Чтение 11–й страницы книги ~Вирус хаоса~

— Ну вот, ты видел, что творится? — произнесла она уже менее решительно.
— Но ты, кажется, говорила о пирамиде?
— Ага, понятно. Ты предпочел бы потискать пирамиду? — спросила Мэри, разряжая обстановку, вдруг ставшую опасной. — Разочарую тебя — это был пирамид.
— Я предпочел бы… — он протянул руку, но она развернулась, ускользнув от прикосновения.
Почему чужие Смеляковы, равнодушные к своим Ветер, так неудержимо тянулись к ней? «По какому-то большому счету мы суть одно», — сказал Гений о двойниках. Может, все потому, что в этой обшей «сути» она им уже принадлежала? Тем не менее вопрос об измене — считается или нет — оставался открытым.
Гений проследил за ней глазами, глубоко вдохнул, сел и заговорил о деле:
— Итак, посмотрим, что мы имеем: в этом поезде что-то происходит с людьми в нарушение всех законов, чего сами они не замечают. За окнами не видно ни зги, сплошная серость. Тем не менее поезд идет, и все в нем функционирует обычным порядком. Это пока все. Так вот, в свете наших исключительных обстоятельств предположения следующие: это может быть, а — следствием нашего удаления от Москвы, где гнездится аномалия: она с нами взаимодействует и не отпускает, искажая действительность; бэ — кознями ученых, затеявших этот эксперимент; и цэ — следствием нашего перехода в новый мир, где люди, допустим, не в ладах с измерениями, отсюда и проистекает разнообразие их форм. Выбирай, что нравится. Или придумай свое. Я считаю, что нам в любом случае имеет смысл ехать дальше.
— Попробуем разобраться?.. — Мэри указала ему глазами на терминал. Там на экране, видимо, уже некоторое время висела надпись:
ПРОСЬБА ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ И НЕ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ.
— Чему не препятствовать? — не понял Гений и протянул руку к клавиатуре. Не успел он ее коснуться, как надпись сменилась сама собой на:
НЕ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ УДАЛЕНИЮ.
— Интересно, — сказал он, переглянувшись с Мэри. — Кого удаляем?
— Не иначе как нас из Москвы, — усмехнулась она. Гений вновь потянулся к клавишам, но экран ответил:
УДАЛЯЕТСЯ ВИРУС.
— Компьютерный, что ли? — поинтересовался он.
— А может, это карантин? — осенило Мэри. — Может, это болезнь такая была, ну, у персонала?
— Ерунду не пори. Что за вирус… — он почти коснулся клавиатуры, когда экран ответил:
ЗДЕСЬ — ВИРУС ХАОСА.
— Какой-то псих добрался до диспетчерской, — предположила Мэри. — Или сам диспетчер спятил Запирамидился, ну и…
Гений не слушал, он тер пальцами переносицу, бормоча:
— Хаоса, хаоса… Ты имеешь представление, что такое хаос? Я в общем-то тоже нет, и, по правде говоря, вряд ли кто реально имеет, ведь это нарушение всех привычных законов, связей, в частности между пространством и временем… Пространством и временем… — медленно повторил он и поднял взгляд на Мэри. — Не улавливаешь ничего знакомого? Кое-что из области твоей телепортации, — подсказал он.
— Моей? — опешила она. — Телепортации? Да, ну как же, я ведь никуда в последнее время не езжу, только телепортируюсь! У меня с этой телепортацией такое взаимопонимание! Прям как у тебя с завязыванием галстука! — эмоционально выдала Мэри, а потом подумала: «Ой!..»
Но он только хмыкнул, поправив ворот черной рубашки.
— Я об этом и говорю. О полной неувязке. Возьмем то, что с нами произошло в автобусе, — мы ехали в нем двадцать минут, и одновременно нас там не было, время шло, но оно стояло. Вот что я тебе скажу — никакая это не телепортация.
— А что же?..
