бублик медного колеса станет штурвалом его судьбы!
- Разберемся.
улавливал, как постепенно исчезала из них доверчивость, уступчивость, он уже
с трудом узнавал голоса женщин, с которыми только что здоровался. С
непонятной яростью они отстаивали содержимое Сейфа, будто заранее знали, что
их хотят обмануть, что сюда только за тем и приходят, чтобы подсунуть
фальшивую бумагу и выдурить деньги. И просителя они встречали недовольно и
опасливо, радовались, уличив его в незнании установленного порядка, в
отсутствии важной подписи, печати, пометки, находя повод отправить обратно.
А едва за ним захлопывалась дверь, возбужденно хвалились друг другу своей
бдительностью и непреклонностью, возмущались невежеством приехавшего за
сотни километров человека, не сообразившего позвонить заранее. И это все при
том, что им не составляло никакого труда разрешить пустячную закавыку
росчерком пера.
особенностями работы - не мог. Но сейчас возникло в нем новое ощущение, ему
показалось, что эти женщины оправдывают в чем-то его самого, снимают часть
его собственной испорченности, если не настоящей, то будущей.
свете свою ладонь, так хорошо запомнившую холод Сейфа.
Колотили, по всей видимости, связкой ключей, и каждый удар отдавался в душе
Анфертьева болезненно и унизительно. Человек по ту сторону перегородки был
уверен, что сюда можно стучать и так, можно колотить по двери каблуками
ботинок или, взяв с любого стола счеты, и их пустить в дело - хозяин
комнатушки все стерпит, ему положено стерпеть, поскольку такое к нему
обращение самое естественное.
продолжался. Анфертьев уже наверняка знал - к нему стучится заместитель
директора Борис Борисович Квардаков. Он сейчас улыбался, и все женщины
улыбались ему в ответ, не понимая унижения Анфертьева, все происходящее было
для них небольшим развлечением, каковые нечасто случаются в разлинованной по
клеткам конторской жизни.
агента!
кто пришел просить в долг, вы всегда отличите долгожданного друга от
настырного сослуживца. Но, похоже, Автор опоздал поделиться своими
наблюдениями, поскольку во всех квартирах Москвы и области давно стоят
электрические звонки. И звонят они, отражая не характер гостя и его успехи,
а скорее степень износа данного звонка, исправность проводки и кнопки.
навстречу хлынувшему свету. На пороге стоял Квардаков - молодой, лысоватый,
в чем-то мохнато-клетчатом, зеленовато-коричневом. Борис Борисович частенько
напоминал простоватым сотрудникам бухгалтерии, что в прошлом он имел успехи
в прыжках. Куда прыгал Квардаков, откуда, зачем, на какую высоту, глубину,
длину - никто не знал, а на все попытки уточнить эти данные Борис Борисович
нахально улыбался. Рассказывали, что он прыгал с парашютом, другие
настаивали на том, что Квардаков никогда парашютом не пользовался, надеясь
на силу ног и врожденную смекалку. Кто-то утверждал, что в молодости
обстоятельства вынудили Квардакова выпрыгнуть из окна третьего этажа, и не
помогли ему тогда ни смекалка, ни мышцы ног. Но в конце концов все
согласились с тем, что прыжки его носили в основном административный
характер. Об этом доложили Квардакову доброжелатели, и он улыбнулся, как
человек, которому должность позволяет смотреть сквозь людей и даже сквозь
финансовые документы. Известны случаи, когда большие люди не только смотрят,
но и видят сквозь различные предметы, могут читать газеты сквозь живого
человека, правда, в основном заголовки, мелкий текст различают немногие.
день!
с утра покалывало, но это вас не касается.
не открывали? Можно подумать, что вы печатаете там не снимки, а деньги!
поскрестись в эту дверь и то по предварительной договоренности. И я не
уверен, что услышал бы ваше поскребывание.
сразу чувствовал, как к нему относится человек, и сейчас в нем что-то
обидчиво напряглось. Будь он покрыт густой шерстью, все в бухгалтерии
обратили бы внимание, как она поднялась у Бориса Борисовича на загривке.
