Чтение 11–й страницы книги ~Крест на башне~

- Сядь, Эрик. Когда ты лежишь, видно плохо.

И то верно. Все потому, что таблетка, которую Михеев у пехоты взял, неважная оказалась, с примесями какими-то. Горит не ровно и чисто, как положено, а дергается, искорками постреливает. Поднос жалко - он, хоть и металлический, но росписью покрыт от и до. Старался кто-то, а после этой таблетки такое пятно останется, что хрена с два дочиста отскребешь.

Сел. Стаська вгляделась, примерилась, еще одну нитку выдернула...

- Вообще-то, - заметила вполголоса, - тебе повезло крупно. Пройди эта пуля чуть ниже, попала бы в ключицу и разбила ее на множество мелких и остреньких косточек. А, окажись у нее еще немного энергии, могла бы задеть и находящийся за ключицей нервный узел. У тебя же пуля просто и безобидно застряла в дельтовидной мышце. Впрочем, - добавила она, - ничего особого странного в этом нет, учитывая то, какую мышцу ты себе отрастил и, - ай! - натренировал.

"Ай" - это я, гнусно воспользовавшись положением, здоровой рукой лекторшу за задочек слегка ущипнул. Захотелось...

- Эрик, - укоризненно покачала головкой мой ангелок, - что же ты...

Голос у нее при этом прыгал странно, но в тот момент я этому значения никакого не придал - не до того было. С собственными бы заморочками разобраться.

И, как раз, чувствую - "плыть" потихоньку начинаю.

- Так, Стась... раз уж взялась... соберись и выдергивай эту пилюлю к разэдакой матери! Потому как я, похоже, скоро просто отрублюсь.

Принцесса моя губку прикусила, задумалась...

Глазки у нее при свете таблетки забавно так отблескивают - два черных озера с искорками в глубине.

- Больно будет. Очень.

- Да уж, - отзывался я, - догадываюсь, что не господня благодать на меня сейчас прольется.

- Ну, тогда держись...

Хотел, было, пошутить, но увидел щипчики, которыми она пулю тащить собралась, и сразу все шутки юмора из башки повылетали. Одна только мысль осталась - ох, и взвою же я сейчас!

Нет, думаю, надо все-таки сдержаться. В конце концов, не сопляк малолетний - панцерник да еще и офицер! Честь мундира обязывает... три раза!

Пока баронеска моя пулю эту подцепить пыталась, я терпел. Хотя пару раз становилось... особенно хорошо. Но как только она ее потащила...

Нет, выть я не стал. Просто все слова, которые не просто аристократочкам юным, а и обычным фройляйн знать не полагается, хлынули из меня, как, извиняюсь, дерьмо из дизентерийника. Немецкие, русские... все, что знал - выдал!

Особенно крепко у меня получалось, когда щипчики соскальзывали, и Стаська пулю эту проклятую вновь ловить принималась. Впечатления, в смысле, ощущения практически неповторимые. Разве что раскаленным гвоздем пытаться вот так же себя проткнуть, причем шляпкой вперед.

Кажется, я в какой-то момент отключился. Точнее, сидеть-то сижу и даже глаза распахнуты, но вселенная для меня сосредоточилась в одном конкретном месте -комке боли, который эта чертова русская девка, самая любимая на свете, по миллиметру в час вытягивает.

И вдруг сквозь собственное шипение услышал четко так - бдзинь!

Когда красная пелена перед глазами хоть немного развиднелась, глянул - лежит на подносе комочек мятого свинца, весь багровым перемазанный.

- И это все? Вот эта хрень?

- Сейчас проверю, - спокойно отозвалась Стаська и с размаху воткнула в рану какую-то маникюрную штуковину типа мини-скальпеля.

Выть я не стал - не сумел. Воздуха не хватило. Просто пасть распахнул и глазами повращал... в районе макушки.

А она этот хренов скальпель еще и провернула пару раз.

- Похоже, что нет, - сделала глубокомысленное заключение. - Точнее без рентгеновского аппарата сказать не могу.

Чего бы ей такого сказать? Доброго - и при этом не матерного.

Покосился еще раз на пулю - и тут до меня дошло.

- Donnerwetter! Это ж меня из "крысобойки" подстрелили!

За два года до войны другу моему одному папаша на пятнадцатилетие такое вот ружьишко подарил. Двадцать второй калибр, патрончики кольцевого воспламенения... мы с ним на крыс в подвале охотились. Причем, что характерно -хвост от одной такой пульки откидывали далеко не все.

