– Пошел вон! – Девушка подняла руку, положила ладонь ему на лоб и резко напряглась.
Эмир жалобно взвыл, закрутился на месте и кинулся прочь, едва не выломав край двери. Вилия поднялась, извлекла из темного проема стола кожаный мешочек, заглянула внутрь, проверяя содержимое, потом затянула стягивающую горловину жилу.
– Что с тобой? – появилась в двери Милана. Правда, глядела подруга не на девушку, а вдоль по коридору. – У тебя не получилось? Поздравления откладываются?
– Что не получилось? – не поняла Вилия.
– Ну расслабиться…
– Пожалуй, да. Если номария спросит – скажи, что я поплыла к дикарям. Коли мы хотим, чтобы они помнили о нас, искали помощи, молились нам и приносили дары, кому-то постоянно нужно находиться с ними рядом.
– Подожди, не торопись, – попыталась утихомирить девушку подруга. – Ну подумаешь, не получилось с первого раза. Мы тебе меда хмельного нальем, забыться поможем, о радостном подумать.
– Ни к чему это, Милана, – решительно отодвинула ее Вилия. – Душу под обычай грешно приспосабливать. Коли душа пожелает, сама запоет. Мой долг – девственность для Великого до двадцать пятой весны сохранить, а не расстаться с ней сразу же после этого. И под эмиром ноги расставлять я тоже не клялась. Душно мне здесь. Соснового воздуха дохнуть хочу.
Девушка почти бегом промчалась по гулкому глиняному подземелью, выбежала под солнце, торопливо дошла до берега, столкнула долбленку на воду и сильными гребками весла погнала ее вверх по течению.
Ночь застала ее на берегу озера Нево. Пробившись через широкую стену камыша, она наломала огромную охапку сухих стеблей, зажгла ее щелчком пальца и долго любовалась высоким столбом пламени и летящими чуть не до самого неба искрами. Есть не хотелось, поэтому приготовленное для ужина сушеное мясо она забросила обратно в лодку, отплыла от берега и, завернувшись в козьи шкуры, легла спать. Второй день ушел на то, чтобы по удивительно гладкой водной глади домчаться до устья Волхова и пройти изрядно вверх по реке. И только поздним вечером третьего дня хранительница причалила к берегу немногим меньше стадии ниже Словенска. Выдернув лодку в густой кустарник, девушка пошла через лес, на ходу подхватывая сухие палки валежника. И вскоре над тихой полуночной чащей покатился зов, доступный только для того, кому он был предназначен:
– Челове-е-е…
Палки легко ломались в руках, словно только и ждали, когда их превратят из бесформенных мертвых сучьев в аккуратную стопочку, радостно потрескивающую под ярким язычком огня.
– Челове-е-е…
Трава выстелилась мягким ковром, пахнущим медом и цветами.
– Челове-е-е…
Темнота вокруг стояла прочной стеной, и оттого на замкнутом светлом пятачке казалось тепло, будто в жаркий полдень. Вилия чувствовала себя так, словно ее погрузили в огромную бадью и поставили в центр могучего костра. Тело горело, по нему бегали мурашки, сердце стучало, словно у испуганного зайца. А сверху с интересом подмигивали звезды и опасливо выглядывала из-за еловой макушки ущербная луна.
– Уж не меня ли ждешь, красавица… – Стена мрака расступилась, пропустив сквозь себя бородача в длинной рубахе, в красных сапогах, в расшитой медными бляхами куртке, небрежно накинутой на плечи, и сомкнулась вновь. – Голос мне ныне знакомый примерещился. Давненько я его не слышал, давненько.
– Садись, коли пришел. – Девушка подкинула в огонь еще несколько сучьев. – Это хорошо, коли услышал. Не каждому голос мой слышать дано.
– Кому же такая честь дозволена? – В ответ на приглашение князь на корточки присел у огня.
– Одному… – кратко ответила хранительница, помешивая угли длинной палкой.
На некоторое время над поляной повисла тишина. Вскоре Словен не выдержал, снял с себя куртку, расстелил на траву, сел сверху, прокашлялся:
– Так чего звала, берегиня?
