В общем, занятие нашлось для всех. Директор фирмы «Роксойлделети» по маркетингу старательно начищала золотые побрякушки, иногда привлекая к себе в помощь Тарию. Но все же «младшая жена» большей частью занималась стряпней, умело разбираясь со взятыми в дорогу продуктами, и следила за огнем. Олег стоял у руля, не позволяя плоту налететь на берег, а река текла, текла и текла, даже не замечая, что ее оседлали трое маленьких существ, прихвативших с собой изрядный, по их мнению, груз.
Русло иногда сужалось почти до ширины плота, и вода с шипением и брызгами проносилась по расселинам меж высоких скал, иногда растекалась метров на пятнадцать и принималась лениво петлять по просторным долинам. В таких случаях на сотни метров по сторонам колыхались заливные луга. Во все остальное время путники видели только плотный, как стена, сосновый лес, лишь изредка разрываемый отвесными скалами, за которые не удавалось зацепиться даже тонким травинкам. Пару раз настроение портили дожди. Но погода стояла теплая, так что Олег просто раздевался, чтобы потом натянуть сухое, а девушки прятались под кошму – и останавливаться не приходилось.
На четвертый день их река слилась с другой, столь же широкой. Середин обрадовался, думая, что уж теперь-то точно попал в Белую – но спустя два дня течение вынесло плот в величавые воды еще более солидного потока. На этот раз ведун зарекаться не стал – мало ли что? В Башкирии он никогда не был и, как выглядит их главная река, не знал. Может, она и вовсе с Волгу шириной? Тогда все еще впереди.
– Ты смотри, получается, – наконец признала Роксалана, любуясь сверкающим в солнечных лучах колье. Сужаясь к концам, оно посередине расходилось примерно на три пальца. Тонкая вязь рисунка напоминала переплетенные контуры церковных луковок. Снизу рядком тянулись сверкающие шарики, прикрепленные к украшению солнечными лучиками. Девушка приложила свое изделие к груди: – Как, нравится?
– А что, очень неплохо получилось, – кивнул Олег. – Молодец. Талант в тебе пропадает.
– Не пропадает, – утешила его спутница. – Украшательство – это часть моей работы. Эх, жалко зеркала нет. Тария! Давай тебе примерим. Со стороны хочу посмотреть.
Застежек, разумеется, Роксалана сделать не могла. Она осторожно развела концы колье, сместила их немного вверх и вниз, наклонила набок и провела за шею девочке. Поправила, чуть сжала сзади:
– Как, держится? А то бухнется за борт, больше и не увидим.
– Может, не стоит, госпожа? – Тария прикрыла украшение ладонью.
– Нужно-нужно. Такие вещи делаются, чтобы их носили, а не место в сундуке занимать. Опусти же руки, дай посмотреть. И правда неплохо смотрится. А ведь с первой попытки и без всяких эскизов! Слышал, Олежка? С первой попытки, и в точку.
– Остальные такие же?
– Все с индивидуальным дизайном! – возмутилась девушка. – Сейчас покажу.
Торопливо наводя последний блеск, она обтерла и сполоснула остальные украшения, подняла перед собой.
Пожалуй, это были все же не колье, а гривны. Тяжелые шарики на концах, чтобы удобнее сдвигать и раздвигать украшение, массивная средняя часть. Шарики и толстая полоска треугольного сечения; шарики и витая полоса, подозрительно похожая на вмятую в глину веревку; шарики и широкая пластина, по типу царского оплечья.
– Здесь бы еще чеканку сделать, – указал на «оплечье» Олег. – Как раз по матовой поверхности хорошо смотреться будет. Но в общем, ничего. Такое подарить не стыдно.
– И я так ду…
Услышав хрип, они одновременно повернули головы к костру. Тария, выпучив глаза, обеими руками вцепилась в край колье, но пальцы глубоко вдавило в кожу. Верхняя часть украшения погрузилась в шею уже так глубоко, что первого ряда «луковок» было не различить. Шарики на концах, которые всего минуту назад не доставали друг до друга, теперь захлестнулись и продолжали сжимать захват.
– Проклятье!
Они одновременно кинулись на помощь, попытались растянуть шарики в стороны – но куда там! Их было проще оторвать, чем развести. Да и оторвать – не так-то просто.
– Она же умрет! – взвизгнула Роксалана.
Середин рванул меч – и тут же сунул обратно. Золото вошло в тело так глубоко, что подцепить его, не раскромсав половины горла, было невозможно. Кочевница уже не хрипела – колье окончательно пережало ей горло. Лицо девушки быстро начало синеть, тело скрючило судорогами – оно вырвалось из рук Роксаланы, запрыгало на бревнах, выбивая какую-то бессмысленную чечетку.
– Оле-ег!
Ведун решился – выхватил клинок, рубанул ей по шее сзади и сбоку. Украшение с металлическим звоном слетело вниз, поверх него хлынула струя крови.
– Ты же ее убил! Ты ее убил, идиот!
– Не ори! Сзади артерий нет. Тряпку лучше найди, рану зажать.
– Где я ее тебе найду?
– Держи рану! – Олег упал на колени, рванул с Тарии шаровары, ножом отсек нижний край рубахи, располосовал ленту пополам, один из кусков сложил, сунул Роксалане под руку. – Держи! Сильнее дави, с этой стороны не задушишь! Держи… Повязкой на горле так не затянешь.
– Течет!
– Дави и жди… – Середин вскочил, подправил веслом движение плота, чтобы не наскочить на поваленную осину.
– Вроде, дышит.
– Коли пережила, теперь должна выкарабкаться.
– Ничего себе, шутки.
– Держи… – Олег вернулся, присел, намотал на шею кочевнице тугую повязку, приложил ухо к груди. – Слабенько, но есть. Подвинься, я ее в палатку отнесу.
Он пристроил девочку под навесом к теплой, освещенной солнцем стене, прикрыл кошмой, вернулся на свет.
– Иногда так курить хочется, просто невмочь. – Роксалана держала в руках обрубки колье. – Значит, говоришь, огонь убивает любое колдовство? Что-то у этого золота дурная наследственность. Да и у мечей твоих тоже.
– Меч нужен, чтобы убивать, – подобрал Середин остальные украшения. – Ему кровавая наследственность не помеха. А это… Представляешь, еще кто-нибудь по незнанию напялит?
Он взвесил гривны в руке, широко размахнулся и…
– Ты что?! – повисла Роксалана у него на руке. – Это же золото!
– Это золото убивает, малышка. Будет лучше, если оно исчезнет.
– Нет, не нужно! – не отпустила его рукава девушка. – Его не надо носить. Его испортить можно. Сломать, расплющить. Но это же все равно золото! В монеты переплавить можно, медальоны какие-нибудь, аксельбанты, фольгу сусальную сделать. Не все же на горло цепляют. Тут его тысяч на пять евро, а у нас ни копейки денег! Глупость делаешь, Олежка. Оставь. Сунем подальше в сундук, и никаких хлопот. Коли приспичит, локти кусать придется. А так – отломаем кусок, и все. Мы при капитале.
– Ладно, убери, – с доводами спутницы было трудно не согласиться. – Только аккуратнее там. Вдруг, они еще и ползают?
– Умели бы, давно приползли. Бедная девочка… Я теперь, наверное, никогда в жизни ничего надеть не решусь. В смысле, на шею.
– И я, – передернул плечами Олег. – Что же это за магия, что нежити такую силу придает?
Плот плыл по реке, и небольшие волны, заплескиваясь на бревна, старательно слизывали не успевшую свернуться кровь.
– Она выживет? – после небольшой паузы поинтересовалась Роксалана.
– Должна, если повезет.
– В каком смысле?
– Крови она потеряла немного. Слабой пару дней будет, но потом все восстановится. При хорошей кормежке, естественно. Если мха болотного успеем в ближайшие часы найти и к ране приложить, то заражения крови можно не бояться. Он отличный антибиотик. Ну, и все. За пару дней все запечется, потом только заживать будет.
– А я думала, антибиотики только в двадцатом веке изобрели.
– Ага, – хмыкнул ведун. – А колесо в двадцать первом? У тебя мания величия, милая. Или, точнее, у всех вас. Вы воображаете, будто стали умнее далеких предков. Будто живете лучше. Будто все ваши открытия – это что-то новенькое, неизвестное раньше. И до появления христианской цивилизации везде жили дикие косматые обезьяны, что носили шкуры, плодились как кролики и дохли как мухи.
– Да? Может быть, в древности было что-то вроде двигателей внутреннего сгорания и самолетов? Может, люди не умирали от голода и эпидемий? Может, они имели аппараты искусственного дыхания и умели пользоваться презервативами?
– Где-то на грани нынешних веков в мире появится новая вера. Придут на счастливые земли необразованные, но уверенные в своей правоте мракобесы, объявят древние мудрости богопротивным колдовством и погрузят человечество в хаос и жестокость. Пройдут многие и многие века, прежде чем древний эллинский культ здоровья и красоты, любви и радости снова вернется к людям. Но даже в двадцать первом веке его придется охранять законами о свободе личности и праве на частную жизнь. Люди начнут придумывать всякие резинки и таблетки, чтобы в конце двадцатого века заявить о безопасном и надежном контроле над рождаемостью. И это в то время, как вокруг все так же растут мята, морковка и укроп. Те самые дикая морковь и сильфион1, которые больше двух тысяч лет позволяли женщинам всего мира избегать нежелательной беременности. Вы производите виагру, чтобы заменить сельдерей, стрептоцид – вместо ноготков, жрете непонятную химию вместо настоя морковных семян. Новый мир не стал лучше, Роксалана. Он просто сошел с ума. Вы говорите про повышение уровня жизни – а питаетесь хуже египетских рабов или аркаимских шахтеров. Хвастаетесь могуществом техники и производства – но отлить второй гуптской железной колонны или сдвинуть блоки Баальбекской веранды1. Не понимаете, как можно было с такой точностью сориентировать стелы Стоунхенджа – и воображаете, будто достигли высот в астрономии и математике. Можно подумать, что, не имея телевизора, индийские йоги не могут испытывать такого же удовольствия от своей жизни, как вылупившийся в одноглазый ящик пьяный инженер.
1 Сильфион (Silphium) – растение из семейства зонтичных, разновидность укропа. Выращивалось на греческом острове Кирене, широко использовалось как противозачаточное средство в странах средиземноморья (в древнем мире).
1 Гуптская колонна в Дели отлита 1500 лет назад, весом 6,5 тонн. Железо колонны настолько качественное, что за столько лет не подверглось коррозии. Вес камней Баальбекской веранды колеблется от 360 до 1000 тонн.
– Ты бы меньше трепался, милый, а больше по сторонам смотрел. Нам нужен мох, ты не забыл?
– Тысячелистник, подорожник тоже отлично кровотечение останавливают. Сок растений. Хрен – тоже. Так что, если заметишь – кричи. Ромашку можно использовать только как отвар…
– Тебя послушаешь, половину леса можно на лекарство пустить!
– Весь лес. Только с разными целями. Но мох проще всего найти. Любой затончик возле реки, непересыхающая лужа, болотинка. Здесь, в долине, они обязательно должны быть. Ага, видишь? Вон, просвет среди сосен, низкие осины, березки белеют. Вот и болотце нашлось.
Олег направил плот к земле, стянул сапоги и шаровары, спрыгнул на низкий берег, перебрался через бугор из трех поваленных деревьев и быстро набрал с чавкающей поляны бежеватых ростков с мягкими шелковистыми листьями. Вернувшись назад, грубо и жестоко, словно мочалку, отжал букет, разделил на две неравные части:
– Это мы подсушим. На всякий случай. Сумка ведь по-прежнему совсем пустая. А этим сейчас перебинтуем…
Когда он осторожно освободил рану от окровавленной тряпки и заменил ее прохладной подушечкой из мха, Тария открыла глаза, улыбнулась:
– Господин… Я знала, господин. Я сейчас. Я встану.
– Лежи, малышка. Как твой господин, вставать ближайшие два дня я тебе запрещаю. Лежи, все будет хорошо. Закрой глаза и попытайся уснуть.
– Холодно, господин.
– Это из-за раны. – Он снял халат и кинул поверх кошмы. – Скоро пройдет.
Когда ведун оттолкнулся от берега и вывел плот на стремнину, Роксалана задумчиво сказала:
– А ведь хорошая девчонка. Не склочная, трудолюбивая, послушная. Не лезет куда не просят. Всегда поможет, права не качает. Даже не верится, что такие бывают.
– Хорошее воспитание, – кивнул Олег. – Такие нравятся всем.
– В нашем мире она ведь пропадет… Я ее к себе заберу, в загородный дом, понятно? Будет там всегда и сыта, и одета, и в безопасности, и все при всем. При мне будет, я ее в обиду не дам. Только смотри, если ляпнешь кому, что она была твоей женой, я тебя убью. Ни к чему ей такая клякса в резюме.
– А про тебя говорить можно?
– Можно, – плотоядно ухмыльнулась девушка. – Тогда тебя убьет папка.
– Смотрю, настроение у тебя улучшилось? Тогда отгадай загадку. Сейчас нам самое время приготовить обед. Кто из нас двоих будет стряпать, если я стою на веслах?
– Зануда ты, Олежка. Ладно, сейчас посмотрю, что там в сумках осталось. Ох, Тария, Тария… Я по тебе уже скучаю.
Спустя два дня девочка и правда поднялась на ноги. Хотя ее и покачивало от слабости, она пыталась помогать с костром Роксалане, а когда та прогнала – уселась в палатке вышивать зеленой нитью виньетки на вороте Олегова халата. Спустя еще два дня Середин снял с нее повязку. Рана закрылась, но на шее бедолаги остался уродливый шрам от удара меча, и еще один, ровный и тонкий, вокруг шеи – от злополучного колье.
Река за это время окончательно покинула горы – отроги временами, при поворотах русла, можно было различить где-то далеко на горизонте, в голубоватой дымке. Вокруг же, вместо могучего, скрипучего и пахнущего смолой бора шелестели мелкими листиками липы, осины, вязы и березки, попеременно сменяя друг друга.
– Смотри, дымок, – за очередной излучиной указала вперед Роксалана. – Интересно, пожар, или люди там живут?
– Для пожара слишком жидко. Стойбище, я думаю. Странные места. Вокруг чащи непролазные, а живут кочевники. Где они тут стада выпасать ухитряются? Не проще ли дом срубить и поле засеять?
– Это хорошо, Олежка. Самое время в магазин сбегать.
– Милая, мы не на садовом участке, – оглянулся на нее Середин. – Здесь нет ларьков с пивом и круглосуточных супермаркетов. Нужно идти к незнакомым людям с самыми неожиданными убеждениями, знакомиться и пытаться договориться. Последние два раза эти знакомства добром не кончились. Может, не станем рисковать снова?
– Смотри сам, – разрешила «старшая жена». – У нас все сумки с припасами опустели. Только мед и горсть сушеного мяса остались. Или мы закупаемся на здешнем базаре, или тебе придется высаживаться в лесу и копать корешки.
– М-мда…
– Ты что-то сказал, Олежка?
– Вилка, – вдохнул Середин. – Или безопасно пастись на подножном корму, но тогда не получится плыть вперед, или рискнуть и познакомиться с туземцами. Зато потом еще месяц нигде не останавливаться. Все как всегда… Ладно, подплывем ближе и попробуем причалить. Ну-ка, ответь, о чем нашептывает твое пророческое чувство?
– Ты будешь смеяться, но оно обещает веселый пир, почет, поклонение и уважение. Ты станешь великим ханом, а я – настоящей амазонкой.
– В этом диком лесу? – Олег покачал головой. – Поня-ятно. Дело пахнет новыми неприятностями. Запоминайте, девочки: ни с кем не разговаривать, никуда не ходить. Поздоровались, на краю деревни купили еды и тут же развернулись назад. И никому, ни под каким соусом, ни при каких обстоятельствах не отдавайте оружия. Лучше плыть дальше голодным, чем остаться здесь мертвым. И чего мне дома у телевизора не сиделось?
Когда впереди показался пляж с характерными признаками водопоя, ведун останавливаться не стал. Из перестраховки он уткнул плот в торфянистый берег за излучиной, почти на версту ниже по течению – чтобы тот никому на глаза случайно не попался. Забрал из сундука обломок зловещего колье, повесил на пояс, проверил, как выходят из ножен меч и ножи, потом так же тщательно проверил снаряжение Роксаланы, шепнул ей на ушко:
– Очень прошу тебя, Зена, королева варваров. Не забывай, милая: тут на тебя смотрят не как на человека, а как на добычу. Будь осторожна, не ищи лишних приключений.
– Я сама кому хочешь приключение устрою!
– Вот именно этого я и опасаюсь. Тария, ты тут посидишь или с нами пойдешь?
– Как скажешь, господин.
– Умница. Учись, Роксалана.
– А ухо левое тебе не отрезать, муженек?
