изображавший Герцога в довольно высокопарном стиле, произнес:
ваша милость" - и тут вдруг остановилась и воскликнула:
бороться. - Он обнял ее и зашептал: - Моя дорогая Дженни, милая, милая
Дженни, я люблю тебя. Я обожаю тебя. Я только о тебе и думаю.
неосвещенных углов подкрадывался к ним ближе и ближе, так что оба они, но
особенно Напье, понемногу расплывались, теряли четкость очертаний и,
наконец, стали похожи то ли на влюбленных со старого, вытертого гобелена, то
ли на сплетающиеся призраки, а шепот их был не громче робких далеких вздохов
ветра. Все же Чиверел увидел, как медленно запрокинулось ее лицо, нежный
мерцающий овал; увидел, как она обвила его руками, увидел, как соединились
их губы, которые теперь были серыми и холодными, и услышал свой дикий вопль:
"Нет, нет, нет!" Мгновенно налетела ночь, завыл ветер, и от двух влюбленных,
давным-давно канувших в вечность, не осталось и следа.
зажжен свет, он заковылял назад к своему креслу. Ночь и вой ветра,
подхватившего и унесшего сотню лет как горстку сухих листьев, еще не
отпустили его. Но он все же сохранил способность мыслить. Почему он
вскрикнул: "Нет, нет, нет!" так неистово, что сам поразился? Вначале он
испытывал глубокое чувство жалости и вместе с тем утраты; потом из прошлого
- того прошлого, которое никогда ему не принадлежало, - явилась, выплыла эта
девушка, и было в ней какое-то странное волшебство. Но он вовсе не желал
обладать ею, даже в самом призрачном смысле, и крик его не был криком
ревности. Может быть, он просто хотел остановить эту короткую трагедию,
которая словно специально для него разыгрывалась здесь еще раз? Или в час
полной безнадежности в нем пробудилось последнее сокровеннейшее человеческое
желание - сделать то, чего, по словам священников, не в силах сделать сам
господь: изменить прошлое? Но почему эта давно умершая девушка - была ли то
девушка, дух или символический персонаж возвращающегося сновидения, - почему
она так много значит для него? Ведь, когда ее имя попалось ему на глаза в
справочнике несколько недель тому назад, его нервы напряглись, и на
мгновение он весь похолодел. Какая таинственная часть его существа, о
которой он даже не подозревал, ожила здесь, среди привидений старого Театра?
Ему теперь все безразлично - он откровенно признался в этом Полине, - в том
числе нынешний Театр, который в течение последних двадцати пяти лет давал
ему средства к жизни, друзей, поклонников, даже славу. Тогда почему за
какой-нибудь час его без остатка захватила - вот что важно, а вовсе не то,
спал ли он или действительно видел привидения, увлекло ли его воображение
драматурга, или он и в самом деле побывал в прошлом, - захватила печальная
история неизвестной и позабытой актрисы, умершей так рано, этой Дженни
Вильерс? Но что-то случилось от одного лишь звука ее имени, которое он
безотчетно повторил несколько раз, и он понял, что навсегда потерял это
прошлое с его странным волшебством, пробуждением розы во мраке, далеким
плеском родника в пустыне...
собой кресло, и даже не в театре, но где-то вне его, и происходило это - он
мог бы поклясться - сто лет назад... Черный ветер выл в ночи. Сначала ничего
нельзя было разобрать, только цокали копыта лошадей, тащивших коляски. Потом
откуда-то донеслось пение, словно подхваченное внезапным порывом ветра у
открытого окна таверны. Горели неяркие огни - лампы под муслиновыми
абажурами, затуманенные дождем. Старые привидения на старых улицах. Может
быть, он тоже стал привидением? Чиверел испугался, точно он сам - не усталое
грузное тело, покоившееся в кресле, но мыслящая часть его, дух - мог улететь
и затеряться в этой ночи, словно клочок бумаги. Он позвал Дженни: ему
необходимо было знать, где она и что с ней. И его желание исполнилось.
гостиную, тускло освещенную одной висячей лампой. Дженни, все в том же
простом коричневом платье, стояла возле волосяного дивана, на котором,
завернувшись в грязное розовое одеяло и еле превозмогая дремоту, зевала
актриса со вздернутым носиком и каштановыми локонами, накрученными на
папильотки. Было очень поздно, но Дженни все еще повторяла монологи Виолы, к
явному неудовольствию другой актрисы. Чиверел слышал все, что они говорили,
но голоса их звучали слабо и доносились откуда-то издалека.
больше, чем та, другая; но она не позволяла себе в этом признаться. Ее глаза
были широко раскрыты и блестели, а щеки ввалились. Она упрямо продолжала:
И Дженни остановилась.
полнейшим равнодушием.
- Нет-нет, прости, Сара, милая. Я знаю, что ты устала. Но я должна повторить
это еще раз. Ну, пожалуйста...
понять давно бы должен"{9}. - И Сара зевнула.
подала реплику Сара.
репетиции. И вслед за этим совершилось еще одно маленькое чудо, как будто на
короткий миг Дженни почувствовала его присутствие.
Чиверелу хотелось его услышать: