Чтение 11–й страницы книги ~Кошка, которая умела плакать~

— А что же тогда?

— Я не знаю. Он… он долго блуждал по подземельям — не тем, где были мы, а другим, которые лежат ниже… много ниже… — проговорила Аниаллу, расширив ставшие неподвижными глаза, словно вглядывалась в какие-то невидимые другим картины, — там лабиринт… огромный… царь не знал, что есть ещё туннели под землёй, но когда обнаружил их, решил разобраться, — взгляд девушки метался из стороны в сторону, — но я вижу только какие-то врата… он вошёл в них, а дальше ужас твоего деда был таким, что стёр воспоминания о том, что за ними крылось, — договорила тал сианай. Взор её постепенно обретал осмысленное выражение. Она возвращалась к реальности из неведомых подземных просторов, о существовании которых наследник руалского трона никогда не слышал.

Анар перелистывал в уме страницы всех прочитанных им книг. Ни разу ни в одной из них не упоминалось о каких-то нижних уровнях подземелий. Гробницы располагались наиболее глубоко. Под ними должна была быть только земля и камни. И уж точно, ни коридоров, за которые, кстати, можно принять и естественные трещины, ни уж тем более врат, там быть не могло ни в коем случае. Анар недовольно фыркнул. Бред… вечно живой покойник, да ещё теперь и это.

Но не успело пройти и минуты, как раздражение от собственной неосведомлённости сменилось очередным острым приступом любопытства: если это действительно новые ярусы подземелий, кто построил их, и что спрятал он за вратами, запечатлевшимися в памяти Агира? Первый страх от пугающей находки уступил место радостному, по-котячьи наивному предвкушению новых открытий.

* * *

Тем временем ничего не подозревающий о судьбе своей напарницы Номарр мчался с донесением прочь от дома полуэльфа Энбри. Кот пушистым полосатым шаром прокатился по Бездне, мячиком перелетая с крыши на крышу, и наконец выбрался на открытый воздух через глазницу одного из черепов, заменяющую городские ворота. Стоило его лапам ступить на кость расположенного ярусом ниже черепа, как услужливые лапки одного из крылатых созданий, сидящих неподалёку в ожидании заработка, подхватили кота, и они помчались к чёрным небесам. Достигнув верха воронки, Номарр выплюнул монетку на лапу своему носильщику и перебрался на более крупную летающую тварь, способную доставить его в Дирхдаар.

Мчась сначала над чёрными скалами, а затем над раскалёнными солнцем песками, кот ни разу не вспомнил о Неле, он думал сейчас лишь об одном: как придёт на доклад к своей предводительнице, о её невероятных оранжевых очах, стройных лапах и длинном, гибком хвосте, пепельно-сером, как и у всех Старших дома Теней. Как придет и расскажет ей то, что узнал…

* * *

Мучительно тянулись минуты. Амиалис страдала от тягостного ожидания, словно её тянули за усы, придерживая при этом за хвост. Потрескивал огонь в чёрной чаше жаровни, стоящей перед ней на возвышении, вокруг которого обвивался неведомый каменный зверь. Бывшая царица Руала была одна в просторных тёмных покоях. Она стояла неподвижно, замерев, словно впала в оцепенение, зачарованная игрой огненных язычков. Мысли её метались размытыми тенями, вспыхивая образами, от которых сердце алайки падало вниз, и снова теряли очертания, до того как она успевала на них сконцентрироваться…

Она получила, что хотела… и потеряла так же быстро, как и обрела… но это был её выбор, и от этого на душе скребли крысы… И вот теперь она здесь, здесь, чтобы расплатиться, вернуть долг, выполнить свою часть давнего договора…

Послышались голоса. Они доносились из прохода, чернеющего в дальнем конце стены слева от Амиалис. Она настороженно прислушивалась: от каждой, самой незначительной детали, от каждой мелочи могла зависеть её судьба в этом мрачном месте. Первый голос — звучный, сильный и мягкий одновременно, голос существа, привыкшего повелевать и умеющего это делать, — говорил на непонятном Амиалис языке.

Его собеседник… у него был мерзкий, гнилой голос. Так мог бы говорить могильный червь, которому бы вдруг вздумалось изменить любимому занятию — поеданию мертвецов — и поступить на службу. Обладатель голоса, как раз показавшийся из коридора, впрочем, и внешне походил на червя: его кожа была нездорового бледного цвета, казалось, что её слишком много, отчего она лежала складками, хотя мужчина был совсем не толст.

Несмотря на отменную выдержку, Амиалис не смогла сдержать отвращения к этому тошнотворному существу, а оно, заметив это, казалось, испытывало от этого только удовольствие. Чем раздражило бывшую царицу ещё сильнее.

— Твоя работа закончена. А для остального ещё не время, — отрезал его спутник на этот раз на знакомом алайке языке и жестом отослал чем-то недовольного «червя».

— Итак, царица Амиалис, владычица Руала собственной персоной, — заявил он, приблизившись к алайке, которую, внезапно, сковал ужас — странный, необъяснимый, ведь в подошедшем к ней человеке не было ничего страшного. — Ну что ж, надеюсь, ты тоже не забыла Хозяина Шилора.

Амиалис не забыла. Она кивнула в ответ, так и не найдя, что сказать.

— Тебя, царица, я думаю, интересует вопрос, почему ты здесь? Почему мы оторвали любящую мать от воспитания сына, пошедшего дурным путём? — покачал головой Хозяин, словно осуждая собственное деяние. — Поверь, мне тоже жаль, что пришлось так поступить, но нам не хотелось потерять тебя до того, как ты выполнишь свою часть нашей маленькой сделки. А ведь мы неминуемо лишились бы твоего общества, Амиалис, если бы ты сделала то, что собиралась — тут уж можешь мне поверить. Я понимаю — это слишком… решительный шаг, но иначе было просто нельзя.

