Чтение 11–й страницы книги ~Чистовик~

– Ага. – Теперь я понял, что имел в виду Цебриков, говоря, что я «иду через таможню». Так может быть, и в Орысултане в ходу вовсе не русский язык? – Спасибо. Что-то я растерялся…

– Давай, давай, отец отваги! – Андрей подтолкнул меня к дверям. – Не мешкай, неудобно заставлять людей ждать.

Я вышел из таможни, и дверь за моей спиной тут же захлопнулась. Тяжело лязгнул засов.

Девушки в полосатой форме строго смотрели на меня. Песики игриво крутили хвостиками. Марко улыбался.

– Здравствуйте, – сказал я. – Скажите, а эти собаки – йоркширские терьеры?

– Отчасти, – кивнул Марко. – Считаете их несерьезными охранниками?

– Ну… если только от мышей…

Марко посмотрел на одну из девушек:

– Капрал, покажите гостю, как работают наши милые пушистые крошки.

Девушка кивнула. Отдала свою смешную (конечно, если не обращать внимания на острый листовидный наконечник) пику подруге. Шагнула ко мне, протянула руку:

– Дайте вашу куртку, пожалуйста.

Голос у нее был нежный, тоненький. Таким голосом надо признаваться в любви.

Я пожал плечами и снял куртку. Здесь было тепло.

– Она вам очень дорога? – поинтересовалась девушка.

– Нет. Не очень.

– Это хорошо.

Девушка покачала куртку на руке – собачка у ее ног пристально следила за каждым движением. Потом скомандовала:

– Убей.

И подбросила куртку в воздух.

Собачка словно распласталась на брусчатке – а потом взмыла в воздух. Может быть, на такой прыжок был бы способен кот – очень сильный, матерый дворовый кот. Но и то вряд ли – собачка вцепилась в куртку на высоте метра в полтора, а то и в два. Вместе с курткой песик рухнул вниз – и клацающий, щелкающий зубами, рычащий комок покатился по мостовой. Во все стороны летели обрывки ткани, я как-то раз видел такое, когда дворник во дворе старой, разболтанной газонокосилкой наехал на какую-то ветошь. Прошло секунд десять – и песик отскочил от куртки.

Впрочем, называть это располосованное на ленточки тряпье одеждой не рискнул бы самый непривередливый бомж.

– Мама родная, – сказал я.

Песик задорно гавкнул и побежал к хозяйке. Та погладила его (не сводя с меня взгляда), потом достала из клоунских штанов кусок сахара-рафинада и дала собаке.

– Если его не оттащить от врага, то он перегрызает позвоночник за десять—пятнадцать секунд, – сказал Марко. – Впрочем, если шея защищена, то он сосредоточится на лице.

– Что вы… как вы сделали это… – прошептал я.

Я люблю собак. У меня у самого скай-терьер Кешью, сейчас он гостит у родителей. Собаки, конечно, не игрушки. В них, даже самых маленьких, кровь волков, и они умеют драться – и за себя, и за хозяев. Но есть собаки-бойцы, есть собаки-охотники, а есть собаки-друзья. Боевой йоркширский терьер – это такой же абсурд, как… как монахиня-спецназовец?

– Их вывели в монастыре в Йорке, где наши отважные гвардейцы учатся защищать Конклав, – сказал Марко, с любопытством глядя на меня. – Истинное добро не должно быть беззащитным, верно?

– Верно, – сказал я. – Ну, то есть я всегда так думал. Но… они же такие милые…

– Девушки?

– Собачки… хотя и девушки тоже… – Я смешался.

– Они остались милыми. Можете погладить, пес вас не укусит… без разрешения.

– А девушки? – спросил я.

Капрал улыбнулась и ответила сама:

– Вот уж не знаю. Но я советую не проверять.

Марко засмеялся.

– Идемте, идемте, Кирилл. Надеюсь, вас не смутило это маленькое представление? Нашим друзьям совершенно не о чем беспокоиться. А вы ведь друг?

– О да, – сказал я, глядя на собачку. – Без всякого сомнения!

Есть люди, которые умеют просить. Во-первых, это профессиональные нищие – не согбенные старушки, протягивающие за подаянием руку где-нибудь у магазина, а те, для кого побираться – профессия, занимающие места у церквей и кладбищ, в парках среди гуляющей публики и рядом с ресторанами, где подвыпившие кавалеры не преминут произвести впечатление на даму. Во-вторых, это прирожденные любители ездить на чужой шее – все мы знаем таких, а порой и дружим с ними: списывающими уроки в школе («ты алгебру сделал?»), пропускающими пары в институте («прикрой меня, ладно?»), опаздывающими на работу («скажи шефу, что я с утра тут кручусь»), зовущими нас на дачу («вскопаем огород – и шашлычок с пивком, ага?»). И мы брезгливо морщимся, но все же подаем первым, мы ругаемся вполголоса, но все же помогаем вторым. В конце концов, у нас всегда есть возможность отвернуться от нищего или отказать слишком уж надоедливому приятелю.

Но есть и третья категория профессионалов. Самая ужасная, ибо от нее не скрыться.

Это политики.

«Народ должен поддержать нашу партию!»

«Пенсионеры должны потуже затянуть пояса!»

«Шахтеры должны войти в нашу ситуацию!»

«Партнеры должны учитывать наши интересы!»

«Предприниматели должны подумать об интересах государства!»

И от этих просьб никому уклониться не удается. Народ поддерживает, пенсионеры затягивают, шахтеры входят, партнеры учитывают, предприниматели думают.

Потому что эти просьбы на самом-то деле имеют силу приказа. Это просьба ленивого нищего с пистолетом в руке.

Я никогда не был нищим, не умел списывать и плевать хотел на политику. Но сейчас мне предстояло выступить в роли просителя, причем во всех ипостасях – и нищим, умоляющим о милостыне, и приятелем, жаждущим помощи, и политиком, пытающимся заключить выгодное соглашение.

Не мое это! Совершенно не мое.

Но куда деваться-то?

Единственный мой шанс избавиться от пристального внимания арканцев, отстоять свое право быть собой – это уговорить правителей Тверди помочь нам. И не просто помочь, а помочь бескорыстно, не превратив нашу Землю, наш отсталый Демос, в еще один мир «схоластической теократии». Потому что девушки-гвардейцы с пушистыми убийцами на поводках никак не вписывались в мое понятие счастливого общества.

В Риме я не был, о Ватикане имел представление лишь из какого-то глупого фильма, где злодеи пытались взорвать сердце католической церкви бомбой из антивещества. Так что сравнить, была ли обитель Конклава похожа на обитель Папы Римского, я никак не мог. Но, наверное, сходство было – я уже убедился, что многие вещи в мирах Веера остаются неизменными, даже если расхождение миров случилось довольно давно.

Огромный собор походил на собор Святого Петра. Наверное, походил. Но увидел я его лишь мельком, когда меня посадили в большую закрытую карету. В ней я теперь и ехал в обществе двух девиц в мундирах из галлюциногенного сна Микеланджело, двух милых терьеров из кошмарного сна Босха и представителя Конклава Марко.

– Очень рад, что вы появились именно на моем дежурстве, – добродушно сообщил Марко. – Мы нечасто контактируем с функционалами, знаете ли. Я пять лет служу в охране таможни и общался с Андреем раз десять… никак не больше.

– Вы не любите функционалов?

– А вы?

– Не очень, – признался я. – Меня сделали функционалом без спроса. А потом убили мою девушку, преследовали меня… Но это мои личные проблемы. У вас, наверное, какие-то иные основания для нелюбви?

– Конечно. Сугубо практические, то есть религиозные. – Марко задумался на миг. – Вы, наверное, представляете нас какими-то религиозными фанатиками, которые приняли функционалов за бесов?

– Ну… – Я смутился.

– Наверняка именно так и думали. Но вы ошибаетесь. Мы вполне разумные и веротерпимые люди. Да, святая христианская вера – основа нашего общества, она объединяет все государства, служит своего рода… – он прищелкнул пальцами, – сверхгосударством. Идеологическим сверхгосударством.

– А я думал, что у вас одно государство на всю планету.

– Нет, что вы. Это не очень разумно и неудобно для управления. Как силой увязать между собой противоречия экономических интересов, разницу культур, обычаев, нравов? Единая империя, Царство Божье на Земле, может сложиться только постепенно, эволюционным путем, по мере умягчения нравов, смягчения жизненных тягот, растворения между собой народов и языков. Да, это наш идеал, но он еще далек от достижения. Я вас удивлю, но у нас – свобода совести.

– Да? – Я и впрямь удивился.

– Конечно же. Многие арабы и азиаты исповедуют магометанство, иудеи упорствуют в своей ветхой вере, славяне… кстати, вы же славянин?.. спорят с Конклавом по целому ряду обрядов и даже имеют своих, не признанных другими народами святых. Есть, и я не побоюсь этого слова, атеисты, безбожники! О, проблем и сложностей хватает! Случаются и войны, даже между братьями во Христе.

– Тогда нам будет проще понять друг друга, – сказал я. – Мне казалось, что у вас все гораздо жестче… Так почему же вы так не любите функционалов? За то, что они навязывают вам свою волю?

– И это не проблема. – Марко усмехнулся. – Пусть бы попробовали навязать… спор есть непременное условие развития. Нет, Кирилл. Нас возмущает и оскорбляет то, что функционалы извратили свою божественную природу. Отказались от того, что дано Богом, и обратились к тому, что идет от дьявола. Не в буквальном смысле слова, конечно, хотя от появления функционалов явственно попахивает серой…

Он опять улыбнулся. Ну просто очень прогрессивный священник. Все время дает понять, что его не надо понимать слишком уж буквально.

– Но вы же сами экспериментируете с биотехнологиями. Меняете животных…

– Животных, Кирилл. Исключительно животных. Они не несут в себе образа Божьего, и потому человек вправе их улучшать, выполняя волю Творца.

– Ага, – глубокомысленно сказал я. – Так вся суть в том, что функционалы стали… сверхлюдьми?

– Нелюдями! – Марко поднял палец. – И это уже не божественная воля. Между дарами Бога и искушениями дьявола всегда есть одно явное различие. Чудеса Господни ничем не ограничены, ибо и силы его безграничны. Если святой человек может исцелять, то он сможет исцелять в любой момент. Ну или не сможет – будь на то воля Господа. Искушения дьявола механистичны. Есть четкая грань, есть механические запреты и правила: если исцелять, то только пятерых в день, или только в полнолуние, или только совершив жестко оговоренный обряд…

– Поводок, – сказал я. – Поводок функционалов, который привязывает их к функции…

– Правильно! – радостно воскликнул Марко. – Это и есть признак дьявола. Нечистый не способен давать без ограничений, его «подарки», – последнее слово было произнесено с нескрываемым презрением, – всегда имеют свои рамки, его щедрость исчислена, его возможности отмерены. Дьявол силен, но его сила конечна. Конечно же, функционалы – не нечистая сила, а лишь люди. Бывшие люди, искаженные нечистой силой.

Я помолчал. Спросил:

– Так вы серьезно верите в дьявола?

– Как я могу верить в Бога и не верить в дьявола? – вопросом ответил Марко.

Боевой йоркширский терьер справа от меня звонко тявкнул. Наверное, на свой лад обругал козни дьявола.

А я замолчал.

В чем-то Твердь оказалась не столь пугающа, как я боялся. Но с другой стороны, я окончательно понял, что договориться с ними будет ох как непросто. Когда помимо двух сторон в переговорах незримо участвуют Бог и дьявол – это очень, очень трудные переговоры…

Для мира, в котором все пришельцы из других планов бытия считались вольными или невольными пособниками дьявола (да, да, огромное спасибо, что не бесами!), со мной обращались просто великолепно. В карете мы ехали не больше получаса, выгрузились в закрытом дворике с увитыми виноградом стенами и фонтаном, журчащим в маленьком бассейне. Во дворик выходили окна и балкончики двухэтажного здания – уютного, солнечного, с пробивающейся из щелей между камнями травой. Было тихо, словно город остался вдали, только стрекотали цикады. Мне сообщили, что это здание – моя резиденция на время пребывания в Тверди, осведомились, не соблюдаю ли я сейчас пост, а если нет, то чем желаю отобедать. Девушки-охранницы остались на первом этаже, Марко с видимым сожалением откланялся – ему было необходимо продолжить дежурство у таможни. А я поднялся на второй этаж и с любопытством обошел выделенные мне комнаты.

Все окна, как я и подозревал, выходили только во внутренний дворик. Резиденция все-таки несколько смахивала на комфортабельную тюрьму. Но внутри было очень хорошо – просторные светлые комнаты, старый прохладный паркет на полу, пастельных тонов шпалеры на стенах, несколько картин – натюрморты и буколические пейзажи. Второй этаж занимали три спальни (можно было разместить небольшую делегацию), три ванные комнаты – две маленькие, а одна гигантская, с большой мраморной ванной и душем непривычной конструкции: вместо лейки вода низвергалась на голову каскадом из широкого бронзового раструба. Еще была просторная гостиная с креслами и столиками, курительная комната (я не ожидал, что в Тверди курят, и был приятно удивлен коробкой сигар и несколькими пачками папирос без фильтра) и небольшая библиотека.

Вот как раз библиотека меня наиболее потрясла. У меня сложилось ощущение, что книги тщательно отобраны, чтобы не давать посетителям лишней информации, но кое-что все-таки прорывалось – и вызывало оторопь.

К примеру, очень уважаемым автором, судя по роскоши изданий, здесь был Вольтер. Многотомное издание в коричневом кожаном переплете, было украшено тисненной золотом цитатой «Надо возделывать наш сад» и изображением обвитого лозой креста на обложках.

На нашей Земле этого остроумного вольнодумца никто бы не причислил к друзьям церкви. Мой отец почему-то очень ценил этого писателя, я же читал только «Орлеанскую девственницу», да и то в подростковом возрасте, соблазненный словом «девственница» и обилием веселых скабрезностей. Помнится, что кто только в этой книге не мечтал поиметь отважную Жанну д’Арк – от злобного Гермафродита и до ее собственного осла. Пролистав местный вариант «Орлеанской девственницы», я понял, что держу в руках совершенно другую книгу. Такую, наверное, мог бы написать Толкин. Героический эпос в стихах, ну никак уж не сатира.

Штук пять других книг были знакомы мне только по названию. Но я, к примеру, был твердо уверен, что хоть у нашего Вольтера и есть книга «Мемнон, или Человеческая мудрость», но она никогда не объединялась в дилогию с книгой «Ахилл, или Человеческая глупость».

Нашел я и Диккенса, и Свифта, и Гюго, и Достоевского. Опять же, я не такой уж любитель классической литературы, но мне кажется, что Гулливер совершил четыре путешествия, а не семь. Во всяком случае, про «Путешествие в Дагому», «Путешествие в страну Кьенк» и «Путешествие в Гаргенлог» я ничего не слышал.

Да и у Достоевского есть «Бесы», но разве это он написал роман «Ангелы и демоны»?

Кстати, вывод, который напрашивался сам собой, был довольно-таки позитивным: в Тверди писатели сочиняли другие книги, но их было больше .

Целая полка была занята детскими книгами, словно здесь рассчитывали принимать семьи с детьми. «Пиноккио» мне показался очень похожим на оригинал, а вот «Волшебник страны Оз», похоже, вовсе не воспевал приключения в волшебной стране. Скорее уж предостерегал от любых контактов с чужаками из иных измерений… Впрочем, чему тут удивляться?

Я поискал «Гарри Поттера», мне было ужасно интересно, какой стала бы история мальчика-волшебника в этом мире. Но, видимо, расхождение истории зашло слишком далеко. Может быть, здесь Роулинг вообще не родилась, может быть, стала счастливой многодетной домохозяйкой, а может быть, в их кафе просто не в ходу были бумажные салфетки.

С некоторым сожалением я вышел из библиотеки, прихватив с собой лишь томик афоризмов Монтеня. Когда не знаешь, в какой момент придется бросить читать книгу, лучше всего взять что-то очень короткое. Закурив папиросу (табак оказался неожиданно легким), я принялся читать. Интересно, следят за мной или нет? Техника у них не развита, но для настоящих мастеров всегда было достаточно дырочек в стене, зеркал и грамотно рассчитанных слуховых труб.

В курительную вошли, когда я наслаждался фразой: «Невозможно вести честный и искренний спор с дураком».

– Храни вас Бог, друг мой.

Я вскочил, откладывая книгу и одновременно гася папиросу. В курительную вошел (позади мелькнули и тут же скрылись цветастые мундиры) пожилой человек в ярко-красной мантии и красной же шапочке. Морщинистый, чисто выбритый, волосы седые, но глаза блестят живо, как у молодого.

Кардинал?

На руках человек держал мирно дремлющего терьера. Лицо очень интеллигентное, умное… впрочем, дураки на таких постах нигде и никогда не встречаются.