— Поглядим: нарушена связь причина — следствие, логика спотыкается, пара-тройка глобальных законов летят к чертям. Ты еще попадаешь в новый мир вследствие равноценного обмена, а я уже спокойно сосуществую с двойником — это только со стороны кажется допустимым, на самом деле это так же невозможно, как поместить объект в точку пространства, уже занятую другим аналогичным объектом. Ты спрашивала — я тебе отвечаю: _это_и_есть_Хаос_ . Верней — какие-то его проявления, и не приходится сомневаться, что они связаны с тобой. То есть теперь уже с нами. Так что поздравляю тебя, вот это, — он постучал по экрану, где продолжала висеть та же надпись, — про нас.
Мэри некоторое время моргала, читая и перечитывая, потом сказала:
— Нас собираются уничтожить?..
— Было сказано — удалить, — поправил Гений.
— …удалить, как вирус?..
— Судя по всему, именно так.
— Как «так»? — Ее раздражало его академическое хладнокровие. — Кто нас удалит? Откуда? Куда?
— Я тоже задаюсь этими вопросами, — ответил он с прежней невозмутимостью. — Пока что у меня возникло подозрение, что удаление уже идет полным ходом. По рельсам. А? — спросил он, поглядев куда-то вверх. Когда он опустил глаза к экрану, там возникла новая фраза:
УДАЛЕНИЕ ИДЕТ. ПРОСЬБА ОСТАВАТЬСЯ НА СВОИХ МЕСТАХ И НЕ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ.
— Не препятствовать… — задумчиво проговорил Гений.
— Такая глупая мысль… — Мэри поймала его взгляд: — Наверное, не стоит надеяться, что нас развезут по домам?..
Он покивал, скептически скривив рот.
— Да уж, это вряд ли. Странно, но у меня не возникает ни малейшего желания узнать, куда движется этот поезд.
— Если мы вирус для любого мира, если для нас нет возврата и нигде нет места, то это может быть только… — Мэри поглядела на шлифующую окно с той стороны серую муть. — Поезд в никуда. — И содрогнулась от того, что сказала. — Как быть, Гений? Ну, ты же гений, придумай что-нибудь!
— Нам велено что? — спокойно спросил он. — Раз — сидеть и два — не препятствовать. А это значит что?
— Что за нами придут? — сделала она самый, с ее точки зрения, очевидный вывод.
— За нами уже никто не придет, — зловеще возразил он. — Но это значит, что в наших силах воспрепятствовать .
— Как?.. Остановить поезд?
Тут они уже одновременно поглядели за окно. Гений почесал висок.
— Думаешь, стоит попробовать стоп-кран?.. — неуверенно произнесла Мэри.
— Погоди, погоди. Остановить — это само собой, не век же в нем ехать. Важно еще остановить там, где нужно. Посмотрим, что сейчас происходит: элемент, чуждый среде — вирус, то есть мы, подлежит отторжению, изолирован и изымается. Его задача, естественно — вырваться на свободу, попасть обратно в среду. Вопрос — как? Обычному вирусу это, конечно, не под силу, его не стали бы умолять: «Не препятствуй!» Но мы способны генерировать Хаос. А для него нет правил, не существует законов — на то он и Хаос. Ты понимаешь — никакие замки, решетки и поезда не в состоянии его ограничить!
— Может, мы его и генерируем… иногда, — согласилась Мэри, — но мы не можем им управлять! Просто что-то неожиданно происходит — непонятное, похожее на чудо, от чего мы сами открываем рты… Или не происходит.
— Вот тут ты ошибаешься. Любая болезнь несет в себе деструкцию, сбой, а мы — вирусы самого Хаоса, считай, его эмиссары. Поэтому мы и только мы можем им управлять. Просто пока не умеем.
Мэри пребывала в изрядном сомнении по поводу его слов — управлять Хаосом? Разве это возможно?.. Сама мысль казалась абсурдной.
— Это только твое предположение, — сказала она, — которое невозможно доказать…
— Оно уже доказано, — заявил Гений, — причем доказано тобой. Вспомни свою «телепортацию» — да, да, знаю, что она не твоя, просто разрыв событийности, несоответствие между временем и пространством, но почему ты ее так назвала? Да потому, что все произошло, пусть неожиданно, но в нужном тебе направлении и с нужным тебе результатом: ты мгновенно перенеслась туда, куда хотела поскорее добраться, не возбудив в окружающих ни малейшего подозрения, что что-то произошло. То есть ты управляла событиями, нарушающими принцип причинности. Ты управляла Хаосом.