— Так значит, чтобы выполнить свою часть нашей сделки? — с напускной холодностью повторила Амиалис его слова. Страх отступал, пусть и мелкими, детскими шагами, и к алайке возвращалась ее всегдашняя самоуверенность.

— Да, именно за этим. Мне нужна твоя тел алаит, — твёрдо заявил Шилор.

— Моя? — в замешательстве спросила бывшая царица. — Ты хочешь мою жизнь — так она и так в твоих руках.

— Нет, жизнь свою оставь себе. Дух кошки — только он мне нужен.

— Зачем?! — не выдержала Амиалис (сказанное Хозяином с таким серьёзным лицом казалось безумством).

— Вот это оставь на моё усмотрение. Мы же не спрашивали тебя, что ты собираешься делать с короной Руала! Но могу заверить тебя, Амиалис, что твоим духом мы распорядимся лучше, чем ты — троном своей страны!

— Что ждёт меня… после? — с трудом сохраняя самообладание, спросила Амиалис.

— Тебе известно о завоеваниях д'ал? — вдруг спросил Хозяин.

— Да, — кивнула недоумевающая алайка, — я читала летопись в их городе и видела портал.

— Верно, кошка, — похвалил Хозяин. Он произнёс последнее слово каким-то особым тоном, и Амиалис невольно вздрогнула. — Я хочу, чтобы ты отправилась к ним. Я не совсем доволен их нынешним наместником, тем более — он не алай, хотя и успешно играет его роль, — Шилор усмехнулся. — Мы подумали, что стоит перенять вашу традицию и поставить у власти в этом мире… двоих — мужчину и женщину.

— Впрочем, — вновь заговорил Хозяин, — впрочем, мы не будем жалеть, если у д'ал вновь будет лишь один властитель… или властительница. Если, конечно, у него достанет сил стать единственным наместником, — многозначительно добавил Шилор.

Амиалис, уловив смысл его слов, не смогла сдержаться и расплылась в острозубой улыбке. Раз Шилор говорил ей всё это, значит, убивать её на самом деле не собирались… и все же, когда Хозяин направился к выходу из зала, жестом пригласив её следовать за собой, Амиалис вздрогнула всем своим сильным телом. Она переступала черту. Последнюю черту, за которой лежали лишь тьма, неизвестность, страх… и власть.

Они вошли в полутёмный коридор, вырубленный в скальной породе — видимо, дворец Хозяев располагался где-то под землёй. Под высоким потолком, в алом свете факелов метались неясные тени. Они вызывали у Амиалис чувство необъяснимой тревоги, ей ужасно хотелось идти пригнувшись, закрыв голову руками, но бывшая царица не поддалась этому постыдному желанию и шеcтвовала вперёд, гордо выпрямив спину.

Из многочисленных ответвлений — не то боковых проходов, не то просто трещин, — тянуло холодом. Из одного из них появилось какое-то огромное человекоподобное существо и что-то сказало Шилору. Тот кивнул ему и ответил на всё том же непонятном наречии, видимо, соглашаясь. В итоге широкие лапы Шога, как называл эту тварь Хозяин, зашаркали вслед за ним и Амиалис, Алайке была неприятна эта свита, глухо сопящая ей в затылок, но она не осмелилась поинтересоваться ни тем, кто это, ни тем, зачем он идёт за ними. Коридор снова пошёл вниз. Стало значительно теплее, но воздух при этом почему-то стал более свежим, хотя и отдавал каким-то странным запахом.

Вскоре Амиалис увидела, что испускало этот аромат — это были белые свечи, стоящие в единственном высоком канделябре, освещающем покой, в который вывел их коридор. Хозяин подошёл к подсвечнику, вернее, к странной подставке с сосудом рядом с ним, и стал дожидаться озирающуюся по сторонам Амиалис.

— А я ведь хорошо помню нашу прошлую встречу, — задумчиво проговорил он, когда алайка наконец приблизилась, — помню, как блестели глаза у юной принцессы Руала… в предвкушении кончины её отца, вот только одно так и осталось для меня секретом — что именно подтолкнуло тебя к такому решению: любовь к своему мужу или желание заполучить власть над страной? — спросил Хозяин, не сводя с алайки взгляда своих странных глаз.

Амиалис с удовольствием вогнала бы в эти глаза свои алайские когти, превратив глазницы в незаживающие раны. Но она стерпела и серьёзно задумалась над ответом, который обязана была дать. Она пыталась вернуться в прошлое, вспомнить, отыскать в нём себя такую, какой она была в те дни.

Конечно, она любила Криана, и любовь эта не была мимолетной прихотью принцессы, сбежавшей из дома в поисках приключений. Она могла остаться с ним в его стране, но не сделала этого.

Любила ли она власть? Получалось, что любила, раз вернулась на царство в Руал. А потом так легко отказалась от нее, отказалась, уже зная, что обрекает себя на муки сожаления и годы новой борьбы. Может, это был юношеский порыв, бунт взбалмошной девчонки, не доросшей до королевского трона? Амиалис горько усмехнулась… Нет. Конечно же нет! Она любила власть, но не столько как возможность стоять во главе всей этой блестящей пирамиды из роскоши, интриг, амбиций, лжи, доносов… Она любила власть как единственное средство быть свободной, любила больше всего на свете, любила так, что жизнь отца не показалась большой ценой… да и собственная жизнь тоже.

И от престола она отказалась потому, что поняла: если сейчас оставит Криана, уступит решению жрецов, если они смогут навязать ей свою волю один раз, то будут навязывать всегда. Не будет никакой свободы, за которую она заплатила уже так много. Не будет и настоящей власти… да, Амиалис была необходима не просто власть, а всевластье, полный контроль… пусть и над замкнутым Руалом!

— Мне была нужна власть, — твёрдо ответила Амиалис, радуясь, что искренний ответ, по её мнению, совпадает с тем, какой хотел от неё услышать Шилор. Хозяин удовлетворённо кивнул.

— Ну что ж, моё любопытство удовлетворено. Теперь мы можем приступать… если ты, Амиалис, конечно, не предпочтёшь умереть и отдать себя на волю милостивой Аласаис… или Веиндора? — он в упор посмотрел на алайку, но та не колебалась и отрицательно покачала головой. И тут, без предупреждения, Хозяин вскинул руки, выставил их вперёд, словно хотел схватить Амиалис. Она с трудом сдержала себя, чтобы не отшатнуться. Шилор сжал пальцы и будто что-то пойманное ими медленно потянул к себе…

…Боли не было. Амиалис чувствовала себя странно, и именно в этой странности таился невероятный ужас, охвативший алайку. Стены комнаты словно раздвинулись, отдалились от неё. Голос Шилора — он говорил что-то, не то читал заклятие, не то обращался к Амиалис, бывшей уже не в состоянии понимать его слова, — доносился словно откуда-то издалека. В глазах у неё потемнело. Она почти не чувствовала своего тела, оно стало чужим… каким-то далёким… зато особенно остро ощущала, что происходит у неё внутри…

Амиалис стоило огромных трудов не дать онемевшим ногам подогнуться, но вскоре она окончательно утратила над ними контроль. Зрение, слух и обоняние тоже угасли… Казалось, что её затягивает в какой-то чёрный водоворот, что она густым синим туманом, дымящейся сапфирной водой утекает вглубь воронки, и лишь малая часть её, подобно ветке, вставшей поперёк стока, остаётся на месте… Амиалис пыталась сконцентрироваться на этом кусочке своего «я», ухватиться за него, как за спасительную соломинку… быть может, это было её тело, не желающее умирать… в то же время она старалась оторвать от себя всё остальное, что пожирал водоворот, то, что тянуло за собой… в его чёрную пасть… её тел алаит. И неимоверным усилием воли она почти сумела удержаться, найти устойчивое положение, но тут сознание покинуло Амиалис, и она почти беззвучно упала на пол, словно не весила совсем ничего…

* * *

Громкий лязг разорвал тишину подземелья, гулким эхом пронесся по сводчатому коридору и, разбившись в конце его о толстую каменную стену, затих. Двери усыпальницы Агира Освободителя, открывшиеся бесшумно несколько минут назад, захлопнулись с ужасающим грохотом, потрясшим стены и способным разбудить даже мертвеца. Но владыки Руала были праведниками, и посему вечный сон их был крепок.

Следуя указаниям Аниаллу, Анар запечатывал двери. Она не могла сделать это сама — тут требовалось волшебство, сотворенное аристократом Руала, иначе вторжение будет замечено теми, кто захочет повторить их путешествие. А никаких следов их пребывания тут не должно было остаться.

— Это всё, — сказала Аниаллу, когда алай закончил свою работу, — теперь мы можем идти.

— Можем, — кивнул Анар, — но мы ещё не решили — куда, — напомнил он, и Алу почувствовала, как он замер в ожидании её слов: любопытному алаю ужасно хотелось заглянуть туда, в неведомые недра земли, где скрывалась страшная тайна его деда.

— Вниз, — выдохнула Аниаллу. В ней любопытство боролось с предчувствием чего-то очень нехорошего, и всё же… всё же кошачья натура взяла своё. Решение было принято, и она, а вслед за ней и донельзя счастливый Анар, зашагали между гробниц прочь от дверей, ведущих к выходу на поверхность. Спустя несколько минут алаи покинули Усыпальницы через тщательно спрятанную за одной из статуй трещину, круто уходящую вниз…

* * *

В конце концов, у кошки всегда найдётся лишняя жизнь!

— Алаи считают, что существо состоит из трёх частей, — словно говоря сам с собой, тихо рассуждал Шилор, задумчиво вглядываясь в застывшие черты Амиалис. — Главной — души, того, что путешествует с ними через все жизни и воплощения; духа — духа кошки, тел алаит; и тела — самой несущественной части, которую всегда можно сменить. Наверное, они знают, что говорят. Про себя, по крайней мере. Первая может существовать без второго и третьего, но вот о том, что у тел алаит может быть своя судьба, что можно дать ему новое тело и новый разум против воли Аласаис — о таком они и не догадываются. Они даже не задумываются об этом: для них такие вопросы святы, они не исследуют их, не думают, как могли бы использовать полученные результаты. Смешно — раса, способная видеть дальше и глубже всех, добровольно завязывает себе глаза. А ещё говорят, что они презирают все условности! Танаи и то пошли дальше — посмотреть хотя бы, что их богиня проделала с нашей синеглазой плаксой… Так что, можно сказать, что оказываем котам услугу, помогаем стать собой. Хотя, кто знает, что есть истинная суть алаев…

Наверное, большинство из них затруднилось бы сказать, где сейчас Амиалис: в этом теле, вместе с её памятью, или, — он постучал ногтем по мерцающему сосуду, — здесь, с её духом кошки, — Хозяин усмехнулся каким-то своим мыслям. — Дух — это такая же субстанция, как и любая магическая энергия, он только подчиняется другим законам, и с ним надо работать иными методами. Всё тоньше, сложнее, ненадёжнее, но мы тем не менее смогли забрать дух у этой прекрасной отцеубийцы. И мы сможем слить, срастить его с частичкой духа нашего повелителя, а потом… — Шилор замолчал, видимо, мысленно проговаривая остаток до нетерпеливой дрожи восхищавшего его плана, и продолжил: — Что же до их будущего, то дух кошки, как и подобает зверю, отправится охотиться, а царица — царица будет править… нужен же мне кто-то, кто сможет держать за хвосты всю эту мяукающую толпу!

Хозяин кивнул слугам, и они втроём, осторожно подняв Амиалис, унесли бесчувственную женщину из лаборатории. Шилор покачал головой, глядя ей вслед. Он словно вспомнил что-то, что причинило ему боль в прошлом, а теперь вернулось, навеянное образом неподвижной алайки, повисшей на руках у слуг. На молодом лице Хозяина внезапно проступили морщины — не легкие следы эмоций, а те глубокие борозды, какие могут оставить только прожитые годы, годы страданий и сомнений. Шог в недоумении смотрел на Шилора. Такого с его волевым и сильным хозяином ещё не происходило.

Но замешательство Хозяина длилось недолго — он чуть заметно тряхнул темноволосой головой и зашагал к стене комнаты, на которой, почти сливаясь с ней, висел тёмный занавес. Сильная рука с тонкими белыми пальцами, такая странная, впрочем, как и сам Шилор, отдёрнула ткань, и Хозяин, а вслед за ним и верный Шог, прошли в смежную комнату. Он склонился над распростёртой на плите серой кошкой.

— Разве это то, что было вам нужно, хозяин? — спросил Шог, разглядывая неподвижного зверька. Бока кошки едва заметно вздымались, и это было единственным признаком того, что она жива. — Я думал, — проговорил он, потирая шершавые пальцы, — что вам нужна двуногая алайка, а не кошка-зверь.

— Видишь, — хозяин указал пальцем на мордочку кошки, — её глаза начинают светиться, она становится самой собой. После нехитрых манипуляций мне удалось заставить её тело начать преобразовываться в алайское. Нам надо лишь немного ей помочь, и будет у нас настоящая, двуногая, голокожая кошка.

Шог криво усмехнулся. Ему было интересно, зачем это Хозяева Шилор и Золин взялись возиться со всем этим зверинцем, но он не спрашивал — слишком уж напряжённой была ситуация вокруг этих кошек, слишком большое значение Хозяева им придавали.

— У нас есть две части ключа к вратам победы, — задумчиво, словно сам с собой, говорил тем временем Шилор, поглаживая короткий серый мех, — недостаёт третьей. Но она скоро будет в наших руках. И быть может, все пройдёт настолько гладко, что первые две нам и вовсе не понадобятся. Я предвижу, что она будет… есть с моих рук в самом недалёком будущем.

5. ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ

…Последними в мир Энхиарга пришли алаи. Аласаис, по своему обыкновению, сначала внимательно изучила творения своих братьев и сестёр, подмечая их недостатки и учась на ошибках их создателей, а затем, сделав из увиденного выводы, создала собственную расу…

…Аласаис наделила их тремя особенностями, которые и составили естество алайской расы: Интуицией, или Осознанием своего места, Очарованием и Способностью давать потомство с существами практически любой расы. Но она начисто лишила их ложной гордости и…

«Сотворение народов»

Пользуясь долгими часами однообразного путешествия, Аниаллу размышляла обо всём, что произошло с ней, Анаром, его и её роднёй и многими другими, кто окружал их. Она пыталась сложить разрозненные кусочки-факты в единую картину, но, как говаривал маг Тейнлаан, даже если вы собрали в кучку все клочки от шкуры старушки-правды, это ещё не значит, что вы сможете правильно стачать их, чтобы разглядеть прелюбопытный узор на ее шубке.

Алу то погружалась в прошлое, такое древнее, что лежало далеко за датой её сотворения, то возвращалась к недавним событиям…

…Давно миновала начальная эпоха Энхиарга, эпоха Творения, когда все силы были направлены только на созидание просто потому, что еще нечего было разрушать. Менялся мир, менялись те, кто жил в нём, другими становились и отношения между ними. Все, кто были чужими в первые после сотворения дни, с каждым годом всё лучше узнавали друг друга, становясь друзьями, или врагами, или вовсе исчезали с лица мира, как исчезла целая империя харнианцев — народа энхиаргского бога огня, переселившегося в этот мир ещё в первое тысячелетие его существования. Он, чьё имя теперь под запретом, был недолгим гостем в мире Аниаллу, — начал Войну Огня по непонятной причине и… не рассчитал сил. (Спасибо Аласаис за мэи, дарованной алаям! — с ними такого и быть не могло.) Недоумевали кошки, недоумевал весь Бриаэллар… Были в истории и более мелкие конфликты, и все они прошли под пристальным вниманием, а чаще и с участием алаев.

Как могли они, всегда оставаясь в стороне, диктовать свою волю как отдельным существам, так и целым народам? И как кошкам удавалось до сих пор избегать вооружённых конфликтов с двумя своими страшными врагами — Элааном и Хелраадом, которые могли бы смести их с лица мира, как веник — пыль?