С другой стороны, думаю, а ведь на самом деле не такая уж никчемная вещь "крысобойка" для городского боя. Точность у нее на сотне метров вполне - мы, помнится, банку из-под пива запросто дырявили. Пулька свинцовая, мягкая, деформируется запросто - что, собственно, мы и имеем возможность наблюдать. А главное - звук выстрела хрен услышишь, особенно на фоне той какофонии, что сейчас за окном наигрывает.

- Всё, всё, успокойся, - прошептала Стаська. - Повязку наложить осталось - и всё. Не трясись.

Легко сказать...

Засыпала она ранку антисептиком, задумалась на миг - куда, место-то на плече не самое простое, - и начала заматывать...

- Вот. Готово.

И как она это сказала - я даже не лег, упал, как подкошенный. Отвалился. Лежу, потолок пытаюсь разглядеть... чувствую, как пальчики ее вдоль бинта скользнули.

- Ты чего?

- Проверяю, как затянуто.

Я эти пальчики здоровой рукой поймал, прижал ладошку к шее - точь-в-точь, как недавно. И такие чувства откуда-то из глубины нахлынули...

- Спасибо тебе за то, что сделала, за руки твои нежные... удивительные. Принцесса моя...

* * *

Отключился я под утро - и почти сразу же проснулся оттого, что меня как раз за больное плечо трясти начали.

Глаза открываю глаза - что за хрень? Стаськи рядом нет, а трясет меня маленький сутулый тип в сером балахоне. Причем несет от него точь-в-точь, как от груды мусора, причем не абы какого, а консервов просроченных, помоев... ну или просто дерьма.

- Мне, - заявляет этот вонючка, убедившись, что я проснулся, - нужна информация.

Ну и барабан тебе в лапы, думаю, я-то здесь при чем?

- А ты кто вообще такой?

- Я, - заявляет тип, - офицер службы безопасности Ретмэн К. Ретмэн.

- Что еще за служба безопасности ? - недоумеваю. - Контрразведку знаю, тайную полицию знаю...

- Вы обязаны отвечать на мои вопросы.

Не знаю почему, но в это я поверил - уж больно нагло этот тип держался. Классические такие полицайские замашки, когда бляху получил, идет и думает, что все теперь должны ему эту бляху целовать и вылизывать... от носков ботинок и выше.

Ладно, думаю, посмотрим... я ведь все-таки теперь тоже хоть эрзац, но все же офицер, просто так на хлеб маслом не мажусь.

Что-то меня в этом типе смутило... что-то с ним неладно было, но вот что, понять я пока не мог. Голова после всего, что ей за последние часы пережить довелось, абсолютно никакая. Не башка, а ночной горшок, ватой набитый!

- Так чего вам надо ?

- Меня, - заявляет тип, - интересует объект, похищенный у господина Рачека.

Я попытался вспомнить... больно, черт! Рачек, Рачек... фамилия, похоже, чешская, только вот не припомню я среди наших батальонных чехов такого. А не батальонных... так их всех вспоминать - на полдня работы.

- Итак? - тип от нетерпения аж усами зашевелил.

- Сейчас, - забормотал я, - не так быстро. Рачек... что же это за Рачек такой?

Ни хрена не вспоминается.

Сижу, смотрю тупо перед собой, на Ретмэна этого, тот все больше нервничает... и вдруг до меня доходит! Усами он шевелит! Длинными такими... да он же крыса!

Натуральнейшая. То есть видал я людей, которые на крыс похожи были, один гауптман Раух чего стоил, но то все же люди были, человеки... хотя бы на лицо, а у этого Ретмэна рожа шерстью покрыта, глаза-бусинки блестящие и клыки характерные под носом.

Вот ведь...

До "бергманна", прикидываю, далековато. А вот "штейр"...

- Можно, - осведомился я, - одеться по форме? Неуютно, понимаете, себя ощущаю без нее, сосредоточиться не выходит... да и холодно с утра.

- Одевайтесь.

Я к стулу потянулся... схватил кобуру, выдернул пистолет, вскинул... и проснулся.

Никакого Ретмэна, понятно, рядом не обнаружилось, а Стаська на месте, в покрывало завернулась, носиком в предплечье мое уткнулась и спит себе тихонько.

Интересно, какая только хрень не приснится! Еще бы... морфин, плюс ром - грамм полтораста я в себя вчера опрокинул, плюс шок от ранения, кровопотеря, плюс эти... ферменты или гормоны, уж не помню, как их там, ну и общая накрученность. От такого коктейля в крови не то что крыса в балахоне - слон в балетной пачке запросто привидится и еще закурить попросит.

