Чтение 11–й страницы книги ~Гриф и Гильдия~

Штиф нервно закусил губу: такого поворота событий он явно не ожидал. Надо бы, по-хорошему, покарать зарвавшегося наемника, но начинать войну еще и с тремя тысячами наемников накануне важнейшей битвы под стенами 3рега — откровенное безумство.

— У тебя есть неделя, Хромой. Больше я ждать не намерен, — наконец произнес Штиф. — В противном случае ты будешь объявлен вне закона, и я лично назначу награду за твою голову. Крайние действия требуют крайнего противодействия. Ничего личного. Ясно?

— Да, мой король. — Глава Гильдии Воинов склонил голову, выражая согласие с волей правителя.

— Хорошо. Теперь можешь идти.

— До скорого, мой король, — бросил наемник.

Ласка и Вепрь дождались, пока их мастер выйдет из комнаты, и, окинув оставшихся советчиков хмурым взглядом, скрылись за дверью.

Король откинулся на спинку стула и прикрыл уставшие глаза. Пожалуй, впервые за несколько дней он пожалел о содеянном коварстве.

Кедрик тихо хмыкнул: благодаря неопытности правителя, все королевство повисло над пропастью междоусобицы, и только чудо могло уберечь Орагар от падения в эту бездну.

Глава 5. Орки, или Друзья познаются в беде

Дремофоровы леса остались далеко позади — вот уже несколько дней мы скакали по выжженной солнцем пустыне.

Неизвестно, какому умнику пришло в голову обозвать это место Степью. На мой ловкаческий взгляд, тут бы скорее подошло «Пустошь» или «Голодовка» редкие травы и цветы клочками разбрелись по всей равнине. В остальном же — голая земля, на которой даже самый глупый крестьянин не решится что-либо посадить.

— И как вы тут только живете? — спросил я кобольда, когда мы в очередной раз устраивались на ночлег.

— Не судите обо всей Степи по жалкому кусочку, мастер Гриф. — Свэн на секунду отвлекся от потрошения наших бэгов на предмет еды. — Самые плодородные земли находятся у гор, недалеко от Хейстримова водопада. Там мы и живем — кобольды, орки, тролли-сухожилы и гоблины.

— Тролли-сухожилы? Это еще кто?

— Смешанная кровь кобольдов и обычных троллей. Они появились очень и очень давно. потом тут развязалась междоусобица из-за дележки земель, и тролли, проиграв в ней, ушли в свои Болота. А полукровки так и остались в Степи, потому что жить в трясинах были не готовы. Да и дорога очень длинная — не каждый выдержит!

Я мысленно согласился с ним: за те три дня, что мы шли от Леса до Степей, нас несколько раз пытались ограбить «романтики большой дороги», неизвестно как залетевшие в эти края. Даже мои слова, типа «Ребята, я свой! Свинью бейте!», совсем не помогали.

Я погладил ушибленную пару дней тому грудь: тогда «сногсшибательное бревно», как его называют грабители, выбило меня из седла, ощутимо «погладив» чуть пониже шеи. Грудь еще не до конца забыла ту невероятную встречу, разрываясь в рыданиях и плачах каждую ночь. Куда уж там целому племени троллей пройти незамеченными! Пусть это было и очень давно, но ведь разбойники тоже появились намного раньше тех, кого могли грабить! Так что удивляться осторожности сухожилов нечего.

Впрочем, до наших кошельков и провизии никто так и не добрался. Попыток и нападок было, конечно, много, но все эти косоглазые и кривоногие висельники бежали прочь, едва завидев моего приятеля-степняка. Точнее — его молот.

Лишь в случае с бревном пришлось как следует поколотить парочку особо расхорохорившихся морлоков, непонятно как забравшихся в столь далекие от родины места. Конечно, малыши от этого были не в восторге, ну да это не наши проблемы. Разве можно остановить человека и кобольда, когда им предоставляется возможность поучить уму-разуму братьев наших меньших?

— Чего не едите, мастер Гриф? — Степняк с причмокиванием облизывал пальцы, плотоядно поглядывая на приготовленную для меня порцию мяса. Ему это — на один зуб.

— Хлеб уже стащил? — Я двумя пальцами взял мясо, сунул его в рот и, утерев ладони о рогожу, взял в руки Жужелицу. Хитрый магический арбалетик, нечего сказать: если в обычном установленные загодя болты быстро приводят тетиву в негодность, то в моей малышке снаряды можно устанавливать в гнездо хоть за месяц до боя — ничего не попортив.

Вот и этот болт, Взрыва, стоял в Жужелице уже третий день. Если бы не постоянные бои с соседскими курицами, я, наверное, никогда бы не купил самострел. Редкая наседка доходила до середины заведенного от безделья «годовалого» огорода, когда у меня в руках оказывался этот арбалет! Правда, и штраф за отстрел курочек мне позже все-таки предоставили, но сократить численность проклятых воровок к тому времени я успел уже изрядно.

Вынимать болт или нет?

Пожалуй что оставлю: мало ли что?

Я не питал особых иллюзий насчет гостеприимства Степи, понимая, что, спокойная в последние два дня, она с удовольствием проглотит меня на третий, натравив на нас полчища орков. Единственной преградой на пути зеленомордых был мой туповатый друг кобольд, и только он мог стать пропуском на представление про статуэтку Локи и тысячу золотых в кармане.

Вот только сможет ли?..

Один вечер был похож на другой. Мы скакали вперед, опустошая походные мешки, за эту неделю уже изрядно похудевшие. Охотиться в Степи можно только на ящериц и хорьков, а я как-то не привык есть подобных тварей.

— Все. — Свэн перевернул мешок вверх дном, силясь вытряхнуть из него хоть пару крошек. Однако бэг не собирался так просто расставаться со своей законной добычей, а, может, и не было в нем ничего. Как бы то ни было, крошек свин так и не натряс.

— Везет же нам! — Вяло пожевывая невкусный стебелек кукрылиса, я почесал небритый подбородок — как еж! — Немытые, волосатые, голодные что может быть хуже? Разве что Лин все это увидит!

— Как, мастер? — полюбопытствовал кобольд.

— Как-как? Тролль в трусах! Ох, и задала бы она мне трепку, если бы вышла вон из-за того холма и посмотрела в нашу сторону!

— Вы не поняли, мастер — как девушку зовут?

— Лин. А зачем тебе?

— Просто интересно. Это ваша невеста?

— Если бы… — устало усмехнулся я.

— Она вам нравится?

— Еще бы! Она ведь умная, красивая, добрая и вообще дочка тчарского мэра! — загибая пальцы, перечислил я. — Хотя хватит о ней! Пошли лучше поищем чего-нибудь на ужин!

Два часа мы с кобольдом на четвереньках рыскали по земле, пытаясь найти кроличьи норки, но безуспешно: ушастые грызуны, видимо, покинули Степь еще до появления в ней орков.

— И что… — тяжело дыша, кобольд уселся на землю и утер выступивший на лбу пот, — будем делать теперь?

— Двигаться дальше! — невозмутимо пожал плечами я, хотя незаморенный червячок-голод уже собрался в самые короткие сроки раздуться до хорошего удава! — Человек может прожить без еды пять недель! Нам же осталось блуждать не более двух. Значит, мы выживем!

После нескольких неудачных попыток произвести сложное арифметическое вычисление кобольд решил поверить мне на слово. Да и селение бывшей Орды уже скоро должно было встретиться. То есть вместо двух недель придется голодать не больше трех дней. Хорошая перспектива!

Дальше мы уже не двинулись: после долгих поисков еды глаза закрывались сами, и мы с кобольдом уснули.

Наутро я поднялся под громкую симфонию урчащего живота, который и так всю ночь исполнял арию, а к утру решил взять самую высокую ноту. Именно тогда, боясь за свою судьбу, остальные органы решительно стали меня будить.

Разлепив один глаз, я сел. Второй напрочь отказался просыпаться. Только глоток воды из полупустой фляги заставил веко подняться.

Кобольд сидел напротив, тупо глядя сквозь меня. Живот его тоже безостановочно урчал.

— Сколько, вы сказали, без еды можно? — не обращая внимания на стенания желудка, спросил Свинкер.

— Пять недель, — пробормотал я и добавил, после небольшой паузы: — Человек может протянуть без еды пять недель!

— О! — воскликнул Свэн громко. — Это-то, может, и так! Но я-то — кобольд!

— Ну и что? — не понял я. Видимо, с голоду чуть поглупел…

— А то, — сказал Свинкер, снова успокаиваясь, — что пригнуться вам надо, а то грифоны сожрут.

Я тут же, без вопросов, упал на живот. Как раз вовремя: прямо над загривком пронеслась хищная зверюга.

Ошибается тот, кто считает, будто у грифонов львиные лапы. На самом деле это мощные птичьи когти, способные ухватить любую жертву, будь то маленькая мышь или большущий огр. Конечно, с поднятием огра грифон вряд ли справится, но человека, пусть и толстого, как бочка, в гнездо к себе утащит за милую душу.

— Проклятые стервятники! — пробормотал я, подхватывая лежащий возле бэгов арбалет. Конечно, болт вряд ли причинит твари ощутимый вред, но попробовать стоит.

Что ж, милая Жужелица, постреляем теперь по двум большим пташкам! Кобольд тем временем уже орудовал молотом.

Жаль только, фенрировы грифоны не слишком от этого страдали: волшебное оружие свистело над их головами и крыльями, но, словно по закону подлости, вечно пролетало мимо. Хотя нет, у одной твари правая лапа поджата под брюхо! Но это ведь лишь одна лапа из четырех!

Птахи идти в ближний бой уже не решались. Кружили над землей, уклоняясь от молота, и играли с кобольдом — ждали, когда устанет.

А силы у голодного свина кончились быстро: молот снова сделал круг по небу и, вернувшись в руки хозяина, там и остался. Степняк распластался на земле, тяжело дыша, весь в горячем поту. Похоже, он уже сдался.

Грифоны радостно закудахтали и ринулись вниз, Чтобы завладеть драгоценной добычей.

Недолго думая, я направил арбалет на одну из птах и нажал спусковой крючок.

Капризная девушка судьба, похоже, все же решила дать нам шанс на спасенье: болт влетел прямо в широко раскрытую пасть грифона и…

Бах! — тварь разорвало на части, обильно измазав нас кровью и перьями. Я с отвращением выплюнул попавшую в рот набивку для подушек.

Кобольду повезло меньше: отчаянный бросок молота навстречу последней твари прошел в считанных сантиметрах от ее головы. Грифон победно закричал и завис над полумертвым от ужаса степняком, наслаждаясь триумфом.

Это его и подвело: молот, возвращаясь обратно, прошил тварь насквозь и замер в рефлекторно выставленной навстречу руке хозяина. Мертвый грифон кулем рухнул на Свэна, придавив его внушительной массой. Я тут же бросился к пришибленному свину и стащил окровавленную тушу.

— Вот и пожрем, — разлепив пересохшие губы, простонал Свэн и прикрыл глаза.

— Ты чего, спать собрался?! — возмутился я. А перья чистить кто будет? Я, что ли?

Степняк, казалось, умер: грудь его не вздымалась как прежде, и на слова мои кобольд никак не реагировал.

— Свэн! — неуверенно повторил я.

Он молчал и не двигался.

— Свэн! — Локи, да он умер, похоже!

И тут громкий храп разрезал тишину полуденной Степи.

Подумав, я решил не будить пережившего шок бедолагу. Вооружившись ножичком, пододвинул к себе тушу и начал медленно и тщательно счищать с нее перья.

Не знаю, сколько мне понадобилось времени, чтобы счистить все до последнего пера, но случилось это уже после полудня. Голову грифона я выбросил за ближайший холм (а вдруг у них мозги ядовитые?), а львиное тело разрезал на куски и, разведя огонь, бросил их в котел — вариться.

Спустя полчаса запахло так вкусно, что мой желудок взвыл голодным волком и потащил меня к котелку. Тут же проснулся «зверски уставший» Свэн, видимо, тоже почуявший этот волшебный аромат. Мы съели по четыре кусочка каждый, остальное сложили в рогожу и сунули в бэг — на потом. А сами, разморенные на предвечернем солнце, улеглись смотреть в небо, на бегущие облака.

— Знаете, мастер Гриф, — сказал кобольд неожиданно, — я все никак не пойму, кому понадобилась эта статуэтка, за которой мы едем?

— Коли б я знал! Меня в такие тайны не посвящают — все делается только через главаря.

— А, может, этой статуэтке лучше остаться там, где она сейчас лежит?

— Не городи чепухи, Свэн! Не будет статуэтки — не будет денег. Не будет денег — все путешествие теряет смысл. А без денег долго в Тчаре не проживешь!

— Вы думаете только о деньгах, мастер. Это плохо.