квардаковские раздумья.
Китайской Народной Республики. - Это он вас послал? Спасибо. Я сейчас.
надо, я сам кого угодно пошлю. Куда угодно.
его словах, осторожно оглянулся - женщины улыбались. В старые добрые
времена, когда Квардакова покрывала дикая нечесаная шерсть, она в таких
случаях поднималась у него гривкой вдоль всей спины.
это раз и навсегда!
никак иначе! Разве я могу судить о ваших действиях? Да и кто может о них
судить?
ничего этого нет. Да и у кого они есть? У кого? - Анфертьев на секунду замер
перед Квардаковым, разведя руки в стороны и выпучив глаза таким образом, что
на его лице возникла не то растерянность перед большим человеком, не то
начальная стадия помешательства. Покосившись в сторону, Анфертьев заметил,
как литые черты главбуха слегка дрогнули и на губах ее возникла еле заметная
улыбка. Зинаида Аркадьевна была единственным человеком на заводе, который
вслух осмеливался назвать Квардакова бездельником. Он и в самом деле второй
или третий год путался у всех под ногами, расспрашивая о детишках и
родителях, всячески показывал заинтересованность в плановых показателях
предприятия, а сам - о, хитрец! - сам все это время ожидал перевода
директором на какой-то заводец вроде этого.
хорошему это не приведет, и поручал Квардакову в основном курьерские
обязанности, посылая в трест с отчетом, в редакцию с ответом на жалобу, в
школу на встречу с выпускниками, в милицию вызволять загулявшего механика,
токаря, слесаря.
пятам неотступно следует Борис Борисович, - он тоже торопился к директору,
опасаясь, что без него произойдет что-нибудь такое, о чем ему положено знать
и высказать мнение.
себя прыгающего через ступеньки Квардакова. Тот, не отвечая, пронесся вверх.
сидеть рядом с директорским столом, закинув ногу на ногу, поставив локоток
на угол стола, зажав в пальцах сигаретку, которую он к тому времени еще не
успеет раскурить, и всеми своими членами, глазками, пальцами, поигрывающим
носком туфли будет показывать причастность. А потом, размяв наконец свою
худосочную сигарету - уж коли Квардаков не понравился нам с первого взгляда,
почему бы его сигарету не назвать худосочной? - так вот, раскуривая
несчастную сигарету, он будет сквозь дым смотреть на Анфертьева, слушать
разговор с директором, задавать существенные вопросы, уточнять подробности,
всячески следить за тем, как бы этот лодырь и проходимец Анфертьев не обвел
директора вокруг пальца и не выскользнул сухим из воды.
рыщут в поисках себе подобных, находят их и безжалостно разоблачают?
Собственно, многие годами ничего не делают и добиваются положений, званий,
признаний, занимаясь только одним - осуждают лоботрясов. Наверно, не самая
худшая деятельность: ведь кто, как не бездельник, сразу учует, унюхает,
узнает бездельника? И пусть себе распознает, пусть клеймит. Кто-то
разоблачит его - опять хорошо. Одно плохо - у них совершенно не остается
времени на работу. Ну да ладно, кому надо, разберется.
прошмыгнул он туда с единственной целью вставить свое лыко в разговор, Вадим
Кузьмич входить не торопился, решив побеседовать с секретаршей, упитанной
молодой женщиной с зычным голосом и мохнатыми ногами. Ее звали Анжела
Федоровна.
директору то начальника участка, то бригадира, буфетчицу, водителя
персональной "Волги", а то и простого рабочего, подавшего Подчуфарину
какое-нибудь прошение, да не осмеливающегося напомнить о себе. Причем делала
это Анжела Федоровна настолько толково и часто, что весь прилегающий район
Москвы был хорошо осведомлен обо всем, что делается на заводе, как
продвигается выполнение плана, кому выделяется квартира, кто погорел на
пьянке, кто загулял в командировке с недостойной личностью. Домохозяйки
района, выключив домашние репродукторы и уйдя от мировых и всесоюзных
Доставалов Александр
Березин Федор
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Березин Федор
Володихин Дмитрий