– Почему левое?
– Ну, раз на правое ты согласен, могу пойти навстречу…
– Меч коротковат, дорогая. А ты с нами пойдешь, девочка. Если пропадет плот, я переживу. Потерять тебя будет обидно.
– Спасибо, господин.
– Шовинист.
– Нет, я с тобой, пожалуй, разведусь, грубиянка. Пошли.
Вдоль берега тянулась узкая, временами исчезающая тропинка. Это открытие ведуна совсем не порадовало: значит, всякие рыбаки и бездельники вдоль реки все-таки бродят. Хотя, если обернуться быстро, с их плавсредством ничего не случится. Зато идти по дорожке было легко и просто. Уже минут через десять они оказались у водопоя, свернули на влажную истоптанную дорогу, которая очень быстро растворилась среди некошеного луга. Однако белесая струйка дыма хорошо различалась на фоне далеких лесистых гор – не заблудишься.
Через полчаса впереди показалась обширная отара, перекатывающаяся меж двумя опушками, подобно пенистым гребням моря. Недавно стриженные, овечки обросли пока совсем белыми, пушистыми завитками. Над стадом возвышались мрачными черными силуэтами фигуры пастухов на вороных конях и в черных широкоплечих бурках. Путников заметили сразу – пара всадников помчалась им навстречу, еще один сорвался в галоп, уходя в сторону дыма.
– И что нас ждет на этот раз? – Олег поправил меч, погладил наскоро сделанную из бараньей масталыги рукоять и закрыл ее полой халата. – Роксалана, постарайся в разговор не влезать. Некоторые народы могут воспринять это за оскорбление.
– Они не верят в говорящих женщин? – прошипела девушка.
– Они уверены, что младшие не должны первыми заговаривать со старшими. Надеюсь, ты не считаешь себя здесь самой старой?
Вместо ответа спутница пихнула его локтем. Однако ведун уверился, что уж теперь-то она рта не откроет.
– Доброго вам дня, путники! – скатился с коня первый из пастухов, круглолицый и розовощекий, со вздернутым носом, на самом кончике украшенным десятком веснушек. Он припал на колено и коротко склонил голову: – Гость в дом – радость в дом! Дозвольте проводить вас в кочевье, досточтимые!
– Доброго тебе дня, путник! – Второй пастух оказался в летах, лет тридцати, длинноусый и с бритым подбородком. Но и он не поленился спешиться и преклонить колено: – Гость в дом – радость в дом! Я послал в кочевье вестника, наш род устроит праздник в честь вашего появления. Дозвольте, мой сын Саакым укажет вам дорогу. Он храбрый и умный отрок.
– И вам желаю хорошего дня, – прижал ладонь к груди Олег. – Я не хочу беспокоить ваш род лишними хлопотами. Мне достаточно купить припасов в дорогу. Я заплачу золотом.
– Ты обижаешь нас, добрый человек, – прямо отшатнулся от него пастух. – Все, чего ты пожелаешь в нашем кочевье, ты получишь бесплатно! Гость в дом – радость в дом. Мы не отпустим тебя, пока ты не оценишь нашего гостеприимства! Саакым, отдай гостю своего коня и покажи ему путь.
– Вот и влипли, – прошептал себе под нос Олег. – Уже не отпускают.
– Поднимись в седло, добрый человек, – с поклоном предложил мальчишка. – Пусть твои ноги отдохнут от пыли дорог. Я отведу коня под уздцы.
– Спасибо за внимание, Саакым, – склонил голову Середин. – Но мне хотелось бы размять ноги. Я пойду пешком.
– Как пожелаешь, добрый человек, – не стал спорить мальчишка, однако и сам садиться верхом не стал, пошел ножками.
– Не сердись, добрый человек, – поклонился старший пастух. – Мне надобно остаться с отарой.
– Его зовут Олег! – не утерпела-таки Роксалана, ойкнула, спохватившись, и, словно в оправдание, добавила: – А я его жена. Старшая.
Пастухи стыдливо отвели глаза, Середин покачал головой:
– Ну, зачем ты, деточка?
– А чего они все «добрый человек» да «добрый человек».
– Роксалана… – вздохнул ведун. – Здесь никто и никогда не называет своего имени. Зная имя, можно наслать на человека порчу.
– Но ведь тебе сказали, как зовут Саакыма!