— А о чем мне думать? Об этих самых ограх, которые, встреть они меня на темной дорожке, сожрали бы вместе с костями?!

— Хотя бы о них!

— Сколько лет жили без статуэтки — и сейчас проживут!

— А их ведь очень мало осталось, мастер.

— Кого? Статуэток?

— Огров.

— И что?!

— По преданиям орков, когда на земле не останется огров, их кровные соперники великаны оседлают драконов и отправятся в Валгаллу. И наступит Конец Времен — Рагнарек.

— Ты веришь в эти сказки? — я презрительно фыркнул, хотя услышанное и удивило меня.

— Это не сказки, мастер. Великаны иногда летают в Валгаллу, но по одному, по двое — не больше: огры не пускают их туда, ставят магический барьер. Кто-то говорит, что им сила статуэтки помогает — удачу дает. Не станет огров — не станет и Валгаллы, не станет и всей Капаблаки.

— То есть ты предлагаешь мне не красть этого проклятого болвана только для того, чтобы спасти тупых огров и не дать твоим предсказаниям сбыться?

— Да. Я давно хотел вам это предложить. Только времени все не было.

— А что же мне делать с моей Гильдией, Свэн? Если я не выполню заказ, меня просто убьют!

— Оставайтесь у нас. Мои собратья не убивают близких друзей из-за кругляшей.

— Спасибо, конечно, но такая жизнь не по мне. В Тчаре у меня дом, огород, невеста, в конце концов. Я, может, после этого дела и вовсе с воровством завяжу… после этого задания. А ты тут…

— Ее ведь Лин зовут? — вдруг спросил кобольд. Я кивнул:

— Да. Стерва еще та! Но такая красавица…

— Ну, так оставьте статуэтку себе. Не отдавайте ее злым людям!

— Знаешь, я не верю во все эти талисманы удачи. Значит, никакая статуэтка мне не нужна. К тому же я не вижу выхода: если я не принесу статуэтку, умрет моя девушка. Чтобы девушка осталась жива, придется украсть болвана. Замкнутый круг.

Свэн не нашел, что ответить.

Еще одно утро в Степи…

Зорок Ночной Вихрь, вождь клана Сломанного Топора, в сопровождении десятка лучших берсеркеров объезжал свои владенья. Орк любил подобные прогулки, любил бешеную скачку волков. Любил Степь. Возможно, эта любовь и стала причиной избрания его вожаком клана; поэтому кобольды и сухожилы присоединились к возрождающейся Орде, численность которой пока что была смехотворна — не более тысячи топоров. Даже в отступившем клане Великанской Поступи воинов насчитывалось вдвое больше. О многочисленных войсках Орагара, с которыми Орда и собиралась соперничать, и вовсе речи не было.

Зорок погладил рукоять висящей за спиной секиры. Мечи орки не признавали и презирали глупых людишек, делавших из клинка культ. Зеленомордые даже придумали специальное испытание для молодых орков, желающих показать свою удаль. Испытуемый брал в руки меч и пытался с трех попыток сломать его напополам. Если удавалось — он становился настоящим мужчиной, нет — должен был ждать следующего года.

Однако об этом Зорок, конечно, не думал: имелись у него проблемы и поважнее. Например, дымок костра, курящийся за грядой холмов к востоку. Ночной Вихрь гортанно вскрикнул, и преданный волк Хросек поддержал хозяина долгим воем. Берсеркеры тут же напряглись и уставились на вождя, ожидая новых указании.

— Туда!

Орки радостно ощерились топорами и с улюлюканьем понеслись в указанную сторону, вслед за своим вождем. Виноватых покарать-порубить! Пусть знают — не след соваться им в Степь!

Утро в осенней Степи — самое холодное время суток!

Я, дрожа всем телом, протянул руки к костру. Зубы отбивали частую дробь, а кожа вся покрылась противными мурашками. Даже мой походный плащ не спасал от разошедшегося ветра. И уж тем более он не грел.

Свэн же, как ни в чем не бывало, игрался с молотом, подкидывая его вверх и хватая.

— Тебе что, и не холодно даже? — спросил я, подбрасывая в костер припасенный хворост.

— Нет.

— Вот свинья… — пробормотал я.

Свэн моих слов не услышал: он всецело был занят любимым молотом.

Неожиданно я услышал протяжный крик, который вскоре слился с волчьим воем. Неужто орки учуяли?