— Так, понятно! — Мэри сжала ладонями виски. — Я хочу попасть в Ялту да поскорее! Очень хочу! Причем уже давно… — вздохнула она, покосившись на окно. За окном все было без изменений. — Вот видишь…
— Думаю, что одного желания мало, — сказал Гений, — по крайней мере в этом поезде-изоляторе. Нам было велено оставаться на местах — значит, имеет смысл их покинуть.
— Ну хорошо, а дальше?..
— Там посмотрим. Пойдем.
Они вышли в коридор, где поначалу застыли в нерешительности; того первого страха уже не было, но удивления от творящихся кругом перевоплощений, наверное, было не изжить. Неподалеку, у окна стояло… Нет, наверное все-таки стоял. Итак, у окна стоял человек, не иначе как удравший с какого-нибудь шедевра Пикассо: часть его головы и плечо съехали по диагонали значительно ниже положенного уровня. Рот на шее исторгал струю дыма, одна рука росла вроде бы на месте, другая, сжимающая сигарету, змеилась из центра туловища. Имелась опорная нога — большая и столбовидная, вторая — тонкая, согнутая коленкой назад, выглядела архитектурным излишеством.
— Наверное, сосед… — прошептала Мэри. — Вышел покурить. Ну что? Будем знакомиться?..
— Н-нет. Лучше не привлекать внимания.
Впрочем, они уже были замечены: одинокий курильщик косился на вышедшую пару прекрасным, посаженным наискось глазом, но к общению явно не стремился. Они нацелились было его обойти, когда в противоположном конце вагона отъехала дверь, заставив обоих настороженно обернуться — в ожидании, разумеется, очередных напастей.
В дверях колыхнулось, проскальзывая, что-то плоское, потом оно развернулось и… В коридор ворвалась очередная листовидная дама, сразу полетевшая вперед, наподобие паруса: видимо, разнообразие форм граждан, населяющих поезд, все же имело какие-то пределы. В отличие от узенькой официантки, эта была настоящей матроной, хоть и расплывшейся исключительно вширь, заняв при развороте практически весь проход.
Мэри узнала бледно-голубое платье: кажется, именно эта тетка, будучи еще объемной, садилась при ней в последний вагон. Теперь она стремилась оттуда куда-то к голове поезда, пребывая, очевидно, во взвинченном состоянии и в данный момент намереваясь, кажется, снести на своем пути пару-тройку пассажиров.
— К стене! — скомандовал Гений, оттолкнув с ее пути Мэри, и сам прижался спиной к закрытой двери купе: пусть сбоку странная дама и была почти невидима, но в фас выглядела несокрушимой, как надвигающееся цунами.
Однако зря они надеялись, что стихийное бедствие благополучно их минует: глазки-рисинки остановились на Гении, и могучий порыв ветра, несущий вперед эту всесокрушающую плоскость, внезапно стих. Мадам замерла в шаге от них, медленно открыла рот в размазанной помаде и…
— Смеляков!.. — донеслось из него тихое блеяние. — Ты сам дьявол, Смеляков!.. Я видел тебя на перроне и думал… думал…
— Думал, что тебе удалось от меня уйти, не так ли? — произнес Гений, в то время как Мэри беззвучно ахнула: перед ними был Андрей Валентинович, гораздо более плоский, чем стиральная доска и к тому же переодетый в женское платье. Его собственная шевелюра пряталась под париком, завитым крупными буклями.
— Я подлец, Смеляков… — признался он. — Но это психотропное воздействие… Я не в состоянии больше его выносить! Скажи, чего ты хочешь, я все сделаю! Только умоляю тебя, останови это! — широкая трепещущая лента, бывшая на самом деле его рукой, всколыхнулась, однозначно указывая в направлении сюрреального господина. Тот между тем распластался по окну, выронив из шеи сигарету. Продолговатый прекрасный глаз глядел на «даму» с невыразимо-тоскливым ужасом, второго глаза так и не наблюдалось, не исключено, что его просто не было: возможно, два глаза слились у него в один.