– Это знак большого уважения и доверия, – чуть громче, чтобы пастухи расслышали, ответил Олег и понизил голос: – Перестань спорить, перед людьми позоришь.
– Если тебе так доверяют, чего ты хмуришься?
– Все слишком хорошо. Именно с этого и начинаются все неприятности…
Кочевье раскинулось на пологом взгорке на краю подозрительно ровной долины, поросшей чахлыми и уродливо изогнутыми березками и сосенками. Справа под холмом журчал ручеек в два шага шириной, слева выпирали похожие на пеньки низкие скалы, за которыми начинался плотный осинник. Юрт было всего десятка полтора, и нигде окрест из земли не торчало ни единого сруба или земляной крыши. Это означало, что гости попали к летней стоянке.
Как и все кочевники, здешнее племя после совместной зимовки разделилось на семьи и разошлось по родовым пастбищам, чтобы не тесниться. Большие стада ведь не столько пасутся, сколько землю вытаптывают. Скотина съедает все слишком быстро, друг другу мешает, приходится постоянно гнать ее с места на место. А если не жадничать, то здесь, в низине, можно на одном месте до снега простоять. Вокруг сырость, травы много. Води отары и табуны по кругу – пока на одной стороне трава подъедается, на другой успевает отрасти. Вот и все кочевание.
«Вот только рядом с болотиной зря они осели, – покачал головой Середин. – Или вокруг просто нет удобных возвышенностей? Чтобы и вода, и сухо, и до пастбищ не больше одного перехода».
– Прошу в наш дом, уважаемый Олег. – Саакым поклонился и отступил в сторону, с лошадью в селение не пошел.
На свободном пространстве между юртами уже кипела работа. Дети суетливо носились туда-сюда, что-то выкрикивая, женщины расстилали на земле кошму и ковры, выносили миски, подносы, кувшины. Вдоль ручья четверо мужчин волокли двух возмущенно блеющих барашков. Дети постарше бегом доставляли от осинника охапки сухих веток и мелкий сухостой. К самому центру кочевья обнаженный по пояс юноша выкатывал большущий медный котел.
– Ого, – хмыкнула Роксалана. – Туземцы взялись за дело всерьез. Фейерверк будет?
– Если до темноты доживем… – кивнул Середин.
– Мы несказанно рады видеть тебя здесь, уважаемый Олег, тебя и твоих прекрасных женщин! – раскрыв объятия, кинулся к нему долговязый кочевник с узким, словно приплюснутым с боков, лицом: круглые глаза, тонкий нос, узкий рот, длинная белая бородка, прижатые, почти незаметные уши. Под распашным халатом блеснул медными пластинами кожаный пояс с двумя ножами, но без меча. В последний момент туземец будто передумал, сложил руки на груди и поклонился: – Мой дом – твой дом, мой стол – твой стол, уважаемый. В нашем кочевье всегда рады встретить гостя. Мое имя – Бий-Султун, я самый старший в нашей семье.
– Благодарю за добрые слова, уважаемый, – поклонился в ответ Середин. – Пусть стада твоей семьи будут тучными, дети – здоровыми, а юрты – восьмирешетчатыми.
– Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег, – появился с другой стороны упитанный и щекастый туземец в сплошь расшитом тонком халате, из-под которого виднелись шаровары и заправленная в них полотняная рубаха. Он тоже низко поклонился: – Мой дом – твой дом, мой стол – твой стол, уважаемый. В нашем кочевье всегда рады встретить гостя. Я – Фтахран, брат досточтимого Бий-Султуна, а это – моя юрта. Буду рад принять тебя под свой кров.
– Благодарю за добрые слова, уважаемый…
– Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег! – уже торопился к гостю очередной кочевник. – Гость в дом – радость в дом!
– Здоровья и радости тебе, уважаемый Олег!
Когда только они все успели узнать его имя? Пастух ведь остался возле отары, а Саакым не успел перемолвиться здесь ни словечком!
– Благодарю…
– Здоровья и радости!
– Благодарю…
Юрт в кочевье оказалось тринадцать. И каждый хозяин подошел отдельно, рассыпался в добрых пожеланиях, пригласил к себе, пообещал кров и уют. Пока Олег раскланялся со всеми, под полным котлом полыхнуло пламя, на коврах появились груды сластей и лепешек, миски с орехами и медом, творог и шарики сыра размером с грецкий орех. Из юрт выкатили бочонки с кумысом, выложенные изнутри белой тканью, похожей на тончайший сатин.
