Чтение 11–й страницы книги ~Слепой Орфей~

- А если поврежден?

- Тогда - смерть. Или калека. Но это опять-таки - для живого человека. А она...

- Тогда - зачем?

- Кирилл сказал.

- Но он даже не врач! - воскликнул Шведов.

- И что с того? - возразил Грошний. - Ты не врубаешься! Кирилл сказал!

- Он что, Бог?

- Он просто так не скажет. - Грошний посмотрел на свою коричневую руку. - Никогда меня загар не брал, - проговорил он, усмехнувшись. - Кирилл скажет - Глеб сделает. Он молодец, Глеб! Он много чего может! Да и терять, сам понимаешь, нечего...

- Это точно. А скажи мне, Дмитрий Степанович... Степанович, да? - (Грошний кивнул.) - Скажи мне, что это за центр здесь такой? Никогда раньше не слышал.

- Берлога Глебова.

- Берлога? - Шведов наклонился, провел рукой по густому ковровому ворсу. - Неплохо для берлоги.

- Ты его оборудования не видел!

- Видел, - возразил Виктор. - И оценил. Я в этих железках разбираюсь. Даже сейчас иногда приторговываю, хотя спрос у них, скажем, ограниченный. А деньги серьезные. Чьи?

- Его.

- А я, дурак, его ко мне в охранники звал! - изображая простодушие, сообщил Шведов.

- И как? - заинтересовался Грошний.

- Отказался. Но намекнул, что четыре тысячи бакинских в неделю ему мало.

- Это Глеб так шутит! - Дмитрий рассмеялся. - В "Народной медицине" шакалы день и ночь у телефона дежурят - его звонка ждут. Очередь - на шестьдесят лет вперед. Видел, какие у Ленки зубы? Его работа. Голливуд!

- Да? - Шведов рефлекторно провел языком по собственным зубам. - Не знал, что он еще и протезист.

- Протезист! - Грошний расхохотался. - Живые зубы, Витя! Живые! Свои! Новые!

- Не знал, что так можно, - задумчиво проговорил Шведов.

- Можно, можно! Я же сказал: кудесник! Причем зубы - ерунда, исключительно для бабок. Поэтому он и тихарится. Узнай о нем простая изнуренная болезнями публика - на куски растащили бы. Некоторых он, конечно, лечит. В своем поселке, например. Но с каждого - слово: молчи. Ни брату, ни свату.

- Слово нынче - пустяк, - заметил Шведов.

- А к слову - постгипнотический блок, - усмехнулся Дмитрий. - Молчат, Витя. Кроме того, Глеба здесь любят. Ну и боятся, конечно. Кто дал - тот и отнять может. Так что тронешь его - весь поселок встанет. А народ тут резкий, половина вообще отмороженная.

- Да... - произнес Шведов. - Я бы тоже у него полечился. Думаю, мне по средствам.

- Полечишься, - сказал Грошний. - Если выживем.

- Выживем! - решительно заявил Шведов.

- Дай Бог. Пойду на кухню, проглочу что-нибудь. От Глебовых трав у меня не желудок, а трясина.

- Давай, - кивнул Виктор, доставая телефон. - А я пока поработаю...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Морри-Рустам рывком поставил на ноги бывшего сэнсэя, заглянул в мутные глаза, угрожающе полыхнул огнем... В последнем уже не было нужды. Пошатываясь, мягкой безвольной куклой стоял перед ним Олег Ликанов. Запугивать его - бессмысленно. Та часть, что могла испугаться, была упрятана так же далеко, как свобода воли.

- Скажи им, кто я! - рявкнул Кермаев.

- Сэнсэй... - еле шевеля губами, прохрипела кукла.

Зеленцов, все еще полусогнутый, наполовину ослепший от боли, услышав голос Ликанова, едва не заплакал: "Олег! Как его..."

Стиснув зубы, прижимая руки к животу, Зеленцов попятился из зала...

Сильный толчок швырнул его обратно.

Пятеро крепеньких, смуглых, с черными усиками, отпихнув Зеленцова, ворвались в зал и остановились, шаря по сторонам маслинными глазками.

- Это еще что за кунаки? - шепотом спросил напарник Халика Гриша Магид.

Ответа не последовало.