— А в себе ты не заметил перемен? Не имея в виду твой новый нежный имидж? — поинтересовался Гений.
— Как?.. В себе?.. — толстяк, явно испуганный, по-листовому согнулся, изучая свое, по сути, изображение, похлопал руками-лентами по плоским бокам и облегченно вздохнул: — Я-то в порядке, но… На что ты намекаешь? Ты что… Хочешь и меня изуродовать?..
— Я бы с удовольствием, — сказал Гений, — но сейчас, прости, уже не до тебя. Так что возвращайся к себе и не отсвечивай. — Он повернулся к Мэри: — Пойдем, у меня появилась одна мысль. — И, минуя испуганного курильщика, еще раз взглянул на толстяка, уронив через плечо: — А это голубое платьице тебе очень к лицу.
Но Валентинович и не думал отставать от единственной своей надежды: когда они вышли в тамбур, вслед за ними туда успела проскользнуть трепыхающаяся простыня массивного тела, лишенного одного измерения.
— Ты мне это устроил со своей чертовой ФСК, слышал я про эти ваши психоволны, мнемозомбирование… — бухтела простыня, потом вдруг запнулась, спохватившись: — Евгений, прости! Спаси, спаси меня от этого кошмара! Я больше не выдержу! Я знаю, что все зависит от тебя!..
Гений обернулся к нему с недвусмысленным намерением придушить, но толстяка сейчас можно было разве только скомкать, или сделать из него скатку — то и другое было как-то непривычно, поэтому он вытащил из кармана пистолет. И сказал облепившей дверь простыне:
— Я тебя спасу. Скоро. Если заткнешься.
Мэри схватила его за локоть:
— Гений, ты что?..
— Хочу остановить поезд, — сказал он, перехватывая пистолет за ствол, и разбил рукояткой стекло стоп-крана. Потянулся было к рычагу, но передумал, оглянулся на Мэри:
— Давай-ка попробуй ты.
— Но какой смысл? — возразила она. — Ты посмотри, где мы едем — это же какой-то коридор!
Туман к этому времени настолько уплотнился, что и впрямь складывалось ощущение мрачного полупризрачного тоннеля.
— Там, куда мы едем, поезд должен остановиться, — сказал Гений. — Но сдается мне, что остановок для него больше не предусмотрено. Возможно, чтобы оказаться на месте, одного желания мало — ты была права, надо его остановить. По крайней мере попробовать. Так что давай дергай, — велел он, пряча пистолет — кстати, тот самый парализатор, «позаимствованный» у Жнеца, — и взялся для устойчивости за дверную ручку, торчавшую в просвете меж «туловищем» и рукой Андрея Валентиновича.
— Почему я?
Он поморщился:
— Слишком много разговоров. Считай, что на счастье. — И придержал ее свободной рукой за талию, поскольку торможение должно было получиться экстренным.
Мэри пожала плечами и дернула за рычаг. Он поддался довольно легко, но…
Напрасно они приготовились, напрягшись в ожидании рывка, и даже Андрей Валентинович вцепился своими пластинчатыми пальцами, в прошлом сосисками, в косяки по обе стороны облепившего дверь тела. Ничего такого сногсшибательного, хоть отдаленно напоминающего торможение, не произошло: поезд мчался в сумеречном тоннеле все с той же, отнюдь не маленькой скоростью.
— Так. Не вышло, — констатировал Гений, отпуская ручку с одной стороны и Мэри с другой. — Ну что ж, пошли дальше.
И они отправились по вагонам к голове состава с Андреем Валентиновичем по пятам, можно сказать, на его фоне, словно предваряя грот, оторванный от корабля. Нельзя сказать, чтобы путь их был легок: без обширного, сокрушительного на вид фасада маячащего позади Валентиновича он мог бы оказаться и более спокойным. Чего только не попадалось на этом пути: в тускло освещенных коридорах двигались, медленно перемешиваясь и догоняя друг друга, разрозненные части тел, метались, отскакивая от стен, шары, подозрительно напоминающие скомпонованных людей, порой из купе вываливались, на ходу рассыпаясь и перестраиваясь, целые сооружения из геометрических фигур. Не приходилось сомневаться, что они почему-то не ведают о собственном преображении и спокойно относятся к себе подобным, а также к Гению и Мэри, поэтому те не могли бы с уверенностью утверждать, что с ними самими все в порядке. Но Валентиновича разнообразный народ пугался — паниковал, прятался, порой рушился под ноги и распадался в ужасе на запчасти, которые часто оставались мобильными, шныряли в окружающем довольно узком пространстве, пружинили о Валентиновича и всячески мешали продвижению вперед.
