгибов ваз.
увенчивал фарфоровые копии пейзажей Пуссена. Целого немецкого княжества не
хватило бы, чтобы оплатить эту наглую роскошь. Серебро, перламутр, золото,
хрусталь в разных видах появлялись еще и еще, но затуманенные взоры гостей,
на которых напала пьяная лихорадочная болтливость, почти не замечали этого
волшебства, достойного восточной сказки. Десертные вина внесли сюда свои
благоухания и огоньки, свой остро волнующий сок и колдовские пары, порождая
нечто вроде умственного миража, могучими путами сковывая ноги, отяжеляя
руки. Пирамиды плодов были расхищены, голоса грубели, шум возрастал. Слова
звучали невнятно, бокалы разбивались вдребезги, дикий хохот взлетал как
ракета. Кюрси схватил рог и протрубил сбор. То был как бы сигнал, поданный
самим дьяволом. Обезумевшее сборище завыло, засвистало, запело, закричало,
заревело, зарычало. Нельзя было не улыбнуться при виде веселых от природы
людей, которые вдруг становились мрачны, как развязки в пьесах Кребильона,
или же задумчивы, как моряки, путешествующие в карете. Хитрецы выбалтывали
свои тайны любопытным, но даже те их не слушали. Меланхолики улыбались, как
танцовщицы после пируэта. Клод Виньон стоял, раскачиваясь из стороны в
сторону, точно медведь в клетке. Близкие друзья готовы были драться.
Сходство со зверями, физиологами начертанное на человеческих лицах и столь
любопытно объясняемое, начинало проглядывать и в движениях и в позах.
Какой-нибудь Биша[*], очутись он здесь, спокойный и трезвый,
нашел бы для себя готовую книгу. Хозяин дома, чувствуя, что он опьянел, не
решался встать, стараясь сохранить вид приличный и радушный, он только
одобрял выходки гостей застывшей на лице гримасой. Его широкое лицо
побагровело, стало почти лиловым и страшным, голова принимала участие в
общем движении, клонясь, как бриг при боковой качке.
-- отвечал Тайфер, подняв брови с видом одновременно хитрым и глупым.
вырежет: "Прохожий, в память о нем пролей слезу". О! -- продолжал он. -- Сто
су заплатил бы я математику, который при помощи алгебраического уравнения
доказал бы мне существование ада.
Случай -- такой забавник!
ступишь, всюду геометрия безбожника или "Отче наш" его святейшества папы.
Впрочем, выпьем! Чокайся! -- таков, думается мне, смысл прорицания
божественной бутылки в конце "Пантагрюэля".
нашими искусствами, памятниками, может быть, науками, и -- еще большее
благодеяние! -- нашими современными правительствами, где пятьсот умов
чудесным образом представляют обширное и плодоносное общество, причем
противоположные силы одна другую нейтрализуют, а вся власть предоставлена
цивилизации, гигантской королеве, заменившей короля, эту древнюю и ужасную
фигуру, своего рода лжесудьбу, которую человек сделал посредником между
небом и самим собою? Перед лицом стольких достижений атеизм кажется
скелетом, который ничего решительно не порождает. Что ты на это скажешь?
Эмиль. -- Он проник в наши жилы, в наши сердца, -- прямо всемирный потоп. Но
что делать! Всякий мыслящий человек должен идти под стягом Христа. Только
Христос освятил торжество духа над материей, он один открыл нам поэзию мира,
служащего посредником между нами и богом.
неопределенной улыбкой. -- Ладно, чтобы нам себя не компрометировать,
провозгласим знаменитый тост: Diis ignotis (Неведомым богам (лат. )).
и неверия.
где свет разума гаснет, где тело, освободившись от своего тирана, предается
на свободе бешеным радостям. Одни, достигнув апогея опьянения, хмурились,
усиленно пытаясь ухватиться за мысль, которая удостоверила бы им собственное
их существование; другие, осовевшие оттого, что пища у них переваривалась с
трудом, отвергали всякое движение. Отважные ораторы еще произносили неясные
слова, смысл которых ускользал от них самих. Кое-какие припевы еще звучали,
точно постукивала машина, по необходимости завершающая свое движение -- это
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Посняков Андрей
Соломатина Татьяна