– Вы утомляете гостя! – неожиданно понял Бий-Султун, когда все его родственники – три брата, два зятя и восемь племянников – представились. – Пора садиться к столу.
Он хлопнул в ладони. К Олегу подбежала девочка лет десяти, чуть поклонилась, подала серебряную пиалку с айраном – жидким, чуть солоноватым кефиром. Ведун выпил – а девочка уже убежала, и пиала осталась при нем. Старейшина подвел его к накрытому достархану, поправил брошенную на толстую подстилку подушку, помог сесть, сам опустился справа. Следом наконец-то расселись и остальные мужчины, потом женщины. Роксалану и Тарию уже успели оттереть от Олега в сторону, и они восседали во главе другого стола.
– Позволь, гость дорогой, для облегчения трапезы налить тебе кумыса, – опрокинул над пиалой кувшин Бий-Султун. – Бери лепешки, макай в мед, отведай орехов наших да черносливом закуси. Ныне у нас праздник! Отроки наши скакунов седлают, поединок желают устроить. За то, какому дому дозволено будет слева от тебя сесть и мясом тебя потчевать. Чабык! Где дети наши? Нешто ждать гостя дорогого заставите?
Кривоглазый, низкий, плечистый кочевник – единственный из всех в кожаном панцире и с мечом – поднялся из-за стола, побежал вниз по холму. Старейшина же снова наполнил опустевшую пиалу кумысом. Олег, и правда успевший проголодаться, взял мягкую слоистую лепешку, порвал. Как ему и советовали, макнул в мед, зачерпнул орехов, отправил все это в рот.
– М-м, как вкусно! Давно такого прекрасного хлеба не пробовал.
– Сыр гостю нашему подвиньте, пахлавы дайте, – продолжал командовать староста. – Пусть все попробует!
Пахлава оказалась всего лишь более рассыпчатой лепешкой со сладкой начинкой, сырные шарики Середину и вовсе не понравились – безвкусные. Но он все равно похвалил и то, и другое, после чего вернулся к первому блюду.
Наконец из-за осинника ураганом вылетели два десятка всадников. С воинственным гиканьем они закружились по лугу перед холмом. Молодые ребята лет четырнадцати-восемнадцати сперва играли прямыми тяжелыми мечами, то рисуя сверкающие круги справа и слева от себя, то в стремительном падении срубая колоски на траве и тут же выпрямляясь обратно в седле. Затем, спрятав клинки, молодцы принялись на всем скаку спрыгивать и обратно заскакивать в седла, перелетать с одного коня на другого, пролезать под брюхом или вольтижировать, вытянувшись вдоль конского туловища. Роксалана, забывшись, даже захлопала в полном восторге – но непонятливые туземцы ее не поддержали.
Наконец в круг неспешной походкой вошел кряжистый Чабык, вытряхнул из мешка козленка и так же неторопливо пошел к столу. Бело-черный малыш запрыгал сперва к холму, следом за кочевником, потом развернулся обратно. Все это время круг всадников смещался, удерживая жертву в самом центре. Чабык уселся на свое место, осушил чашу кумыса, поставил ее, отер губы и хлопнул в ладоши. Круг мгновенно сломался. Юнцы разом рванули к середине, замерли в невероятной давке, закричали. Одна из лошадей поднялась на дыбы, в два прыжка пробила толщу тел. Кочевник на ней, улюлюкая, удерживал во вскинутой над головой руке пойманного за ногу козленка. Толпа качнулась, переплелись тела и руки, всадники рванулись куда-то на пастбище – причем козленка удерживал уже другой парень. На лугу осталась одна лошадь, что взбрыкивала ногами, не в силах встать, и трое отроков. Один, прихрамывая, уходил в сторону, двое других побежали вслед за толпой.
Кавалькада мчащихся за козленком всадников ушла к одинокому вязу вдалеке, обогнула дерево и понеслась обратно. Подростки толкались и пинались, отнимая друг у друга несчастное существо, и когда раскрасневшийся Саакым, осадив перед ковром скакуна, спрыгнул и подал козленка Олегу, тот больше походил на старую, бесформенную половую тряпку.
Нортон Андрэ
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Шилова Юлия