– Ваше преосвященство… – неожиданно для самого себя выпалил я, вспомнив не то книжку, не то фильм про трех мушкетеров и их честолюбивого гасконского друга. И неумело поклонился.

Кардинал испытующе смотрел на меня. Потом кивнул.

– Да, ты прав. Мое имя – Рудольф, я один из кардиналов Конклава. Мир тебе, Кирилл из Демоса. Ты пришел к нам кружным путем, ты напуган, ты не привык к своей миссии. Но ты полон желания довести ее до конца… значит, считаешь ее важной. Садись.

Мы уселись друг напротив друга. Я, обжигая пальцы, придавил упрямо дымящийся окурок.

– Можешь курить, – усмехнулся кардинал. – Пусть лучше ты чувствуешь себя спокойнее, чем нервничаешь, борясь с пороком. Если Господь создал табак, то для чего-то он это сделал.

– Я пришел с посланием от Земли-два, – сказал я. – Демоса, как его еще называют.

– Кого ты представляешь? – спокойно спросил Рудольф.

– По большому счету – только себя и своего друга, – сказал я.

– И кто твой друг?

– Куратор нашей Земли.

Пальцы кардинала, поглаживающие шерстку йоркшира, вздрогнули и остановились.

– Интересно, – сказал кардинал. – Крайне интересно. Ты сильно ограничен во времени?

– Все мы ограничены, – сказал я. – Но на рассказ время есть.

– Тогда рассказывай с самого начала, – сказал Рудольф. – Начни с себя.

– Я – Кирилл, – сказал я. – Кирилл Максимов. Жил в Москве, в России. Это столица нашей страны… да в общем-то не важно. – Учился в школе, потом в МАИ… это авиационный институт. У нас есть такие машины, самолеты, они летают в воздухе…

– Мы представляем себе твой мир, – улыбнулся кардинал. – Рассказывай, я сам попрошу пояснений, если что-то будет непонятно.

– Ага. Вот, учился, потом бросил… ну, как-то не очень интересно стало, то есть интересно, но не очень перспективно. Пошел работать в компьютерную фирму… ну… продавцом, если честно.

– Достойный труд, как и любой труд, если он честен, – серьезно сказал кардинал.

– Я жил один, у меня была девушка, но мы поссорились… Однажды я пришел домой и вдруг увидел, что дверь моей квартиры открыта…

Постепенно я успокаивался. Может быть, потому, что мой странный собеседник (если вам часто приходится болтать с кардиналами из другого мира, то слово «странный» я беру назад) умел слушать. Это для священников и политиков важное умение, а он все-таки был и тем, и другим.

И я рассказал, как меня «стерли» из нашей реальности. Как я стал таможенником. Посетил чужие миры. Потом решил докопаться до правды – кто же все-таки управляет функционалами. Как попал в Аркан, как на меня стали давить, как убили девушку, в которую я влюбился, как меня попытался убить друг, как я узнал, что он куратор, как я снова скитался по мирам, как мы с Котей помирились и решили действовать вместе…

Нам дважды приносили чай и кофе – я пил кофе, а кардинал предпочел чай. Поставили на столик вазочки с фруктами и орешками. Недовольно поморщившаяся девушка в форме от Микеланджело сменила мне пепельницу.

Изредка кардинал задавал вопросы. Я не удивился тому, что его очень заинтересовал Аркан, но почему-то его любопытство вызвал еще и Янус. А вот моим миром и Верозом он не интересовался. Неужели на Земле есть агенты Тверди?

Наконец я выдохся. Судя по сумеркам за окном, проговорили мы часов пять-шесть, не меньше.

– Интересная история, – сказал Рудольф. – Очень интересная… Итак, ты – бывший функционал с какими-то непонятными остатками способностей, и твой друг – куратор, главный функционал Демоса, с частично утраченными способностями, хотите… – Он сделал паузу. – Весь вопрос в том, чего именно вы хотите. Защититься от Аркана и стать обычными людьми?

– А возможно ли защищаться от Аркана, будучи людьми? – вопросом ответил я. Весь предварительно продуманный план разговора вдруг показался мне наивным и неправильным.

– Но ведь мы – смогли.

– Но как? Как вы находите порталы в ваш мир, как определяете эмиссаров Аркана? Нет, я не допытываюсь, – торопливо уточнил я. – Не считайте, что я хочу чего-то разведать… хотя хочу, конечно, но не это главное. Но объясните, как и почему вы победили Аркан? Вы не обязаны мне верить, но ведь вы можете сказать что-то, для арканцев не тайное, что поможет нам в борьбе?