Вой утих, и я обрадовался, что все кончилось так быстро. Но на самом деле ничего не кончилось: на смену крикам пришел гул бега, словно в сторону нашей остановки направлялась целая стая серых хищников.

— Свэн, — позвал я кобольда.

— В чем дело, мастер Гриф?

— Ты… слышишь?

— Что?

«К нам кто-то бежит!» — хотел сказать я, но те, кто бежал, оказывается, уже были здесь.

На холме, ровным строем, расположился десяток орков — злых, зеленых, на больших серых волках. В середине и чуть впереди стоял, наверное, их вождь: волк под ним был черней ночи, а самого сидящего на нем зеленомордого хватило бы по крайней мере на троих меня.

— Оглянись, — прошипел я кобольду, не отводя взгляда.

Свэн послушно повернул голову и… довольно хрюкнул.

— Свинкер, что ли? — вождь не поверил глазам.

— Да, Свинкер, мой вождь! — радостно воскликнул мои приятель.

— Что будем делать, мастер Зорок? — спросил один из воинов, преданно глядя орку в глаза. Я невольно восхитился: столько верной любви было в его взгляде, столько подобострастия! Заставить так себя обожать не смог бы даже прошлый король Орагара, да пребудет его душа в Валгалле.

Каким же должен быть вождь, чтобы воины умирали с его именем на устах и засыпали с его образом перед глазами?

Наверное, он должен быть Лидером. Настоящим, с большой буквы.

— Этот, — Зорок кивнул в сторону кобольда, — свой. Что с ним за человек и как он осмелился притащиться в Степь — не знаю. Думаю, однако, что достойный сын рода Свинкеров не станет скрывать от нас имя своего друга и цель его приезда в Степь, — что и говорить, красноречивые орки — редкость. Но после дремофор-маньячек и троллеи-рыцарей меня этим уже не удивишь.

Воин согласно кивнул, хотя понял из всего сказанного, наверное, только: «Кобольд — наш, человек — не знаю». Остальное его зеленые уши принимать отказались, отсеяв лишние слова шелухою от зерен.

— И что с ним теперь делать? — Видимо, воин имел в виду меня.

— Пусть подойдут. Оба, — велел Зорок и кивнул нам.

Я быстро глянул на кобольда: он был спокоен как никогда. Значит, и мне не стоит волноваться.

— Приветствуем вас, путники! — громко сказал Зорок, который вождь.

Кобольд учтиво поклонился в пояс:

— Мы тоже приветствуем вождя Сломанного Топора!

— Кто — мы? — нахмурился тот любопытный воин.

— Я — Свэн из рода Свинкеров, а это мой спутник — мастер Гриф. — Кобольд кивнул на меня.

— Ну, тебя-то я признал. А вот кто такой этот мастер Гриф?

— Это я. Разве не понятно? — Я сделал шаг вперед.

— Зачем ты приехал в Степь? Я закусил нижнюю губу.

— Я не могу сказать это сейчас. При всех твоих воинах.

— Что это значит? — нахмурился Настырный и потянулся к висящей за спиной секире.

— Ладан! А ну оставь! — прикрикнул на него вождь. — Я сейчас этой секирой…

Молодой орк, устыдившись своего глупого гнева, опустил голову. Бьюсь об заклад, он бы покраснел, если кожа его была бы не зеленой, а белой, как у людей:

— Простите, мастер Зорок…

— Простите! — Зорок презрительно фыркнул. — Почему ты отказываешься говорить? — это уже мне.

— Я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, это слышал.

— Ах ты… — Ладан снова начал заводиться, но Зорок поднял руку и сказал:

— Мы будем разговаривать с ним в моем шатре. В селенье!

Видно было, что орки разочарованы подобным исходом. Им бы больше пришлось по душе, если бы я вдруг заорал: «Смерть зеленорылым!» и, выхватив Секач, бросился вперед. Случись так, орки живо словили бы меня, привязали веревкой к спинам двух волков и пустили тех в бег, а сами стояли в стороне и радостно хлопали в ладоши, словно дети, наблюдающие за представлением бродячего театра.

Нет уж, не надо мне такого счастья! Даже обычные заявления типа «я Ловкач» или «ворую» могли пробудить в зеленых чувство ненависти, которое не остановит и Зорок. Лучше уж подождать до шатра, а там, может, и поесть дадут чего?..