Кстати, о куреве... закурить бы я сейчас ох как не против.

Встал, - осторожно, чтобы Стаську не потревожить, - прохлопал карманы... нет, не бывает в этом мире чудес, одна пачка, и та пустая, вчера последнюю скурил.

А хочется.

Натянул кое-как трусы, носки - чтобы по полу холодному не шлепать, - и просеменил на цыпочках до двери в соседнюю комнату. Видок, конечно, не очень потребный. Севшин потом мне долго его припоминать будет, равно как и весь концерт наш ночной, но это все мелочи - главное, чтобы куревом поделился.

Открыл дверь, глядь - вот те раз! Спит наш доблестный часовой! Классическое зрелище - почивать изволят их благородие господин бывший поручик, сидя на стуле у окна и голову на подоконник уронив. Ладно, думаю, сейчас я тебе устрою побудку.

Обошел вдоль стены, подкрался - и левой, здоровой рукой с маху по плечу его!

А он - не шевельнулся. И когда до меня дошло, когда осознал - похолодел я не хуже того, что под ладонью почувствовал. Присел на корточки, подвинулся вперед, заглянул ему в лицо... спокойное такое, безмятежное, словно и вправду задремал на минуту.

А над правой бровью маленькое такое входное отверстие, точь-в-точь как у меня на рубашке.

Первая мысль, главное, у меня была - дурацкая: не махнулись они с Серко тогда и вот... оба...

Нельзя на войне в приметы не верить.

* * *

В общем, нам, тем, кто до утра дожил, повезло, конечно, просто невероятно. Ну да, невероятно... был, помню, у нас в батальоне мехвод один, Адам Хесслер, из пятнадцати панцеров выскочить успел. Кнопке его "живым опровержением теории вероятности" именовал. Только, как говорят русские, сколь веревочке ни виться... а против науки не попрешь. На шестнадцатой машине кончилось хесслерово счастье - в лобовой лист болванкой влепило, без пробития, но с внутренней стороны осколок отслоился и в переносицу!

Большую часть штурмовых групп авровцы "зачистили" еще вечером. Тогда же намотали на гусеницы своей, черт знает откуда выпрыгнувшей бронетехники поддержки. Ну а после ополченцы местные всю ночь гонялись за теми, кто до темноты дотянуть сумел.

Вдобавок они еще контратаковать попытались. Та канонада... ну, когда в наш шкаф пуля ткнулась, она мне и в самом деле не привиделась - это авровцы нашу оборону на зуб попробовать решили. По всем правилам - артподготовка, отвлекающий удар на другом конце города...

Чего они не учли, - турболетчики у нас почти все с опытом ночных полетов. Поднялись, развесили пару осветительных, врезали, и на этом контратака авровская закончилась - только пыль оседающая осталась.

Утром же генерал-лейтенант Линдеман решил, что пришла его очередь сюрпризы устраивать.

За тем озером типа лужа, что мы вчера на правом фланге имели, находилось нечто паркообразное... "урочище Знаменская роща" - где тут запятую забыли поставить, соображай сам. Частично оно за "бомбовую неделю" выгорело, но какая-то зелень там еще водилась, а в зелени соответственно водились какие-то авровцы: минометчики и еще кто-то по мелочи.

Командование корпуса решило там тактический десант высадить - два взвода парашютных егерей и рота панцеринфантерии из 25-й дивизии. А чтобы им высаживаться было веселее - и вообще было куда! - за минуту до подлета десанта штурмовик уронил на эту рощу-урочище "специальное устройство для экстренной расчистки посадочных площадок", братика того бочонка, который меня позавчера чуть без слуха не оставил. Сработал он, как и в прошлый раз, на все сто - площадка расчищенная, с футбольное поле, плюс куча глушеных, как пескари в пруду, авровцев.

Когда неподалеку бабахнуло, а потом пальба пошла, мы в особняке сначала резко прибодрились. Даже Стаська, которая из-за Севшина убитого места себе не находила, простить себе не могла... непонятно чего. Я ей раз пять пытался объяснить, что ни при чем тут наши постельные поигрушки были - просто совпало так. Случается на войне незадача такая - убивают! Но мы-то живы, а значит - надо дальше жить!

Бесполезно.

Вслушиваемся мы, значит, в эту пальбу - и делаем неутешительные выводы: не в нашу сторону она движется. С одной стороны, логика командования, конечно, понятная, - ударить в спину тем авровским частям, что оборонительный периметр держат. С другой - самим-то нам тоже жить хочется, а для этого надо как-то из этого чертова особняка выбраться.