На эти вопросы Аниаллу знала ответы. Хорошо, даже слишком хорошо знала. Сколько сил, сколько хитрости и таланта было необходимо, чтобы пройти через тысячелетия! Сколько веков было потрачено на то, чтобы отточить мастерство красивой лжи, ловкого обмана, тайной интриги. Сколько хитроумных планов было составлено алаями и претворено в жизнь с чарующей лёгкостью. А ведь алаи не считались ни самыми сильными магами, ни лучшими воинами, да и было их так мало…

Но те, у кого была хоть капля мудрости, понимали, что ссориться с Аласаис не стоит. Кто знает, кто окажется твоим врагом завтра? Вдруг среди твоих недоброжелателей обнаружится некая могущественная персона? А потом, с не меньшим изумлением, ты обнаружишь самого себя в мрачном застенке, на охапке соломы в компании мышей или кого-то… менее съедобного. А по прошествии некоторого времени выяснится, что этому могущественному незнакомцу указали на тебя… как на вора. Разумеется, он ещё их и отблагодарил… их — это кошек, конечно…

Нет, что бы Веиндор, или кто там за всем этим стоит, ни задумал, а с Аласаис, Малауром, Селорном и Аэллой ан Камиан ему не тягаться. Хеллин с Лайнаэн вон тоже какое тысячелетие скрипят зубами, но, несмотря на своё могущество, признают, что с алаями лучше не связываться. Пока. Благодаря этому благоразумному решению, сохранялся зыбкий, хрупкий мир в Энхиарге. Но детям Аласаис всегда приходилось, как впрочем и было угодно вложенному в них богиней духу, оставаться в курсе всех событий, постоянно, но незаметно вмешиваться в жизнь мира, извлекая пользу из всего, из чего ее можно и нельзя было извлечь… Несмотря на кажущуюся стабильность и процветание, алаи постоянно играли с огнём. Стоило им ошибиться хоть один раз, и весь их сказочный мир рухнул бы. Но кошки не только не страдали от этого, а наоборот, наслаждались щекочущим чувством близкой опасности: вот-вот — и волосок оборвётся! Но он не обрывался. Веками.

Аниаллу любила красться по тоненькой грани. Но когда эта грань превращалась в лезвие, ощущения приобретали такую остроту, в которой было уже мало приятного — от одной мысли о кончине Агира её, неробкую алайку, бросало в дрожь.

«А если это была кара? За Барьер?» — предположил однажды Анар. Она тогда долго не отвечала, а потом всё же сказала: «Нет. Веиндор тут ни при чём… хотя я могу и ошибаться… но преступление не столь велико, чтобы карать за него таким образом. Нашу Серебряную Смерть всегда волновало лишь то, что со смертью и связано, и такое наказание он применял лишь к тем, кто вторгался на его территорию».

Она и сейчас думала так же. Амиалис казалась ей куда более вероятным кандидатом на роль убийцы. Аласаис! — как же всё запутано… где, ну вот где бывшая царица смогла достать «душелов», как, посмеиваясь над своим страхом, называла аридолен Алу? Кто помог ей его достать и использовать? И что волновало девушку, к её стыду, более всего — остался ли у них ещё этот страшный металл и могут ли они применить своё небывалое оружие вновь?

Что если следующими жертвами окажутся они с Анаром, или кто-то ещё, близкий, родной? Аниаллу уже начала серьёзно задумываться о возвращении в Бриаэллар. Правда, для этого ей пришлось бы сначала вернуться к ярусам подземелий, более близким к поверхности, чем уровень Усыпальниц — открыть портал, находясь ниже, мешало какое-то сложное и мощное волшебство.

Весь следующий день, а за ним ещё один, и ещё алаи провели в пути — лабиринт похожих друг на друга серых комнат с грубо обтёсанными каменными стенами уводил их всё глубже под землю. Несколько раз они замечали, что возвращаются в одну и ту же комнату, сделав крут. Возможно, владыка Агир, чьи воспоминания были картой для Анара и Аниаллу, тоже не сразу нашёл дорогу, плутая среди этой подземной паутины переходов.

На четвёртые сутки пути, уже уставшие от монотонности и однообразия холодного серого камня алаи вышли наконец на открытое пространство. Вернее, таковым оно казалось потому, что потолок терялся в вышине. В стенах угрожающе зияли оскалившиеся острыми камнями чёрные пасти пещер. Иногда они видели, как в темноте этих провалов пляшут какие-то тени, но ничего определённого им разглядеть не удалось. Может быть, это был кто-то из обитателей этих подземелий, может быть — их призраки, а возможно — просто игра теней, отбрасываемых каменными выступами в зеленоватом сиянии вкраплений какого-то светящегося камня, испещряющих все стены зала.

В противоположной стене чернели ворота. Чуть приоткрытые створки так и манили войти, спрятаться за ними от призраков пещеры.

За воротами начинался длинный тёмный коридор. Новые двери в его конце — и алаи оказались в освещенной треугольными зелёными светильниками небольшой продолговатой комнате со стенами из искрящегося жёлтого камня, местами облицованными золотыми листами. Вся их поверхность была покрыта вдавленными символами. Ни Анар, ни Аниаллу не знали, что они могут означать и означают ли вообще что-нибудь.

Алу помедлила несколько секунд, вспоминая, что надо делать дальше, а затем, вставив два ногтя в какой-то из знаков, резко повернула кисть. Послышалось тихое шипение, и стена перед алаями бесшумно отошла в сторону…

…Замершая на постаменте статуя изображала невиданное существо — это была огромных размеров кошка, тело которой покрывала золотая чешуя. Зелёные глаза зверя смотрели на алаев без тени гнева — они были спокойными и мудрыми.

— Вот так тебе положено выглядеть в твоей кошачьей форме, — усмехнулась Аниаллу, — кошачье тело от матери, золотая чешуя от отца. Пойду посмотрю, нет ли у нее крыльев, — сказала она через плечо, явно собираясь обойти статую кругом. Анар потоптался на месте, высматривая, когда она появится с другой стороны, но Аниаллу пропала. Решив, что она играет с ним в прятки, он крадучись двинулся вдоль постамента, дойдя до конца, шутливо выпрыгнул из-за него и… оказался на утопающей в зелени плоской крыше высокой башни. Ошеломленный внезапно открывшимся видом прекрасного города, освещенного мягким светом двух лун, он не сразу заметил Аниаллу, кошкой растянувшуюся на небольшом возвышении под укрытием нежных листьев эламе, и вздрогнул от ее голоса:

— Ты хотел увидеть этот город… Может, нам удастся выбраться отсюда, а может, и нет — кто знает? Посмотри же на него моими глазами, и пусть Глаза Аласаис помогут нам выбрать правильный путь… — сианай печально, одними уголками губ усмехнулась своим словам, но Анару они отнюдь не показались высокопарными.