– Видела я как-то, – ответила девушка, – как смертные свистульки мастерят. Сделай мне такую…
Она протянула князю заготовленный обрезок ивовой ветки в палец толщиной и примерно такой же длины. Дикарь, удивленно хмыкнув, достал нож, срезал край палочки с одной стороны, сделал посередине глубокую засечку, потом хорошенько раскатал обрезок меж ладоней, аккуратно вытолкнул сердцевинку из коры. Быстрыми привычными движениями отрезал пенек деревяшки, вставил обратно в кору, оттяпал край с другой, срезанной стороны, аккуратно сделал поверху небольшую канавку, тоже вставил кусочек обратно в кору, так, чтобы старые стыки снова совпали. Поднес получившуюся свистульку к губам, дунул в получившееся поверху отверстие. Послышался высокий свист.
– Вот, – протянул он свою работу девушке. – Баловство все это, в детстве развлекались.
Вилия присела на расстеленную куртку рядом с ним, зажала свистульку пальцами, начала на нее дуть, с присвистом бормоча древние слова. Отерла пот со лба, провела влажными пальцами по свистульке с двух сторон, вынула из рук мужчины тяжелый бронзовый нож, размахнулась и сильным ударом разрубила свисток пополам. Князь пожал плечами, но говорить ничего не стал. Только вынул аккуратно у девушки из ладони оружие и вернул его в ножны.
– Ты спрашивал, смертный, как позвать меня, коли нужда возникнет, – напомнила Вилия и протянула Словену ту часть, в которой была канавка. – Вот, возьми. Коли увидеть меня захочешь, подуй в нее. Если услышишь свист – значит, и я его слышу. Тебя слышу. Я тогда сразу к тебе направлюсь и вскоре появлюсь, дабы просьбы твои узнать.
Князь с подозрением осмотрел обрубок, потом поднес к губам и тихо подул. И тотчас над поляной прозвучал двойной свист.
– Я слышу тебя, княже, и я перед тобой, – опустила глаза Вилия. – Чего тебе хочется от меня, смертный?
– Знать хочу, человек ли ты в облике прекрасном – али наваждение ночного морока?
– И как ты проверить это сможешь, Словен, князь сколотов?
В этот миг сильная рука обхватила ее за плечи, привлекла, и девушка ощутила жадный, крепкий поцелуй. На сей раз она не шарахнулась, не исчезла, а ответила на неведомую ласку, позволила опрокинуть себя, чувствуя, как неведомый жар растапливает тело и смывает в небытие остатки рассудка. Она перестала быть собой, она превратилась в мягкий воск, послушный и податливый в руках желанного мужчины. Она перестала быть мудрой хранительницей, верным стражем усыпальницы Нефелима – она стала частью чужой страсти, чужой ласки, чужого желания. Поэтому Вилия даже не ощутила, в какой из мгновений лишилась одежды, и первое проникновение стало для нее не болью, а вспышкой, заставляющей устремиться навстречу неведомому, таинственному, сладостному, всепоглощающему деянию, проваливаясь все дальше и дальше в небытие, в красный слепящий туман, в бездну, из которой не хочется возвращаться, потому что нет более в обычном мире ничего, более важного, нежели это чудо. И был взрыв, который поглотил все, швырнул ее ввысь, разметал, а потом собрал обратно, чтобы осторожно положить на холодную влажную траву.
Вилия сделала вдох, выдох и подумала о том, а дышала ли она все это время? Потом повернула голову к уткнувшемуся рядом лбом в землю князю. Подняла дрожащую от усталости руку, погладила его волосы:
– Что ты сделал со мной, желанный мой? Теперь я уже никогда не смогу стать прежней.
Словен уперся руками в землю, выпрямился, сидя на коленях.
– Что ты со мной сделала, берегиня? Заворожила, заговорила, сердце мое вынула да куда-то унесла. Ведь князь я, честь родов своих, совесть их. Как в глаза Шелони посмотрю, что детям скажу?
– Ничего не скажешь, – молвила девушка. – Потому как сердце мое унес и не с пустой душой вернешься. Придется нам отныне обоим так жить: тебе с моим сердцем, а мне с твоим. Я заботиться стану о людях твоих, ты моему роду подарки носить станешь. А как сами ладить станем – кроме ночи, леса, огня и поляны этой, более никому знать незачем.
– Только не говори, что ты ко мне тоже от семьи бегаешь.
– Не скажу, – рассмеялась Вилия. – Не скажу, потому как нет у меня иного мужа, кроме тебя. Но забирать тебя ни у кого я не стану. В моем роду иные законы. Мужчинам туда дверей нет.
– Как же вы живете тогда? – удивился князь. – Амазонки, слышал я, и те время от времени мужей к себе зовут.