А они спешили. Только когда появилась конкретная цель, пришел и страх опоздать с ее выполнением. В каждом вагоне они обрывали стоп-кран, и все с нулевым результатом. Они не обсуждали плана дальнейших действий, и так было ясно, что в случае неудачи они не остановятся на пассажирской части поезда, а дойдут до кабины машиниста. Надо будет — и по крыше.
Уже не заостряя внимания на чудесах перевоплощения, творящихся вокруг, они добрались до вагона-ресторана и обнаружили, что он закрыт. Рядом с дверью имелась панель с кнопкой вызова, динамиком и глазком камеры. Гений нажал на кнопку:
— Откройте, ФСК! — выкрикнул он и подставил к глазку ксиву.
Спустя несколько секунд дверь распахнулась, их схватили и заволокли внутрь. Андрей Валентинович остался снаружи — наверное, потому, что сцапавшие их граждане имели цилиндрическую форму, а плоского Валентиновича хоть и можно было по идее скатать в цилиндр, но в развернутом виде он неизменно наводил страх на иные конфигурации. А ведь это были… Да, сомневаться не приходилось: судя по одежде, тоже видоизменившейся соответственно форме тел, три цилиндра, засевших в ресторане, были милиционерами — вероятно, поездной бригадой, причем явно растерянной, деморализованной и сбитой с толку.
— Капитан Смеляков, Служба Контроля, — представился Гений.
— Сержант Стрельников, — цилиндр поплотнее «взял под козырек», в то время как остальные переместились в проход меж столиков. Интересная деталь: руки у сержанта сливались с корпусом, а когда начинали двигаться, то не отрывались, просто поверхность ходила крупными волнами, вполне успешно совершая те или иные действия. Он взял со стола стакан с водой: — Вы в порядке, капитан? Вот, выпейте… — М-да, а может, и не с водой.
— Нет, спасибо, — отклонил предложение Гений. Мэри тоже покачала головой, и судорожная «волна» опрокинула содержимое стакана внутрь цилиндра. — Мне необходимо попасть в кабину управления, — сказал Гений. — Это возможно?
— Мы уже пытались, но машинист заперся и не отвечает на вызовы. И с внешним миром нет никакой связи…
— Вы, я вижу, тоже заперлись, — заметил Гений. Стрельников как-то неловко покачался, словно переминаясь с ноги на ногу:
— Простите, растерялись… Капитан, может, вы понимаете, что творится в поезде? Это какой-то эксперимент, да? — похоже, что представитель Службы Контроля явился для них последней надеждой получить какое-то приемлемое объяснение происходяшему.
— Разбираемся, сержант, — «утешил» его Гений. — Сейчас первоочередная задача добраться до машиниста. Пойдемте! — и он решительно двинулся по вагону. Рядовые цилиндры посторонились с его пути, пропустили Мэри и устремились следом От Мэри не укрылся некоторый разор на ближайших столиках — початая водка, неаккуратная закуска. Стражей порядка можно было понять: не в их силах было блюсти порядок в сложившейся ситуации, очень смахивающей на конец света. В его преддверии оставалось только выпить.
Они прошли через пустую кухню — Гений не стал интересоваться, где обслуживающий персонал: вероятно, их форма была далека от цилиндрической, и милицейская команда, наверняка считавшая себя «последними людьми», оккупировала территорию ресторана, выгнав чуждые экземпляры за дверь.
Наконец они вышли в помещение тамбура, где уперлись в закрытую железную дверь. Сержант заверил, что она ведет непосредственно в кабину машиниста; было отрадно, что состав не прицеплен к электровозу, а представляет с ним в некотором роде одно целое, то есть для визита необязательно было выбираться наружу. По идее достаточно было набрать на панели код вызова и оповестить о цели, что и попытался сделать сержант, пройдясь по панели мелкими точечными вибрациями, потом волнами покрупнее забарабанил в саму дверь — с тем же нулевым результатом.