Очарованный, он долго стоял у самого края, не в силах оторваться от иллюзии Бриаэллара, подаренной ему тал сианай. Ему не верилось, что это вправду есть… нет, нет, наоборот, хотя этот бриаэлларский вид был всего лишь отражением чужого сознания, именно сейчас Анар наконец полностью поверил, что и волшебный город, о котором рассказывала Аниаллу, и её прекрасная богиня, да и сама Алу — странная Тень Аласаис, «Коготь не карающий», — существуют в реальности, что они не миражи, не его вымысел. Позволив себе поверить в это, опьянённый ощущением сбывшейся мечты, он решился поверить во многое другое и во многом признаться себе. Иногда он оглядывался на спящую Аниаллу, пытаясь понять, было ли это видение её последним подарком ему на сегодня… Так ничего и не решив, он присел рядом с девушкой, ему хотелось хоть что-то сказать ей, хотя бы поблагодарить за видение. Сначала ему казалось — он не уснёт, не сделай он этого, но стремительно пришедшая на смену восторженному трепету усталость заполнила все его тело, глаза закрывались, он осторожно улегся на пол, стараясь не потревожить Алу.

— Спать, спать, — вдруг прошептала она.

— Богиня… как же она устала, — подумал Анар, — спит и там, во сне, все еще мечтает об отдыхе.

Он с нежностью склонился над ней, словно желая заслонить ее собой от всех предстоящих невзгод. Почувствовав его дыхание на своем лице, сианай улыбнулась какой-то совершенно особенной улыбкой, но прежде чем Анар успел найти ответ на притаившуюся на её губах загадку, девушка распахнула глаза, и они вместе утонули в их магическом свете…

…Аниаллу спала, тихонько мурлыча во сне.

Внезапно мурлыканье оборвалось… Аниаллу не поняла, что её разбудило. Какое-то из чувств послало ей сигнал, что пора вернуться к реальности, но какое? Первым, что она ощутила, была боль в неудачно завернувшемся ухе. В плечо упиралось что-то твёрдое. Она недовольно выдохнула и, вытащив руку из тёплого спальника, засунула её под него. Пошарив по гладкому камню пола, пальцы коснулись холодного металла, ощупали его, и Аниаллу поняла, что это меч. Девушка отпихнула надоедливую железку подальше от себя и, поуютнее закутавшись в толстый мех, попыталась снова уснуть.

Но тревога не покидала её. Аниаллу посмотрела на Анара, но он спокойно спал, закинув одну руку за голову.

Алу ворчливо заурчала, зажмурилась, сжалась в комок, словно пыталась выдавить сон из тела, а затем расслабила мышцы, чувствуя, что окончательно проснулась. Она вылезла из спального мешка и стала искать свою одежду.

Камни холодили босые ступни. Аниаллу, всё так же непрестанно фыркая и жмурясь, натянула на непослушное еще тело штаны и выправила хвост. За ними последовали сапоги и рубашка. Аниаллу ещё раз выгнула спину и, добравшись до постамента статуи, уселась на него, поджав ноги. Она закрыла глаза и погрузилась в созерцание окружающего мира. Почти сразу алайка увидела то, что вынудило её проснуться: в стороне, противоположной направлению, в котором им следовало идти дальше, появился источник мощного магического излучения. Аниаллу, уже переставшая жалеть, что проснулась, попыталась определить его природу. Но это, к изумлению опытной алайской волшебницы, оказалось не так просто.

Раздосадованная, она опять громко фыркнула и всё-таки разбудила Анара. Он сидел в спальном мешке и выглядел так комично, пытаясь разлепить глаза, что Аниаллу подхватила волна нежности, и она в одно мгновение оказалась рядом.

— Что? что? Случилось что-нибудь? — сонно бормотал он.

— Нет, — она ласково потёрлась щекой об его плечо, — у нас зажглась какая-то магическая свечка. Яркая, похоже на портал. Я думаю, стоит сходить… Но не сейчас. Сейчас — спать, спать… Не спать — вредно. И мы никуда не пойдем, пока не выспимся… — говорила она нежно, словно убаюкивая его и себя.

Алу ужасно хотела оказаться сейчас подальше от этих мрачных подземелий, в каком-нибудь спокойном, романтическом месте. Она подумала, что и сама не знает, зачем ей нужны разгадки тайн, не имеющих, казалось, к ней никакого отношения.

И, наверное, она бросила бы всё своё предприятие, уговорила бы Анара сделать то же самое, и лежали бы они сейчас, нежась в лучах солнца, на крыше ее дома в Бриаэлларе, если бы… если бы она была просто алайкой.

* * *

…Они шли долго, пока не оказались у отвесной стены, словно состоящей из цельного, совершенно гладкого камня. Алаям пришлось отступить назад к выходу из туннеля, чтобы разглядеть на самом верху стены очертания площадки.

— Так высоко мне не прыгнуть, — заявил Анар, прикинув расстояние до верха стены.

— Мне тоже, — отозвалась Аниаллу. — Значит придётся попортить им полировку, — она поиграла выпущенными когтями.

— По-моему, проще полететь.

— Ты птичка или кошка ? — хихикнула Алу, картинным жестом изгибая руку.