Крепыши цепочкой двигались по залу. Блестящие черные куртки между белыми кимоно. Походя крепыши отталкивали учеников Ликанова, и те молча отодвигались. Происшедшее с сэнсэем настолько выбило их из колеи, что "кунаки" воспринимались как естественное приложение к Кермаеву.

- Ты! - выкрикнул один из крепышей. - Думаэш, сылный? Сылный, да?

Будь на месте восковой куклы прежний Ликанов, он непременно бы засек слабину в действиях "гостей". Уловил бы, что агрессия - защитная, а не направленная. Потому что крепыши и сами не знали, что за сила заставила их вожака свернуть в зеленый дворик и вломиться в спортзал, причем на совершенно чужой территории.

Зато Морри отлично знал, почему они здесь. Но теперь у Морри имелось достаточно сил, чтобы постоять и за себя, и за свою добычу.

Пока "кунаки", вертя круглыми черными головами, распихивали каратэков, Морри выделил среди них лидера и спокойно ждал, расположившись за спиной куклы-Ликанова.

Сентябрьское солнце било в высокие окна зала, расплескиваясь по начищенному паркету, отражаясь от белых стен и зеркал. Солнце било прямо в лица крепышей, заставляя щуриться даже привычные к яркому свету глаза.

Четверо бессистемно рыскали туда-сюда, зато пятый, вожак, наконец засек Морри, подобрался поближе и вдруг с яростным воплем прыгнул вперед, выхватывая из кармана ствол.

Морри даже не пошевельнулся. Он просто вдохнул жизнь в ватное тело Ликанова, и тот на рефлексе сработал уход с линии атаки и одновременно мощным уро-маваши снизу вверх переломил челюсть крепыша-вожака.

Хруст кости утонул в треске пистолетного выстрела.

Так вышло, что в этот момент ни один из "кунаков" не смотрел на старшего и, следовательно, не видел удара. Зато на выстрел все четверо отреагировали мгновенно, выхватив оружие с быстротой, говорившей о большой практике. Развернувшись в нужную сторону, они увидели, как падает на пол человек в белом (Ликанов, опять превратившийся в безвольную марионетку), а их лидер уже валяется на полу без признаков жизни.

Обычно в таких случаях "кунаки" тоже действовали на рефлексе. То есть стреляли во все, что движется.

Но сказалась непривычная ситуация, а их старший, ни с того ни с сего приказавший свернуть в дороги, не мог показать пример, потому что лежал сейчас в отрубе с зубной крошкой во рту. При этом противники-русаки тоже вели себя непривычно: стояли в полном бездействии.

В общем, крепышам понадобилось около секунды, для того чтобы переварить ситуацию, а тому, кто привел их сюда, требовалось примерно столько же, чтобы "выбрать" нового лидера.

Секунды им Морри не дал.

Со скоростью, недоступной человеческому глазу, он переместился в центр зала и испустил визг, заставивший людей зажмуриться от боли, а гулявшего во дворе пса - вырвать поводок из хозяйской руки и рвануть в подъезд, из которого он только что вышел на прогулку.

"Кунаки" оклемались с похвальной быстротой, стволы поднялись... и выпали из ослабевших рук. Морри "коснулся" одного, второго, третьего...

Четвертый, самый молодой, совсем недавно приехавший в Питер, был оставлен Морри напоследок. И зря. Реакция у него оказалась самая лучшая. И самая правильная.

- Шайтан! - заверещал он. - Шайтан! О Алла, Алла, Алла!...

Морри-разум не упустил бы добычу. Выждал бы, пока исступленный выплеск веры иссякнет и...

Но Морри-алчущий не желал ждать. Он желал Пищи. Сразу.

С ужасом смотрели ликановские ученики на три тела, корчащиеся на паркете, и на пляшущего над ними Кермаева-Морри.

А Зеленцов все-таки успел удрать. Он уже был во дворе, когда его обогнал ошалевший от ужаса "молодой". С ходу прыгнул он в распахнутую дверцу черного джипа, дико зыркнул на полезшего следом, тоже гонимого инстинктом самосохранения Зеленцова, и рванул с места раньше, чем Слава успел захлопнуть дверцу машины.

- Ты зачем сюда? - закричал "кунак", бешено вертя руль, чтобы вписаться между деревом и опрокинутой скамейкой.