— Вот видите, ни ответа, ни привета, — констатировал он, откатываясь.
— А если того… Отстрелить замок? — внесла предложение Мэри, в сомнении рассматривая цельнометаллическую дверь, вообще-то лишенную наружных признаков замка.
— Не имею права стрелять вблизи двигателя и системы управления.
— Но как же туда добраться? По крыше? — высказала все-таки Мэри вновь замаячившую перед нею не очень приятную перспективу.
— Так, погодите-ка! — Гений, озаренный какой-то мыслью, внимательно осмотрел дверной стык. Потом развернулся и, распорядившись: — Сержант, за мной! Остальным ждать здесь, — направился обратно в вагон, пройдя меж откачнувшимися рядовыми.
Чтобы не терять в их отсутствие времени даром, Мэри постучала кулаком в дверь не слишком-то вежливо, потом принялась барабанить. Ее отстранило волнообразное движение одной из гуттаперчевых колонн. Пахнуло водкой.
— Разрешите уж нам, — произнес рядовой, после чего вложил свою лепту в посильное выбивание пыли из железного препятствия: дверь выбивалась плохо, лишь глухо рокотала, как бы возражая, но за нею никто не возражал.
— Пусти-ка, — второй служитель закона, оттолкнув товарища, заколотил в дверь рукояткой пистолета, ствол которого утопал в гуляющей по нему штормовой волне. Мэри зажала уши.
За таким времяпрепровождением их застал Гений, вернувшийся в компании колонны-сержанта и… листовидного Андрея Валентиновича, причем сержант конвоировал последнего, тыча в плоскую спину парализатором. Рядовые отшатнулись и настороженно замерли, готовясь в случае агрессии со стороны «мутанта» к решительному отпору.
— Ну и зачем ты его привел? — поинтересовалась Мэри. — Чем нам поможет этот толстяк? — нельзя сказать, чтобы она оговорилась: ведь и камбалу можно назвать толстой, важно, с какой стороны на нее смотреть. Примерно в этом смысле высказался и Гений:
— Не толстяк, а скорее блин, — сказал он, — причем настолько плоский, что способен просочиться в любую щель, будь она хоть микронной — ты подумай, ведь у него полностью отсутствует третье измерение!
— Что за чушь ты порешь, Евгений? — спросил дрожащим голосом толстяк, волнуясь и косясь на цилиндр с пистолетом. — Я отказываюсь тебя понимать!
А вот к Мэри, напротив, пришло понимание замысла Гения. Оставалось только убедить двухмерного человека в том, что он на это способен. И не одну ее озарила подобная догадка.
— Сейчас мистер голубенькое платьице у меня все поймет, — прогудел сержант Стрельников, угрожающе поигрывая пистолетом. — А ну-ка ты, плоская задница! — обратился он к трепещущему толстяку. — Быстро лезь под дверь!
Валентинович в ужасе попятился и прилип к стене, отображая все ее изгибы.
— Послушай, Андрей, — сказал Гений, — ты ведь уверен в том, что все происходящее — результат воздействия на твою психику? Так вот, поверь мне — ты действительно способен просочиться под эту дверь и открыть ее с той стороны. Ты просил меня остановить это, так знай — в том, что ты поверишь и сделаешь, как я говорю, заключается ключ к твоему спасению.
— Но как я это сделаю? Сам подумай, как?! — сорвался на визг Валентинович, демонстративно охлопывая свои объемные, с его точки зрения, бока.
— Очень просто. Ты должен лечь на пол и двигаться вперед — ползти под дверь, понимаешь?
— Но я же в нее попросту упрусь! — не желал верить толстяк.
— Не упрешься. Давай поспорим, что ты спокойненько проползешь под дверью, к своему собственному великому удивлению. А? Ты ведь азартен, так заключим пари — если упрешься башкой и забуксуешь, получишь от меня сотню зеленых. Если просочишься — так и быть, просто открой дверь.