Острые ногти неожиданно легко входили в камень. Под Аниаллу он даже не трескался. Рядом парил ехидно улыбающийся Анар. Наконец подъём кончился, и алаи вылезли на широкую площадку. В стене напротив виднелся проход. Они приблизились к нему и заглянули внутрь — перед ними был, естественно, длинный туннель, от которых они уже успели озвереть. Низкий потолок, стены и пол из грубо обтёсанного серого камня, холодного и влажного на ощупь. Он не был освещен, никакого тепла или магии впереди видно пока не было, и алаи, осторожно ступая, пошли вперёд.

Через несколько сотен шагов грубые плиты сменились отполированным чёрным камнем, а круглое сечение извилистого прохода создавало ощущение, что они идут внутри гигантской черной змеи, и когда узкий тёмный переход наконец закончился, путники ощутили огромное облегчение.

Анар и Аниаллу оказались в огромной пещере, стены и потолок которой прятались во тьме. Едва разгоняя её, сияли мягким светом могучие колонны из белого камня. Алаи шли, чуть подавленные мрачным величием этого подземного зала, но стоило им выйти из него и повернуть за угол, как в их глаза буквально брызнуло красками, ярко расписанные стены коридора казались радугой после грозы.

Роспись изображала веселящихся, танцующих, пиршествующих алаев. Рисунки, выполненные в обычном для Руала стиле, покрывали даже потолок коридора. Алаи, смотрящие на Анара и Аниаллу сверху, были заняты служением богине: они склонялись перед её статуями, украшали их цветами и совершали прочие обряды, подробно вырисованные на обрамлённых чёрными змеиными телами картинках. Ни один из обрядов не был знаком Анару, что очень его удивил.

Картины радости сменились другими изображениями. Несколько всадников, выставив перед собой копья, гнались за группкой эльфов с гротескно длинными ушами. Растерянные кошки шли дальше, разглядывая сюжеты, которые из просто неприятных становились ужасающими — с каждым шагом расправы, которые алаи совершали над представителями иных народов, становились всё более жестокими.

Аниаллу чувствовала себя подавленной — рождённые мрачной фантазией неведомого мастера изображения удивляли и пугали её. Будь на месте этих алаев представители иной расы, она даже не обратила бы на рисунки внимания, но глядеть на искажённые злобной радостью лица своих соплеменников ей было нестерпимо больно. Алайка шла, смотря себе под ноги, стараясь отвести глаза от неумолимо притягивающих её взгляд картин, сама не понимая, что с ней творится…

Алаи никогда не были особенно доброй и милосердной расой. Со своими врагами они расправлялись без всякой жалости. Пугало не это — глядя на картины, сразу же можно было сказать, что алаи на них карают невиновных. Они измываются над слабыми, ничего не сделавшими им существами просто из жестокости, получая какое-то извращённое удовольствие от этого!

— Анар, ты часто видел такие, — она с трудом поборола дрожь отвращения, — рисунки на стенах ваших храмов?

— Никогда не видел, — покачал головой алай. — Понимаешь, это плохо влияло бы на рабов. Они чувствовали бы себя угнетёнными. Мои сородичи презирают весь мир за их стенами, но не называют его жителей своими врагами. Нас воспитывают в отвращении, но не в ненависти к иноверцам. «Грязь нельзя ненавидеть, её нужно обходить, иногда можно использовать её, например, бросить в своих настоящих врагов… а если она всё же попадёт на тебя, то надо просто смыть её, но никак не тратить на неё свои эмоции», — так говорил мой учитель. Я, помнится, расспрашивал его о том, почему Освободитель сотворил Барьер, а не переубивал всех иноверцев в назидание потомкам. За подобные речи мне тогда хорошо надрали уши! — вспомнил Анар с какой-то меланхоличной улыбкой.

— Что, уже ностальгия по надранным ушам мучает? Могу помочь! — улыбнулась Аниаллу, но и у нее улыбка вышла какой-то вымученной, болезненной. Мелькнув на лице девушки, она словно бритвой резанула по нему и сразу же пропала, неуместная в этом пугающем месте. — Странно всё это… У нас я тоже ничего подобного не видела — это не битва, не победа над могучим врагом, а избиение! Ты тоже это чувствуешь?

— Да, — кивнул Анар, не до конца понимая, что укрепило его в таком мнении.

Аниаллу тоже колебалась… В центре двора Бриаэлларской Академии стоял комплекс статуй, возведенный в честь победы над врагом. Там подсвеченный в ночные часы зловещими алыми огнями лежал знаменитый чёрный дракон Ж'занхаар, который опустошал земли вокруг Дирхдаара и к северу от него. Многие пытались убить его, но чем больше был гнев жителей разорённых деревень и сожжённых городов, чем больше они посылали смельчаков, тем лучше было меню Ж'занхаара… В конце концов одолеть его сумели четверо алаев и руалский парнишка, подбивший их на это дело. Кажется, благодаря этому приключению он прославился у себя на родине.

И вот теперь статуя поверженного дракона с опалёнными крыльями в натуральную величину украшала площадь Академии, недавними выпускниками которой те четверо и являлись. Рычащий воин-руалец пронзал мечом его голову; хитро прищурившийся маг ан Меанор с развевающейся белой гривой волос довольно потирал тонкие ладони — это он сжёг крылья дракона, спустив его с небес на землю; эал-телепат, грозно и пристально смотрящий на Ж'занхаара, нагнулся вперёд, все еще не отпуская из цепких ментальных пальцев разум твари. Поодаль стояла ещё одна статуя закутанной в чёрный плащ тёмной алайки, юной Чувствующей, которая выбрала самый подходящий для атаки момент, так что, собственно говоря, благодаря ей всё и удалось… Но этот поверженный дракон и другие подобные изваяния и картины в Бриаэлларе — всех их объединяло одно: они изображали победу над врагом — врагом сильным и наглым. А здесь алаи сами выступали в роли захватчиков.