Он пер напрямик, прямо через пустую детскую площадку.

Слава промолчал.

Джип вылетел из подворотни, сбросил скорость.

- Уходи! Пошел! - заорал он на Зеленцова. Слава молчал.

"Молодой" полез было за пистолетом, но вдруг передумал, плюнул на пол между сиденьями, еще раз помянул шайтана, вывернул на проспект и рванул так, что Зеленцова вдавило в спинку.

По части драйва парень оказался мастаком. Со свирепым ревом джип врезался в автомобильную реку и погнал по проспекту, обгоняя всё и вся, проскакивая под красный, вылетая на встречную полосу. "Кунак" бешено крутил руль, плевался, ругался, мешая азиатскую речь с русскими матюками.

Слава, ухватившись за поручень, глядел на возникающие и исчезающие автомобильные зады и напряженно думал. Тем временем, несмотря на резкий стиль вождения, проявленный смуглым пареньком, внутренности Зеленцова, размазанные по позвоночнику сокрушительным ударом Кермаева, постепенно возвращались на свои места, и наконец настал момент, когда Слава счел себя способным действовать.

Ладони Зеленцова легли сверху на пальцы "кунака", нога Славы сшибла с акселератора ногу водителя и тут же утопила тормозную педаль. Джип под истошный визг своих и чужих покрышек мотнулся вправо и встал у обочины, не доехав метров сто до проспекта Просвещения.

"Кунак" оказался мускулист, как шимпанзе, рванулся, заорал... Зеленцов врезал ему головой в глаз и, освободив левую руку, добавил ребром ладони в основание черепа. Парень обмяк. Слава повернул ключ зажигания.

Теперь следовало принять решение.

Можно выйти из машины и сделать вид, что ничего не произошло. Пассивный вариант. Зеленцов не любил пассивные варианты.

Можно выкинуть "кунака" из машины, добавив еще пару раз, поосновательней, вернуться в зал и посмотреть, чем кончилось. Вариант, безусловно, активный. Минус: родичи "кунака" могут обидеться, найти и в свою очередь обидеть Зеленцова. Но это Славу не остановило бы. Остановило предчувствие: столкнись он еще раз с Кермаевым - и "кунакам" уже не потребуется искать обидчика.

Что еще? Сдать парня вместе со стволом в ближайший отдел милиции, а самому смыться куда подальше. Пока братья-мусульмане выкупят единоверца, самолет может улететь очень далеко. Нет, не годится. Славу учили быть воином. А воин отступает только тогда, когда испробованы все варианты. Первый, второй, третий...

Четвертый. Зеленцов полез за пазуху все еще пребывавшего в отрубе парня и вытащил ствол.

В пистолетах Зеленцов разбирался слабо. Ничего, кроме "макарова", в руках не держал. Этот, впрочем, напоминал "ПМ", но из надписи на нем следовало, что изготовлен в Чехии. Зеленцов вынул обойму, в которой обнаружилось только три патрона, заглянул в ствол - пусто. Слава заправил патроны обратно, воткнул обойму. Кроме пистолета, у "кунака" обнаружились: бумажник из тисненой кожи, где вперемешку лежало около миллиона рублей и некоторое количество долларов, упаковка презервативов и обгрызенный карандаш.

Слава заглянул в бардачок. Там оказался пакет с травой, пачка сигарет и еще один пистолет, поменьше. Его Зеленцов, поразмыслив, опустил в карман куртки.

"Кунак" очнулся. Посмотрел ошалелыми глазами.

- Слава. - Дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул руку.

"Кунак" коснулся ее вялыми пальцами:

- Фархад...

И тут он вспомнил!

Смуглая рука нырнула за пазуху...

- Возьми! - Все так же дружелюбно улыбаясь, Зеленцов протянул парню отнятый пистолет. Рукояткой вперед.

Фархад с обезьяньей ловкостью выхватил его, подозрительно поглядел на странного русака, ловко выщелкнул обойму и тут же заправил обратно.

- Гавары! - бросил он.

- Это ты говори. - Зеленцов слегка пожал плечами. - Ты кричал: "Шайтан!" Почему?

- Патаму! - буркнул обладатель легендарного имени Фархад. - Патаму! Шайтан!

"Ему лет восемнадцать, не больше", - подумал Слава.

