отстранился, напрягаясь и желая соблюсти пространство между ними, но Муся
увлекала его по комнате, заставляя быть ближе и ближе. Он увидел вдруг ее
глаза, широко открытые, огромные, отчаянные, и, отпустив руки, споткнулся...
Встал посреди комнаты, пытаясь что-то сообразить, прийти в себя и
опомниться. Не удержался, вцепился в спинку стула.
почему-то мимо стула, и, падая, он слышал, удивленный, как задумчиво, тепло
обращалась к нему женщина с пластинки: "Саша, ты помнишь легкий вечер,
каштан в цвету..." Захотелось подпевать, но к горлу подступила сильная
тошнота. Он поднялся и пошел к двери, вывалился на крыльцо. Долго,
бессмысленно смотрел на темное небо, желая что-то вспомнить. Но все
продолжало кружиться, и ласковая женщина с пластинки орала ему на уши, и
было ему плохо.
- 9 -
понервничал, не напрягся. Но запомнил он только последнее, что привиделось
перед самым пробуждением. Ехали в эшелоне, он был со своим взводом, но и с
тетей Маней, с капитаном Олегом Ивановичем и с Мусей... Сидели на краю
вагона, свесив ноги, их приятно обдувало ветерком. А день был сверкающий,
небо да солнце да какие-то поля, Андрей не видел, что росло на этих быстро
мелькающих полях, но оттого что глядеть на них было приятно, а все казались
великодушно настроенными, Андрей знал достоверно, что едут не на фронт. Да
никакого фронта и нет.
Воробьев опустил сзади руку в знак молчаливой солдатской дружбы. Но уже в
следующее мгновение ясно ощутил, что это не была рука Воробьева, легкая,
непривычная, перебивающая весь его складный сон.
так, как было: состав, край вагона и земля, идущая кругом перед глазами, но
почему-то была и эта рука, касающаяся его шеи, подбородка и щеки.
руку, белую, узкую, с длинными пальцами. Он следил за ней глазами, не
шевелясь, будто опасаясь ее спугнуть, как прекрасную бабочку, настороженно и
внимательно, но уже явно волнуясь, сам не зная отчего. Это не было мужское,
а скорее детское чувствосчастливого пробуждения и радостного предчувствия
необычного, не похожего ни на что утра. С таким ощущением и с таким же
выражением лица он повернулся, увидел Мусю, сидящую у его постели. Как она
смотрела на него!
вспомнил вчерашний вечер и танец: немыслимое кружение предметов. У него
вдруг снова поплыло перед глазами, и он закрыл их, представив, как он стоял,
мучаясь, пытаясь стошнить на землю... Как раздался по крыльцу деревянный
стук капитана Олега Ивановича, вышла и тетя Маня. Взяли под руки, отвели к
постели и стали снимать гимнастерку, сапоги... А он уже повалился в мягкое,
беспамятно спал.
глазами, притворяясь спящим. Было за вчерашнее стыдно.
так, как будто знала его всю жизнь, и всю жизнь, каждое утро, встречала его
пробуждение, и радовалась, и немного, совсем немного, упрекала его в долгом
сне. Она протянула руку и снова прикоснулась к его щеке, а он вдруг
отстранился, чего-то испугавшись.
обволакивая словами:
этой женщины, ее грудь, живот. Стало ему больно и горячо. Все тело вдруг
заломило, Андрей даже глаза закрыл, переживая это никогда не испытанное
сильное мужское чувство. Оно было мучительным и сладким и стыдным
одновременно. И Муся это видела, видела. Но бесстыдно смотрела и руками, от
которых теперь бросало в дрожь, перебирала по его телу, соскальзывая на
грудь и на живот, каждым своим движением принося новую, все так же
неиспытанную блаженную муку. Текли ее слова, будто ничего не значащие, но
было в них то же, что и в руках. Никогда не слышанные, оттого
неправдопободные, эти слова возбуждали его еще больше рук. Они были стыдней,
потому что произносились, глядя прямо на него, откровенно, ласково, жадно.