– То неважно, – покачала головой хранительница. – Важно то, что свели боги нас с тобой, единственный мой. Боги мои и твои. И ни к чему нам противиться их воле. Иди ко мне, Словен, князь сколотов, я уже начала скучать по твоим рукам. Мне так хорошо и радостно с тобой, что становится страшно.
– Страшно почему?
– Судьба никогда и ничего не дает просто так, – закинула руки за голову девушка. – Боюсь, за такой огромный подарок спросит она немалую плату. Но я согласна, согласна на все. Только иди ко мне. Я не способна так долго жить без тебя.
Санкт-Петербург, Загородный проспект.
27 сентября 1995 года. 15:50
Ресторан «Пара» скрывался в подвальчике напротив «Джаз-клуба», сверкающего переплетением неоновых трубок. Скромная вывеска, спокойная музыка, струящаяся из-за приоткрытой двери, плотные бордовые шторы, что оставляли в окнах лишь тонкие щелочки, через которые проглядывали тонущие в мягком полумраке столы, обещали уединение и уют.
Пустынник первым сбежал по каменным ступеням вниз, отворил тугую дубовую створку, подал Тане руку, помогая спуститься, пропустил мимо себя в зал.
– Вам помочь? – моментально подскочил молодой человек в черной рубашке и темно-синей жилетке.
– Да, – обвел взглядом помещение колдун и указал на столик, прижимающийся к обшитой мореным деревом стене. – Вон те места не заказаны?
– Для вас мы всегда освободим самый удобный столик, – вдохновенно соврал служка. – Позвольте, я провожу…
Он устремился вперед, Татьяна двинулась следом, а Пустынник сделал два быстрых шага к окну, вынул из кармана трубку и на всю длину загнал ее отверстием вверх в горшок разлапистого фикуса, что чах в углу под слабо светящимся бра.
– Вот, присаживайтесь, пожалуйста. – Парень отодвинул для женщины стул. – Так вам удобно? Пожалуйста, меню.
– Мы хотели бы заказать ужин при свечах, – сообщил маг, уже усаживающийся напротив спутницы.
– Разумеется, – кивнул молодой человек. – И что вам принести?
– Для начала, я думаю, пару свечей в простеньком подсвечнике.
– Но… – растерялся служка. – У нас никогда не бывало сбоев со светом… Поэтому… со свечами…
– Однако согласитесь, – усмехнулся Пустынник, – ужин при свечах без свечей – это что-то несуразное получается. Я совершенно уверен, вы наверняка сможете что-нибудь придумать…
Он сунул руку в карман, достал пару стотысячных бумажек и протянул официанту. Молодой человек напрягся, созерцая купюры, потом смахнул их мягким кошачьим движением, отступил:
– Вы, пожалуйста, выбирайте блюда, не стану вам мешать. Я вернусь через минуту.
Вернулся он минут через пять, изрядно запыхавшийся, зато с двумя десертными блюдечками, на которых стояли крученые декоративные свечи красного и зеленого цвета. Поставив их ближе к стене, молодой человек вынул из кармана зажигалку, щелкнул ею, запаливая фитили.
– Может быть, приглушить свет? – поинтересовался он, указывая на свисающее над столиком бра.
– Не нужно, – помотал головой Пустынник. – Принесите нам мясо в тесте, салаты морской, овощной и китайский и белое испанское вино. Надеюсь, испанское вино у вас есть?
– Разумеется, – немедленно согласился официант, и колдун явственно ощутил, что тот опять врет. Хотя, с другой стороны – откуда взяться хорошему вину в этом стремительно деградирующем мире?
– И пепельницу принесите, пожалуйста.
Молодой человек умчался, всячески изображая торопливость. Таня улыбнулась, протянула руку, провела ею над крохотным алым огоньком:
– Как романтично… Это ради меня?
– Разумеется. – Настала очередь лгать колдуну. – Когда я вижу тебя при живом свете, ты кажешься еще прекраснее. Электричество мертво, при нем все выглядят желтыми, как восковые фигуры.
Женщина опустила руки на стол – Пустынник наклонился вперед, сжал ее ладони в своих:
– Самое великое чудо, которое я встречал в своей жизни, – это ты, Танечка. Ты самая прекрасная, самая отзывчивая и ласковая. Даже не представляю, как я без тебя существовал все эти годы…
– И долго? – неожиданно поинтересовалась жещина.
– Что долго?
– Долго ты без меня жил? Сколько тебе лет, Толя?
– Какая разница? – недоуменно отозвался Пустынник. – Без тебя это все равно была не жизнь…
– Врешь ведь, – вздохнула она, взглянув на часы. – Понимаю, что врешь… А все равно приятно.