Что же было причиной такого впечатления: слишком жалкий вид побеждённых, слишком сладострастное выражение лиц победителей или тот след чувств художника, что остался незримо запечатленным на его произведениях? Быть может, оно было ошибочным, но тем не менее оно было именно таким…

Тем временем впереди показались высокие золотые двери. Створки неожиданно легко распахнулись от прикосновения Аниаллу, и они попали в круглую комнату с белыми стенами, по ним на уровне груди тянулись ряды золотых символов. Вдоль стен, на расстоянии примерно двух шагов от них, возвышался круг колонн из зелёного камня, между ними сверкали золотом подставки на высоких витых ножках, на верху которых пылал холодный огонь. На другом конце комнаты, напротив входа, располагался невысокий помост с пятью ступеньками, по сторонам которых стояли небольшие статуи. С каждой следующей ступенькой они приобретали всё больше кошачьих черт, пока у самого помоста не превращались в величественных чёрных пантер. Но всё это богатое убранство комнаты алаи разглядели уже потом — на возвышении сиял белоснежный диск портала. Анар чуть ли не бегом бросился изучать эту находку. Аниаллу, которую несколько смутили так легко открывшиеся двери, всё же помедлила и перед тем как присоединиться к нему, вогнала в камень пола свой кинжал, чтобы помешать золотым створкам захлопнуться в самый неподходящий момент.

— Портал дисковый, вертикальный, не зеркальный. Вот только для чего здесь портал? Короткий путь на поверхность? Нет. Судя по цвету, он переносит на огромное расстояние — за пределы Энхиарга или, быть может, в очень отдалённые земли нашего мира. Но первое вернее… У воронкообразных совсем иная цветовая дифференциация, у туннельных — тоже, но это самый обычный дисковый портал, — невнятно, словно сама с собой, говорила Алу.

— Он сделан так, — продолжила она после долгого молчания, — что точку выхода невозможно определить, не побывав по ту сторону. Тот, кто делал этот портал, был очень хорошим волшебником… — она стояла, задумчиво теребя пальцами кромку уха.

— Помнишь картины? Те, кого избивали там, вызывали сочувствие, а алаи на них — злость. Быть может, через этот портал этих последних изгоняли из Руала?

— Зачем? Не проще ли было выкинуть их через Барьер?

— Нет, — ответил Анар, — ведь если они были как раз теми фанатиками, кто желал, чтобы кровь иноверцев лилась рекой, они продолжили бы свои игры под стенами города… Я, конечно, тоже не пылаю особой любовью к другим расам, много есть тому причин, да и вообще, — он усмехнулся, — все они отвратительно бесхвосты. Но, — уже серьёзнее продолжил он, — такие кошки могли навлечь на Руал гнев всего Энхиарга, а Барьер… Барьера тогда вообще не было! Вспомни, Алу, когда Агир спускался сюда, все эти залы — комната с кошкой и проход в ней, ведущий сюда — уже были, значит, наверняка, был и портал. Ты сама говорила, что он, скорее всего, ведёт за пределы Энхиарга. Так может, за ним лежит мир, куда и ссылали… неугодных власти кошек?

— Может быть, может быть… — пробормотала Алу, — но не нравится мне всё это, странно как-то! — она наконец-то отпустила истерзанное ухо и шлёпнула ладонью по бедру.

— Сходить бы посмотреть, — в тон ей проговорил Анар, — но если я всё же прав, то вряд ли там находится особо приятное место.

— Да и шли мы не сюда, — напомнила Аниаллу, погрузив кончики пальцев в сияние портала. — Портал этот от нас никуда не денется, а вот мы, пройдя через него, неизвестно куда попадём и сможем ли вернуться оттуда назад — тоже неизвестно.

— Ты же говорила, что сутки назад его не было. Быть может, он исчезнет так же внезапно, как и появился?

— Он работает несколько часов, затем гаснет, а потом зажигается вновь. Почему и, главное, с какой частотой — я не знаю точно. Что-то около сорока часов, мне кажется, но я не уверена…

Уже привыкший во всем соглашаться со своей подругой, Анар тяжело вздохнул, перебарывая свое любопытство, и они покинули комнату, залитую сиянием портала.

Вернувшись знакомым путём в зал со статуей неведомой чешуйчатой кошки, ставшей их талисманом, они не стали задерживаться и, прикоснувшись на счастье к ее передним лапам, выбрали на этот раз правый коридор.

Он оказался довольно коротким и вскоре привёл алаев в обширную пещеру, освещенную синими магическими светильниками, искусно спрятанными за выступами камня. Пол пещеры был, как и все залы подземелья, начисто лишён пыли и каких бы то ни было следов чьего-либо присутствия. А слева в боковой стене тёмным серебром мерцали высокие врата — те самые, что были последним воспоминанием Освободителя, скалой, с которой он прыгнул в океан ужаса.

Алу вздрогнула.

Они только подходили к вратам, а створки их уже бесшумно распахнулись — Анар и Аниаллу перешли ту невидимую черту, за которой лежали совсем уже неведомые подземелья, и память Агира Освободителя перестала быть для них путеводной нитью…

С высокого потолка капала вода. Она скапливалась на полу в маленькие озерца и просачивалась куда-то вниз через тонкие, неизвестно отчего образовавшиеся трещинки — они сеточкой покрывали не только пол, но и стены.

Влажные камешки противно хрустели под подошвами сапог, когда Аниаллу подошла к стене и, сотворив магический огонёк, приказала ему подниматься вдоль неё. В пятне яркого света чётко вырисовывались такие же трещины, как и на полу, и даже более глубокие. Они, ветвясь, тянулись выше и выше и, перебравшись на потолок, расходились по нему куда хватало глаз.