безжизненным кулем вывалился Полынов.
обрел сознание, наконец он разглядел и лицо Челищевой... Губы его сложились
в гримасе улыбки.
"Континентале" Гонконга номер на двоих?
Владивостоку, всем узникам "Ярославля" бесплатно выдавали конверты и бумагу,
чтобы отписались на родину. Грамотеи писали домой сами, а потом собирали
пятачки с неграмотных, просивших сочинить за них "пожалобней, чтобы до слез
проняло". Рецидивисты хорошо знали сахалинские порядки: там не станут томить
человека в тюрьме, если к нему приезжали жена и дети. Всю семью в тюрьму не
посадишь, чтобы кормить ее от казны, а потому считалось, что арестанта лучше
из тюрьмы выпустить - и пусть живет где хочет; отсюда и возникло типично
сахалинское выражение - "квартирный каторжанин" (то есть живущий на вольных
хлебах). Теперь в трюмах корабля опытные ворюги со знанием дела поучали
плывших на Сахалин "от сохи на время":
Поросят и арбузов тута сколь хошь. А коли, мол, не приедешь, дура старая,
так мне от начальства уже молоденькую обещали. У ней губки бантиком, попка с
крантиком, а сама фик-фок - на один бок! Так и пиши, "дядя сарай"...
своих жен смертным боем, теперь обращались к своим супругам чересчур
уважительно: "Драгоценные наши Авдотьи свет Ивановны! Как можно поскорее
приезжайте ко мне отбывать веселую каторгу - останетесь премного
довольны..."
7. ВЛАСТИ ПРЕДЕРЖАЩИЕ
за каменистый грунт, и, чтобы не раз биться о скалы близ Александровска,
суда подолгу дрейфовали в открытом море, они спешили укрыться в бухте
Де-Кастри, искали убежища в Императорской (ныне Советской) гавани.
ними пролегали звериные тропы; через таежные реки природа сама навалила
подгнившие деревья, словно перекинув мостики для пешеходов. На вершинах
сопок, окружавших Александровск, и в глубине таежных падей до начала июля не
таял снег, а в октябре выпадал уже новый. Июнь бывал отмечен инеем на траве,
Сахалин рано испытывал заморозки. С маяка "Жонкьер", что светил кораблям от
самых окраин города, тоскливо подвывала сирена да погребально названивал
штормовой колокол. Александровск, эта убогая столица каторги, насчитывал
тогда четыре тысячи жителей, и, как парижане гордились Эйфелевой башней, так
и сахалинцы хвастались зданием тюремного управления:
сплошь из дерева, а по бокам улиц - мостики из досок, скрипучие. Дома
обывателей в два-три окошка, возле них чахлые палисадники. Зелени и деревьев
мало (все уже повырубили). Зато столицу украшали две церкви, мечеть, костел
и синагога. Был приют для детей, брошенных родителями, и богадельня для
ветеранов каторги, которые по дряхлости лет воровать и грабить уже
неспособны. Была еще больница на 200 кроватей, а в селе Михайловке - дом для
умалишенных. Вдоль речушки Александровки от самого базара тянулась Рельсовая
улица, пока она не терялась в лесу, и на Рельсовой по вечерам одному лучше
не показываться. С чего здесь живут люди - сам бес не знает, но они живут, и
по вечерам, под тонкие комариные стоны, окна домишек оглашали азартные
всплески голосов:
копей Дуэ. Ради карт отдавали последнюю пайку хлеба. Азарт доводил до
полного растления личности, до самоубийств. Когда играть было уже не на что,
тогда ставили, в банк свою поганую жизнь. Продували в штос жен и детей
своих. Все шесть тюрем Сахалина обслуживали только мужчин. А женскую тюрьму
пришлось закрыть после того, как все сидящие в ней арестантки оказались в
интересном положении. После карт и женщин на Сахалине выше всего ценилась
водка! Бутылка паршивого спирта, добытая в казенном "фонде" за 25 копеек,
после всяческих спекуляций и авантюр, уже наполовину разбавленная водой,
доходила в цене до десяти рублей. Зато вот личную свободу каторга ни в грош
не ставила. Люди на каторге так и говорили:
безродного! И перед каждым фрайером, что в фуражке чиновника, обязан за
двадцать еще шагов шапку ломать да с тротуара в грязюку полезать, кланяясь
ему... Какая ж тут свобода, ежели на Сахалине этой штуковины даже скотина не
ведала!
своим животным. Какая бы добрая собака ни была - все равно сажали на цепь;
куриц привязывали за ноги к заборам, а на шеи свиньям набивали тяжкие
колодки. Самые последние корабли покидали Сахалин глубокой осенью, и не раз
у трапов стояли плачущие люди, умоляя отвезти их в Россию. Это были
каторжане, уже отбывшие срок наказания, уже свободные люди, никак не
сумевшие скопить денег на обратный билет. Им говорили:
грабить да убивать кого? Посуди сам.
детушек, не поклонюсь родным могилкам.
кормилице, далеко тянется Николаевская улица, на которой селилась
"аристократия" каторжного управления. Здесь, в ряду казенных учреждений,
дома чиновников, местный клуб с буфетом и танцзалом, квартиры семейных
офицеров гарнизона. Между ними не возвышался, а лишь выделялся застекленной
террасой дом военного губернатора всего Сахалина.
немало вкусил от судейской практики: он был военным прокурором в Казанском,
затем в Московском военном округе. Сегодня он проснулся в дурнейшем
настроении. Весна - время побегов; недавно каторжане разоружили конвой,
отняв десять винтовок, а потом дали настоящий бой целому отряду
кухню, где возле плиты уже хлопотал его личный повар из каторжан, знаток
утонченной гастрономии - барон Шеппинг, имевший восемь лет каторжных работ
за растление малолетних.
Жабин (10 лет каторги за святотатство).
(12 лет каторги за отравление мышьяком барыни, которая вздумала ревновать ее
к своему мужу).
расхищение казенных денег), губернатор продвинулся в кабинет, там и
застегнул мундир на все пуговицы. Потом он пригладил ладонью прохладную
обширную лысину и, расправив бороду надвое, уселся за стол. Фенечка Икатова
принесла ему не только чай, но и самые свежие сахалинские сплетни:
япошки, живущие в нашем городе, собираются фотографию открывать, всех на
карточки сымать будут.
есть, только фотоателье не хватает.
сквалыгу пришили, сколько взяли - неизвестно, а на базаре мертвяка нашли.
Прокурор Кушелев уже выехал...
именем Сонька Золотая Ручка, которой приписывали на Сахалине генеральное
руководство грабежами и убийствами, но и без этой аферистки число
преступлений не убавилось. Тут явился заместитель Ляпишева по гражданской
части статский советник Бунге, принеся скорбную весть: бежали 319 каторжан,
а поймано лишь 88 человек... Бунге сказал:
двести, а сотню уже переловили. Все равно ведь в нашей бухгалтерии сам
дьявол не разберется.
недописок не знаешь, где право, а где лево.
шрифтом был выделен подзаголовок статьи: "САХАЛИН РАЗБЕГАЕТСЯ". Губернатор
пришел в отчаяние:
вернусь на Сахалин, чтоб он треснул.
Поймали. Повесили. А теперь пошли всякие гуманные веяния. Развели сопливый
либерализм... уж и повесить человека нельзя! Сразу поднимается вой: палачи,
Контровский Владимир
Василенко Иван
Махров Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Афанасьев Роман