С грохотом отворилась дверь, в ресторан ввалился сразу десяток мужчин. Громко переговариваясь, они направились к трем сдвинутым вместе столикам. Один из бритых наголо мордоворотов остановился у служебной двери и приоткрыл занавеску:
– Эй, халдей! Водки нам принеси и сока. И пусть обед там на всех сварганят!
Колдун улыбнулся спутнице, чуть повернул голову и скосил глаза в сторону рассаживающейся компании. Молодые, горячие хищники, уверенные, что мир принадлежит именно им. И в чем-то они, конечно, правы. Мир действительно принадлежит молодым и смелым. Вот только на пути к власти мало кому из них удается разминуться с маленькой и тихой старушкой, что бродит по свету в длинном балахоне и косой в руках. А те, кто выживает – становятся тихими спокойными старичками с усталыми глазами, холодным разумом и железной хваткой. Каковых в этой компании пока не видно.
Пустынник рефлекторно повел носом, определяясь с образом, что был послан ему Изекилем. Зёвой, похоже, был вон тот, белобрысый, лет тридцати, с глубокими залысинами, что уверенно усаживался во главе стола. Да, точно он. Значит, нужно действовать, пока бойцы не перебрали и не стали излишне буйными.
– Извини, я на секунду…
Маг поднялся и спешно направился в туалет. Войдя в светлое, отделанное кафелем, помещение, он не стал заходить в кабинку, а всего лишь сполоснул руки под краном, тщательно вытер, изведя несколько кусков одноразового бумажного полотенца, потом достал из кармана спичечный коробок, занес палец над двумя маленькими прядками сальных волос:
– Ну, близнецы-братики, кто из вас огненный, кто нитяной… – Пустынник ткнул указательным пальцем в одну из прядок, полностью размазав ее по подушечке, потом отломил край коробка с остатками жира, бросил в отверстие раковины и долго проливал его водой. Потом вышел в зал.
Шумная компания, свалив пальто и куртки на стул в одну большую кучу, уже допивала графин, чему-то шумно смеясь. Колдун подошел ближе, окончательно определяясь с целью. Да, действительно – белобрысый мужчина, что сидел во главе стола, улыбался снисходительно, говорил скупо, поглядывал на прочих свысока. Остальные, отпуская шуточки, чаще посматривали именно на него, желая понять, какое произвели впечатление.
– Коля! Колян! Вот это да! Сколько лет! – Пустынник раскинул руки, двинулся к столу, наклонился к Зёве, неуверенно вглядывающемуся ему в лицо, дружески хлопнул по спине, ткнув указательным пальцем чуть ниже левой лопатки и чуть мазнув жиром по ткани пиджака. – Коля! Рыжков! Ты, что, меня не узнал? В классе за одной партой сидели.
– А-а, – с облегчением кивнул Зёва. – Обознался ты, мужик. Отвали.
– Не может быть! Неужели ты меня не помнишь?
– Ты чего, не понял, земеля? – поднялся мордоворот на дальнем конце стола. – Тебе же сказали, отвали!
– Да, извините, – успокаивающе вскинул руки колдун. – Наверное, действительно обознался.
Он быстро вернулся за столик к Тане, взял салфетку и стал тщательно оттирать кончик пальца.
– Что там? – спросила Танечка, бросив быстрый взгляд на циферблат наручных часиков.
– Ерунда, обознался, – отмахнулся Пустынник и взял вторую салфетку.
– А бабенка-то у него ничего, – преувеличенно громко отметили за шумным столом. – Сема, может, снимем ее на компашку?
– Ща, сделаем, – поднялся парень, что сидел рядом с Ретневым, и прямым ходом направился к Тане. Навис над ней, опершись рукой на стол: – Ну что, мамзель? Пошли, потопчемся?
– Может быть, сперва спросите у меня, молодой человек? – скромно поинтересовался маг.
– А ты что, против?
– Я? – Пустынник пожал плечами, задумчиво навел указательный палец парню на голову, потом на грудь, на низ живота. – В общем, если дама не против, я тоже возражать не стану…
– Ну тогда… – выпрямился незваный кавалер. – Тогда… Тогда… Тогда я сейчас вернусь…
И он побежал к двери в туалет.
– Чего это с ним? – с удивлением оглянулась женщина.
– Ребята много выпили… – отведя взгляд, улыбнулся колдун. – Сока там, минералки. А организм – он ведь не бездонный. Сливать иногда излишки требуется.