- Уверен?

- Увэрэн, да! - и завел мотор.

- Куда едем?

- Увыдыш.

- Не пойдет! - Зеленцов повернул ключ в прежнее положение. - Сначала поговорим, а потом езжай куда хочешь.

"Кунак" поразмыслил и кивнул, соглашаясь.

- К землякам поедешь? - спросил Слава. "Кунак" еще раз кивнул.

- И что потом будет?

- Старший рэшыт.

- Решит, - согласился Зеленцов. - Я даже знаю, что он решит. Посадит дюжину таких, как ты, в машины и поедет разбираться.

- Зачэм машины? - удивился "кунак". - Что, автобус нэт? В автобус сядут!

- Не важно. А дальше?

- Разбэрутся!

- Да? Забыл, что с вами было?

- Зачэм спрашываеш? Канэчна помню.

- Этот шайтан - долго он с вами возился?

Фархад задумался.

- Помнишь того, что упал? Нашего? Это мой учитель. Мастер каратэ. А шайтан его за секунду в пол втоптал.

- Каратэ - тьфу. Это - вот! - Фархад потряс пистолетом.

- Вы зачем приехали? - перебил Зеленцов.

- Нэ знаю. Я - молодой.

- Тогда слушай. Мой учитель - он твердый был как сталь. Убей - не согнешь.

- Маладэц! - одобрил Фархад.

- Ну! А перед этим гадом на коленях стоял. Не видел бы - никогда не поверил. Почему сломался?

- Патаму - шайтан. Спрашываэщ, глупый, да?

- Его надо убить!

- Кого?

- Шайтана!

- Шайтан нэ убьеш! - убежденно заявил Фархад. И прибавил что-то по-своему.

- А старший твой, сам говоришь, сразу его убивать поедет. Ладно. Пусть. Ты скажи, чтобы он меня взял. У меня с шайтаном - свой счет.

Парень внимательно посмотрел на Славу, потом улыбнулся и ткнул Зеленцова пальцем в грудь:

- Ты хитрый русский! Маладэц! Гавары, что дэлаэм?

- Понятия не имею, - признался Зеленцов. - Я с шайтанами, извини, дела не имел.

На смуглом лице парня выразилось разочарование. Но он тут же встрепенулся, оживился, подался к Славе:

- Знаю старик в горах. Сылный старик. Очень старый. Надо звать. И тут же угас: - Нэ поедет. Сто лэт горы живет. Нэ поедет.

И снова задумался.

Зеленцов глядел на него с искренним любопытством.

- Ходжа Ахмед... - пробормотал Фархад. - А... Ходжа Ахмед. Брат моя бабка. Бабка просит Ахмед, Ахмед просит старик. Приедет, нэт?

- Откуда я знаю? - пожал плечами Слава.

- И я нэ знаю, - огорчился паренек. - Совсэм мало знаю. Машину води, автомат - враг убивать... Люди - нэт. Совсем мало.

"Философ", - подумал Зеленцов.

И тут ему в голову наконец пришла интересная идея.

- Ну-ка подожди меня, - бросил он и выскочил из машины.

В ближайшем таксофоне вместо трубки болталось охвостье проводов. Славе пришлось перейти на противоположную сторону проспекта. Он огляделся в поисках обладателей карточки, но тут обнаружил, что карточка, забытая, торчит из щели.

- Алё-ё... - проворковали в трубке.

- Аришечка, кошечка, угадай кто? - противным масляным голосом спросил Зеленцов.

- А! - на том конце явно обрадовались. - Славочка! Брюсик-Люсик!

Зеленцов матюкнулся, прикрыв, впрочем, трубку ладонью, и продолжал тем же елейным голосом:

- Он самый, кошечка. Проблемка у меня, выручай!

- А ты неси свою проблемку ко мне, Брюсик! Хи-хи! Я ее тебе полечу!

- Непременно, кошечка. Помнишь, сладенькая, ты мне про своего йогу-экстрасенса говорила? Как он? В Шамбалу еще не улетел?

- Нет, хи-хи, не улетел.

- Дружок у меня приболел...

- Хи-хи...

- Нет, не в этом смысле, лапочка. На двух ногах. Надо его полечить. Экстрасенсорно.

- А твой дружок, хи-хи, какой помадой губки красит?