Именно об этом мы с унтером и говорили в столовой, рядом с баром, последнюю засохшую галету красным вином запивая. Настоящий аристократизм... не от хорошей жизни, правда, просто вода у всех кончилась.

- Dingsda в общем, - резюмировал наше положение унтер. - Сейчас меныновцы для ликвидации прорыва начнут свежие части подтягивать... тут-то нас к ногтю и прищучат.

- Угу, - вздохнул я, - вот если бы дать им как-то знать, что здесь мы...

- Платок есть? - поинтересовался Йохан. - Можешь с ним на крышу выйти, летунам помахать... секунд пять, пока снайпер от наглости такой не опомнится. Или коллекцию парчовых подштанников, которые твой водила вчера сгреб, в посадочный знак разложить...

- Не парчовых, а шелковых, - поправляю я и добавляю: - Лично я никаких парчовых подштанников не видел... и могу предположить, что в природе их не так чтобы много... потому как иначе вздумай, скажем, кто-нибудь в них на лошади прокатиться или на мотоцикле, вмиг себе задницу сотрет, по самую шею.

- Рацию бы сюда, - вздохнул унтер.

И тут меня как током кольнуло. Вскочил, подбежал к окну, глянул осторожно... ну да, стоит мой "зверик" с унылым видом, брошенный всеми и покинутый.

- Рацию, говоришь, - ухмыльнулся я. - Будет тебе рация.

Самое забавное, что больше всего воплей было даже не от самой Стаськи, а от Михеева - он-де в это штатское тряпье не полезет!

Расчет у меня был простой - даже если те, кто нас вчера видел, сейчас на дверь парадного входа пялятся, все равно то, что они девчонку в платье типа "ночная сорочка" с низеньким панцерником в берете сумеют... как же это... а, проассоциировать, так вот, шанс на это, по моему скромному мнению - нуль сотых хрен десятых. Ну а пока они будут стаськины бретельки разглядывать, мы уже до "зверика" доберемся.

Так и получилось.

Я, само собой, первым делом к своему сюрпризу потянулся. Захватил аккуратно, вытащил, высунулся из башни, гляжу - от дальнего конца улицы двое шагают. Полицай гражданский местный, пожилой уже, с карабином на плече и парень молодой, в рваном пиджачке, сандалиях на босу ногу... и с ручником наперевес - я, как его увидел, сразу подумал, что из этого самого ручника нас вчера и подбадривали.

Было бы, наверное, интересно эту парочку живыми попытаться взять. Но, во-первых, морду бить, когда у тебя в каждой руке по гранате без кольца - занятие лично для меня малость нервное. А во-вторых, я куртку, что в особняке нашел, прямо поверх формы набросил, так что весь вопрос - разглядят они нашивки на воротнике прежде, чем на уверенный бросок подойдут или нет.

Не разглядели.

Пока они шли, я все думал - чего бы им такое сказать, веселое и напутственное. Только голова после вчерашнего соображать совсем не хотела. А хотела она обмотаться холодным компрессом, да в коробку с ватой, в крайнем случае - на подушку особняковой кровати. В общем, ничего особо оригинального я так и не выдумал - зато улыбнуться сумел.

- Утро вам хорошее, люди добрые. Будете в рай заходить - святому Петру от меня привет передайте!

И, пока они эту сентенцию переварить пытались, швырнул в их сторону обе гранаты.

В принципе, шанс у них был, хоть и хилый - запал у "тридцатъпятки" горит секунды четыре точно, вполне можно подхватить, да отшвырнуть... при надлежащей сноровке. Только они им не воспользовались. Замерли с оторопелыми рожами, попятились...

Досматривать я, понятно, не стал. Ссыпался вниз, задраил люк.

- Стась... как там связь?

- Пытаюсь...

- Милая, - тихо так в переговорник сказал я, - тебе сколько раз повторять: НЕ НАДО ПЫТАТЬСЯ! ДЕЛАТЬ НАДО!

- Силен ты орать, командир, - полминуты спустя отозвался Михалыч снизу.

- Движок запускай!

- Зачем?

- За шкафом, мать твою через пень-колоду! Ты думаешь, я башню вручную крутить буду? Все семьсот пятнадцать оборотов маховичка?

- Запускаю...

Сразу веселее стало. Я башню вправо-влево для пробы покрутил, прикинул варианты - и оставил ее развернутой в сторону улицы, которой мы вчера выкатились. Если, думаю, в другом конце улицы чего объявится, развернутъ успею, а тут - всего ничего.

Тут у меня в наушниках защелкало.

- Есть связь, - раздался снизу голос Стаськи.