Такой молодой, хороший мой мальчик...
лежал Андрей. Он повернулся, скидывая одеяло, словно связывавшие его путы,
сбрасывая его на пол. Судорожно и неумело он обхватил ее руками, сжимая изо
всех сил, сотрясаясь и всхлипывая. Плохо понимая, что с ним происходит, он
обнимал, мучил ее сильными руками и больше ничего не умел сделать. А она
вовсе не старалась помочь ему, только целовала его куда попадется, в грудь,
в плечо. Еще эти странные, будто рабские, поцелуи доводили его до безумия.
не знал. Лежал как оглохший, будто не понимая, что произошло.
Она о чем-то думала, глядя на него. Умиротворенная и чужая, совершенно
чужая, встала легко и уже сверху посмотрела на него с любопытством. Она не
пыталась сейчас касаться его руками, зная, наверное, что будет ему не просто
неприятно, а ужасно будет и противно.
поцеловала его в губы. Он вздрогнул.
подробно, поразило Андрея не меньше, чем то, что между ними произошло.
Значит, возможно так, что они только соприкоснулись, но уже нет ничего, что
бы их разделяло, нет никаких условностей, а все уже открыто и все доверено
друг другу? Женщина стоит перед ним, какую невозможно было представить
раньше, и он, стыдясь своего взгляда, смотрит на ее остренькие груди, на
чуть припухший узкий живот и белую, какую-то особенно нежную кожу с
пупырышками от холода на ее коленях. Колени были на уровне его глаз.
желает эту женщину, вот сейчас, сию минуту, так же сильно, нет, еще сильнее,
чем в первый раз.
виданные им одежды и лифчик, попросила, поворачиваясь к нему спиной и
приседая: "Вот здесь застегни. Да нет, не так. Ладно, я сама".
каждое ее движение, и то надежда, то радость и почти восхищение попеременно
возникали и гасли в нем. Он уже знал, что она к нему подойдет, обязательно
подойдет, и караулил эту минуту. Она будто услыхала его, оглянулась, все
бросив, подошла:
неудобно, потому что она наклонялась, но не хотела присесть или прилечь, а
стояла наклонившись и пережидая его поцелуи. Потом легко освободилась от его
рук, произнесла со вздохом:
следил исподтишка за ней и думал, думал. Странные мысли были у него.
Стесненно произнес:
преподает, разве ты не знал?
наблюдая за Мусей, как она спокойно, с видимым удовольствием завтракает,
иногда поглядывая на часы. "Вот так, - подумалось ему, - все так и будет.
Словно ничего не произошло. А чем дальше, тем проще. Сейчас она придет на
работу, станет разговаривать с другими людьми, потом встретится с
капитаном... Как это возможно?"Он чуть ли не вслух, а может быть, вслух - он
не уследил за собой - повторил несколько раз: "Как это возможно? Жить
дальше, делая вид, что ничего не произошло?" Муся вдруг отложила хлеб и,
подперев ладонью щеку, глядя прямо в глаза Андрею, спросила:
совсем еще мальчишка.
что она погладила рукав. - Не надо, милый, не переживай. Я не виновата перед
Олегом. Он был контужен в белофинскую, так что он и не мужчина вовсе.
чего не было в словах и даже в интонации, - страшная пустота и горечь. След
давней трагедии, как дно высохшего родника.
жалко ее. Она помолчала, кивнула. Потом вдруг зажмурилась, но еще прикрыла
ладонью глаза.
книгу Ванды Василевской все читали, про немцев... А там русская девушка с
фашистом жила. Ее тоже Муся... А я чуть не расплакалась. Все думала, неужели
мое имя такое, что я нехорошая. Ведь муж и война. А я не умею себя держать.
Совсем я не умею себя держать. Вот, думаю, молодость, и все. Кончится война,