Таня хмыкнула в кулачок, потом опять скосила глаза на циферблат.
– Что ты все на часы глядишь? – не выдержал Пустынник.
– Мне сказали, – посмотрела прямо ему в глаза Таня, – что ровно через четыре часа ты убьешь человека. Время подошло. Вот и думаю, правда или нет? – Она еще раз оглянулась на захлопнувшуюся дверь с надписью «м/ж». – С ним ведь все в порядке, правда?
– Разве можно убивать людей только за то, что ты понравилась им так же сильно, как и мне? – удивился маг, зажег в пламени свечи использованные салфетки и кинул их в пепельницу. – К тому же слухи о том, что можно лишить смертного одним лишь взглядом, сильно преувеличены.
– А за что можно?
– За что? – Пустынник в задумчивости почесал нос. – За что… Ты хочешь знать правду?
– Да.
– Очень часто людей убивают только за то, что они есть, – тихо ответил маг, глядя, как превращается в пепел салфетка с последними крупинками заговоренного сала и волос. – За то, что они живут там, где хочется жить кому-то другому. За то, что они смеются, когда другим грустно. За то, что они думают не о том, о чем привыкли думать другие. Впрочем, все это – уж слишком возвышенно. Потому, что иногда люди кажутся всего лишь куском мяса на двух ногах. А кое-кому регулярно требуется обедать. Кстати, где наше жаркое?
– Ну тебя, – вздрогнула Таня. – После таких слов у меня всякий аппетит пропал!
– Если тебе от этого станет легче, – усмехнулся Пустынник, доставая и открывая коробок, – то чаще всего в людях ценится не вес и жирность, а духовность, деятельность и богатство. И убивают их не ради шкурки, а за то, что свою горсть золота они выгребают из чужих карманов.
Он внес край коробка с прилепившимися к нему ворсинками в пламя. Жир затрещал от жара, волосинки начали скручиваться, полыхнули крохотными огоньками – в тот же миг пламя вспыхнуло на их собратьях, спрятанных в автоматную гильзу. Нитропорох превратился в ослепительную вспышку, разнося в стороны ни в чем неповинный горшок, а выбитая через трубку пуля рванулась вверх, к потолку. Однако заговор братства, что стремился соединить ворсинки на ее теле и на пиджаке бандита, заставил остроконечный кусок свинца изменить траекторию, описать крутую дугу и, еще до того, как звук выстрела донесся до стола с мужчинами, пуля врезалась Зёве в спину, проломив два ребра и разорвав в клочья сердце.
Пустынник опустил коробок и тщательно затушил тлеющий край о пепельницу.
– А-а! – взревел кто-то за его спиной. – Кто стрелял?! Кто стрелял?! Всех перебью, падлы!
Таня машинально посмотрела на часы, сглотнула. Подняла глаза на своего спутника:
– Четыре часа…
– Это случайное совпадение, Танечка.
– Ты даже не оглянулся, Толя!
– А чего я там не видел? Обычные бандитские разборки. Какое мне до них дело?
– «Скорую»! Вызовите кто-нибудь «скорую»! Зёва! Коля! Потерпи, потерпи маленько! Сейчас все будет нормально…
Еще минуту назад самоуверенные и сильные, мужчины метались по ресторану, точно перепуганные ястребом фазанята, не зная, куда прятаться, кого ловить и за что хвататься. Пустынник вздохнул:
– Здесь становится слишком шумно, любимая моя. Давай пойдем куда-нибудь в другое место?
Он встал, протянул женщине руку. Однако Таня осталась сидеть на месте, глядя прямо перед собой. Колдун поморщился: место, куда с секунды на секунду могла примчаться полиция, было не лучшим для выяснения отношений. Он обошел столик, наклонился к женщине и прошептал ей в самое ухо:
– Кажется, подруга наговорила тебе слишком много. А она не забыла сообщить, что наш с ней мир не так спокоен, как ваш, и что в нем приходится постоянно бороться за свою шкуру? И что наши схватки далеко не всегда видны со стороны? Все мы разные, единственная моя. У всех есть достоинства и недостатки. Нужно принимать друг друга такими, как мы есть. Наверное, у меня есть только одно достоинство: я люблю тебя, Таня. Мне не нужен никто и ничто, кроме тебя. Не оставляй меня, Таня. Без тебя этот мир станет совсем мертвым.