– Опять же вопрос – к чему приведет ваша борьба, – вздохнул кардинал. – Кирилл, наш мир, волей ли Бога, кознями ли дьявола – да, я допускаю и последнее, ведь дьявол ограничен и не всеведущ, он мог желать нам зла, но милость Господа обратила это зло в добро… так вот, наш мир – религиозен.

– Уже заметил, – не удержался я от иронии.

– А вера в Бога всегда имеет в себе еще одну составляющую – веру в дьявола. Да, именно, Марко рассказал мне про ваш разговор… Мы всегда были готовы к чему-то подобному. К искушению. К тому, что к нам придут – и посулят златые горы, а взамен попросят лишь расписаться кровью на бумажке… Поэтому мы и узнали о функционалах. Те, к кому приходили, иногда рассказывали. А те, кому рассказывали, – верили. И мы стали искать выход. Ваш мир любит бездушные машины. У нас все случилось по-другому, мы меняли живое вокруг нас – растения, животных… мы не трогали только себя. И наша биологическая наука сделала то, чего пока не может ваша технология, ваши компьютеры, лазеры и космолеты… – Он выговорил эти слова четко, но они все равно звучали как-то чужеродно. – Мы создали то, что позволяет видеть чужаков…

Кардинал поднял руку к лицу. Коснулся кончиками пальцев глаза, поморгал, будто снимая контактную линзу.

И протянул ко мне ладонь с блестящим комочком трепещущего прозрачного желе.

– Что это? – прошептал я.

– Неофициально это называется «глаз ангела», – ответил кардинал. – А официально – «спектрально-анализирующая линзовая медуза». Это действительно медуза… точнее, ее предки были медузами. Крошечный комочек прозрачной плоти из волн мирового океана. Вначале ее пытались приспособить в качестве обычных очков. У вас есть такие штуки из пластиковой массы.

– Контактные линзы, – кивнул я, не отрывая взгляда от медузы. Трогать ее не хотелось, да кардинал и не настаивал. Он снова вернул комочек протоплазмы в свой глаз, поморгал.

– В качестве замены очков медузы не прижились. Очень уж нежны и дороги. Они могут прожить несколько месяцев, если их регулярно выпасать в аквариуме с питательным планктоном, но все равно очень и очень нежные существа… Зато выяснилось, что, изменив их должным образом, можно увидеть скрытое ранее. Например – тепло.

– Обалдеть, – только и сказал я, глядя в глаза кардинала. Теперь понятно, откуда задорный молодой блеск. – Живые инфракрасные очки…

– А можно увидеть и более тонкие световые волны. Ультрафиолет, так?

Я кивнул. Я уже ничему не удивлялся.

– Так вот одна из разновидностей «глаза ангела» позволяет отличать функционалов от обычных людей. Функционалы излучают сложные гармонические колебания. Это излучение идет от головы, точнее – от гипофиза. Экранировать колебания обычным образом невозможно… мы надеемся, что невозможно. Бывшие функционалы вроде тебя меняют свой спектр излучения, но тоже остаются не-людьми.

– Возвращаются обратно, но не до конца?

– Нет. Переходят в какое-то третье состояние.

– А что за излучение? Радиоактивное, электромагнитные волны…

– Нет. – Кардинал улыбнулся. – Нет. Но это уже те вопросы, на которые я не стану отвечать. Даже если поверю тебе до конца. Ты можешь быть другом, но и друг способен предать или выдать информацию под пытками.

– Я и не настаиваю, – с обидой сказал я. – Так… интересно стало. А порталы? Ну, не только порталы, вообще – функции?

– Они тоже излучают, – небрежно сказал кардинал. Слишком небрежно, чтобы это было сказано случайно.

– Они… живые? – воскликнул я.

– А как вы думаете, молодой человек? Если за ночь какая-то старая каменная башня вырастила вам мебель и покрасила стены, то как это получилось? Маленькие сказочные гномики постарались?

Меня передернуло. Потом я сказал:

– Тогда «поводок» функционала…

– Это его пуповина, – кивнул Рудольф. – Невидимая энергетическая пуповина. Если отойти слишком далеко, то она рвется.