— Но я же… Я… — забормотал толстяк, в сомнении пробуя ногой нижний стык двери.
— А если откажешься, то боюсь, что очень скоро наступит твой конец.
— П-почему?.. — растерялся Валентинович.

— Потому что я тебе его обеспечу! — прорычал колонна-сержант, а двое рядовых угрожающе надвинулись, образовав вокруг толстяка внушающую ужас колоннаду.
— Вот видишь, — кивнул на них Гений, — твоя психика попросту не выдержит давления, на которое она не рассчитана, — соврал, или почти соврал он.
Заплывшие глазки человека-блина заметались в панике:
— И с-сколько мне осталось?
— Затрудняюсь сказать точно, но с каждой секундой этот момент приближается, — Гений поглядел на колоннаду. Все три колонны синхронно подались вперед.
Валентинович судорожно вздохнул, слегка при этом расширившись, и, опав, неуклюже спланировал на пол. Колонны расступились, давая ему возможность «подползти» к двери. «Блин» стал осторожно двигаться, очень смахивая на шевелящееся волнообразно покрытие, широкие ноги совершали под юбкой лягушачьи движения.
— Прижмись, распластайся, как ящерица! — давал рекомендации Гений.
Бедный толстяк безмолвствовал, только тяжело сопел, тем не менее старательно следуя указаниям: плоская голова обрисовала порожек, но у самого стыка застопорилась, приподнявшись.
— Голову ниже!
— Морду в пол! — раздались почти одновременно два ценных совета.
И то, что им сейчас было видно, а именно — затылок в буклях парика — стало постепенно исчезать под дверью.
— Йес! — Мэри подпрыгнула, стукнув кулаком в ладонь: — Гений, ты гений! У него получается!
Голова постепенно скрылась, настала очередь плеч, потом… Вот тут появилась причина для волнения: толстяк застопорился, похоже, не вписываясь в ширину двери.
— Мэри, встань с той стороны и делай, как я! — распорядился Гений и, поддев носком ботинка трепыхающийся край, загнул его так, чтобы тот вошёл в угол двери. Мэри повторила с другой стороны его действия. — Только очень осторожно, не обрежься! — предупредил он. Мэри стала похожа на человека, трогающего ногой змею. В конце концов край бывшего толстяка загнулся под нужным углом и продвижение «блина» возобновилось. Правда, операция прошла не без потерь: у Мэри на туфле был начисто срезан шнурок, то есть шнурковый бантик.
— Ты знаешь, — задумчиво сказала она, отставив ногу и разглядывая результат соприкосновения с краем Андрея Валентиновича, — по-моему, он запросто мог бы пройти и прямо сквозь дверь.
— Теоретически да, — согласился Гений, — но практически у его проникающей способности имеются какие-то ограничения, это очевидно, иначе он давно бы уже провалился сквозь пол и ушел в землю.
Пока что Андрей Валентинович уползал все дальше под дверь. Глядя на исчезающий в щели широкий зад, колонна-сержант почесал дулом пистолета свою «капитель».
— Может, я ошибаюсь, капитан… Но это же ходячая мясорубка!..
— На данный момент ползучая, — поправил Гений, — и ты, наверное, уже понял, что сам он об этом не догадывается.
— Да уж, — вступил один из рядовых, — но вот об этом, — кивок вниз, на елозящие плоские ноги, — он уже догадывается. — В этот момент Андрей Валентинович громко испустил газы. — Теперь его ни в одну камеру не запрешь… — закончил рядовой, ретируясь подальше.
Мэри хмыкнула: кажется, эти ребята-цилиндры всерьез подумывали о том, чтобы арестовать человека-плоскость. Наверное, за отсутствие третьего измерения.
Но вот наконец в щель всосались ступни, одетые в синие «лодки» немалого водоизмещения. На некоторое время воцарилась тишина.
— А он точно сможет открыть? — забеспокоилась Мэри.
— Там простая кнопка, — сообщил сержант.
— Надеюсь, он догадается ее нажать, — сказал Гений.
— Но почему он так дол… — начала Мэри, но в этот момент в двери ко всеобщему облегчению щелкнуло, и она открылась.