Перещелкнул тангенту - и сразу услышал Вольфа.

- Котенок-1, как слышишь? Прием.

- Я - Котенок-1, - кричу, - слышу отлично!

Черт, знал бы ты, Кнопке, как мне радостно тебя слышать!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дальше уже все пошло хорошо. Вольф в первую очередь связался с летунами, и они на соседние улицы зажигалок сыпанули - отсекли нас огнем. Минут через двадцать десантники подошли, а еще через полчаса - "мамонт" из личного резерва майора и брэмка. Подцепили - и вытащили.

В полку на нас все смотрели, словно на выходцев из преисподней. Наверное, в каком-то смысле оно так и было.

От нашей третьей роты осталось, - считая мою машину, - четыре панцера. К тем двум, что прихлопнул "муромец", добавился "Котенок-4" из моего взвода, машина Ральфа Баумана. Их сожгли бронебойщики, расстреляли с кормовых ракурсов. Потом, когда мы зачистили тот район, восемь пробоин насчитали, выскочить не успел никто.

В третьем взводе тоже потеряли один панцер. Еще сгорел "Котенок-7", так что теперь от второго взвода не осталось никого, и где-то неподалеку от него осталась машина комроты. Правда, "обер Мойша" со своим экипажем сумел выбраться и сейчас лежит в госпитале, наводчика и заряжающего я забрал в свой экипаж, а радиста с мехводом отправил в распоряжение штаба. В госпитале же оказался Гюнтер, мой "Котенок-5", который выводил свой панцер, высунувшись из люка - и вывел, но сам поймал при этом две пули... впрочем, врачи сказали, что прогноз обнадеживающий. Взамен прислали Вальтера Хофманна.

Формально, в штабных бумагах мы еще по-прежнему числились ротой. На деле же наши четыре машины спешно обозвали кампфгруппой-3, а командиром ее назначили меня. Как говорят в таких случаях русские - что в лоб, что по лбу...

Город опять горит... мы вгрызаемся в него со всех сторон, на этот раз - гоня перед собой синюю пехоту. Впрочем, наш полк туда больше не посылали - непосредственной поддержкой у штурмгрупп работали панцеры из бригады.

На третий день, когда меныновцев оттеснили к центру, я решил исполнить свой обет. Напросился пассажиром на подвозчик боезапаса - гаубичная батарея, которую он снабжал, располагалась в парке на углу Свободного Февраля и Генерала Алексеева и в этом парке, если верить путеводителю, была какая-то церквушка.

Путеводитель не врал - просто я запутался в условных обозначениях.

Это был не парк, а кладбище.

Да нашей батареи там была позиция батареи АБО. Ее накрыли двадцатиствольные, перепахав на три метра вглубь, так что вековые скелеты лежали в обнимку с телами меныновских артиллеристов. Вдобавок, по нему изрядно покаталась техника... но храм, пусть и изрядно испятнанный пулями и осколками, уцелел... внешне, лишь валяются на земле сорванные взрывом массивные створки дверей, да зияет свежим проломом купол. И я пошел внутрь... а зря.

Старинный храм... наверное, когда-то красивый, он был прочен - предки строили основательно, я помню похожую церквушку, которая едва не довела командира батареи поддержки до истерики. Вот на эту прочность они и купились....

Их было не меньше полусотни, а скорее - куда больше, просто то, что остается от человека, когда в замкнутом пространстве рвутся несколько тяжелых мин подряд, учету поддается с трудом. И военных, в форме, из них было - хорошо если треть.

Я-то, наивный, думал, что за годы войны навидался всякого.

Не помню, как выкатился оттуда, но следующим воспоминанием - дно воронки, обильно моим сегодняшним завтраком удобренное. Кое-как разогнулся... увидел скалящийся череп в авровской офицерской фуражке, который какой-то шутник на могильный крест насадил, и согнулся вновь.

Обратно возвращался пешком. Рискованно, но я лишней секунды не хотел на этом кладбище оставаться. Scheisse, да весь этот Курск проклятый превратился в одно сплошное кладбище - трупы повсюду валяются, никто их убирать и не думает! Оттащили с проезжей части, чтобы проход техники обеспечить - и ладно!

И, пока шел, первый раз поймал себя на мысли, что война эта бесконечная, кажется, начала доставать и меня. Всерьез доставать.

Надоело.

А главное - впервые с тех пор, как прочел письмо из больницы... о том, что сирота я отныне, что нет у меня больше на этом свете никого... начало вновь на душе что-то теплое разливаться.

Анастасия. Красивое же имя, думаю, интересно, за что она его так не любит?