И он снова предложил ей руку. Женщина что-то прошипела сквозь зубы, однако оперлась на ладонь, встала из-за стола, пошла к выходу. Пустынник чуть задержался, сунул служке наугад несколько банкнот, нагнал спутницу, открыл перед ней дверь ресторана, потом дверцу «восьмерки», сел за руль.
– А теперь, – требовательно заявила она. – Теперь рассказывай мне все! Все – от начала до конца! Или немедленно отдавай ключи и уметайся из моей жизни! Ну давай, рассказывай!
– О чем? – Пустынник лихорадочно соображал, как выкрутиться из неожиданной западни.
– Обо всем! О том, почему Валю убить угрожал?! Почему тут кого-то убил? Что тут вообще вокруг творится?! Ты ведь вампир, да? Валя говорила, что ты вампир!
– Угу, – с некоторым облегчением кивнул Пустынник. – Весь рот в крови.
Теперь, когда он понял, что наговорила смертной местная ведьма, можно было прикинуть, как правдоподобнее объяснить свои поступки.
– Да, я колдун, – признался он. – Так уж сложилась жизнь, что я стал колдуном. И так получается, что я вынужден жить по законам мира магии, а не мира людей.
– Очень интересно, – хмыкнула Татьяна. – Интересно, по каким это законам ты живешь? Поведай простому невинному существу!
– По очень красивым, – повернул к ней голову Пустынник. – По законам рыцарства. Помнишь рыцарей Круглого стола? Они странствовали туда-сюда, а когда встречали другого рыцаря, то немедленно вызывали его на бой и крошили в мелкую капусту. Когда получалось, естественно. Примерно то же происходит и у нас. Я встретил достойного противника и победил его. Я встретил твою «экстрасеншу», собирался сразиться и с ней, но передумал. Ведь она твоя подруга. Ну и как тебе взгляд на рыцарство с близкого расстояния, Танечка? Похоже на книжку?
– Не представляю, – покачала головой женщина. – Ты ведь только что убил человека! Неужели в тебе ничего не шелохнулось? Неужели твою совесть ничто не гложет?
– Совесть?! – Возмутившись, Пустынник вогнал, словно нож в бок индейцу, ключ в замок зажигания, повернул его, а когда мотор взревел, с проворотом колес сорвал машину с места. – Совесть?! А ты, что, не слышала, что они собирались сделать? Если бы они победили, ты стала бы их законной добычей! Ага, совесть! – Он с силой ударил обеими руками по рулю. – Просто я оказался сильнее, и все! Совесть! Да я за тебя весь ресторан перебил бы без малейших колебаний! И сплясал на пепелище качучу!
– Чего бы сплясал? – рассмеялась женщина.
– Качучу, – покосился на нее маг. – Есть у нас такой танец.
– Не слыхала никогда, – улыбнулась Таня и откинулась на спинку сиденья. – Я думала, ты его убьешь.
– Кого?
– Ну того парня, что меня пригласить подошел. По времени как раз сходилось.
Пустынник резко вдавил педаль тормоза, повернулся к женщине:
– А ведь я про него и забыл! Вернемся?
– Ты серьезно?
– Конечно! – даже удивился колдун. – Убивать любого встречного при наличии достаточного повода – священный долг каждого рыцаря. Так что скажешь, Танечка? Ваше слово, моя прекрасная дама!
– Боже мой… – Таня наклонилась вперед, сжала пальцами виски. – Это сон. Это всего лишь сон. Это бред, такого не бывает. Валя – колдунья. Толя – колдун. Соседи в ресторане – колдуны. Все друг друга убивают, но никто ничего не знает. Господи, во что я ввязалась?! Толенька, подожди, пожалуйста, немного. Я сейчас проснусь, и мы поговорим. Сейчас, сейчас… – Она зажмурилась, заметно напряглась. Спустя минуту приоткрыла глаза, посмотрела по сторонам. – Это все еще сон или уже все?
Пустынник с интересом ждал, чем кончатся ее размышления.
– Понятно, – наконец снова откинулась на спинку женщина. – Бред продолжается. Придется спать до конца.
– Так каким будет твое слово, Танечка? – с усмешкой поинтересовался маг.
– Мое слово? – вскинула она брови. – Слово? Ладно, пусть будет слово: «Прощаю».
– Как скажешь, прекрасная… – Пустынник воткнул передачу и тронулся с места.
– Теперь давай все-таки где-нибудь перекусим, – предложила женщина. – В ресторане заказ-то так и не принесли. Тебе хорошо, ты все равно никогда не ешь. А мне, понимаешь, нужно питаться за себя и еще одного парня.