Чтение 11–й страницы книги ~В тихом омуте?~

- Зачем?

- Просто подпирает иногда, так хочется быть на кого-то
похожей...

- На кого-то?

- На тебя... Ничего не говори, пусть так и останется,
хорошо?

...Спустя две недели, когда этот разговор благополучно
забылся, она вдруг вытащила меня в парикмахерскую. Я отроду
-% стриглась во всяких там салонах, это казалось мне
мещанством; волосы же мне ровняли в разные периоды жизни
мать, Иван и Нимотси.

Теперь пришла Венькина очередь, но она только хмыкнула
и отправилась со мной к своей парикмахерше. Парикмахерша
оказалась халдистой бабой, но дело свое знала хорошо: вместо
очень длинных неухоженных волос, от безысходности всегда
собиравшихся в хвост, я получила умеренно длинные с намеком
на стильную прическу.

Потом пришла очередь цвета. Родной цвет активно не
нравится Веньке, она находила его слишком унылым - и поэтому
я была срочно перекрашена в глубокий темно-рыжий с томно-
вспыхивающим медным отливом.

"Ну вот, просто отлично, глаза заиграли, теперь можно
выводить тебя в свет и на случку", - констатировала Венька,
жизнь всегда представлялась ей неким азартным биологическим
циклом.

...А потом и сама Венька перекрасилась в темно-рыжий.

Но я бы даже не заметила этого, если бы не Фарик.
Фарик, с которым она приехала в ту февральскую ночь, когда
мы решили написать забойную криминульку и продать се по
сходной цене. Фарик довольно часто приезжал в Бибирево, в
отличие от Марика, почти исчезнувшего с моего горизонта
после неудачной сцены соблазнения.

- Ты видишь, что с собой эта дрянь уделала?
Покрасилась! - с порога заявил мне Фарик и на секунду
застыл, рассматривая мой собственный, так похожий на
Венькин, цвет волос. - По-моему, это сговор! У вас появилась
униформа, а, девчонки?

- Конечно, мы же играем в одной команде! Только это не
униформа, а унисекс. Сейчас модно в Европе. Слушай, Мышь,
мне сейчас этот узбек, - Венька ткнула Фарика в бок, -
потрясающую историю рассказал!..

Я не удивилась - все, через одну, истории Фарика были
потрясающими - от банальной бытовой поножовщины до
рафинированного заказного убийства. Фарик рассказывал
леденящие душу подробности с веселым цинизмом, что придавало
любой смерти почти балаганный характер. Смерть в изложении
Фарика затягивала и была нестрашной. Смерть в изложении
Фарика казалась бездарной статистикой, сующей свои
коротенькие банальные реплики невпопад.

И когда Фарик после двухчасового сидения на кухне
тактично отправился в туалет - отлить безмерное количество
баночного пива, которое мы пили в ту ночь, - Веньке пришла в
голову счастливая мысль: записать только что рассказанную
кровавую страшилку именно в ключе Фарика - разухабистом,
циничном и безумно смешном.

Для подобного стиля я была тяжеловата, мне хватало
иронического взгляда на мир, и я решила просто слепо
скопировать Фарика. Мне всегда удавалось копировать кого бы
то ни было.

Удалось и сейчас.

Через месяц был готов сценарий, сдобренный юмором
Фарика, Венькиной страстью и прошитым автоматными очередями
b%+., и вполне профессионально записанный мной.

Венька назвала его по-идиотски: "К, истории двойного
убийства на Плющихе". Но тем не менее сценарий был со
свистом принят каким-то полубезумным продюсером-
азербайджанцем и сразу же запущен в производство.

Мы с Венькой подписали отдающий липой договор, получили
наличные и отправились на Алексеевскую.

***

...Там нас уже ждали водка, икра, плов и Фарик с
Мариком.

- Сюрприз! - крикнула с порога Венька. - Знакомьтесь,
это Мышь, она классные сценарии пишет, просто гениальные.

Фарик и Марик явно не ожидали моего появления и сразу
помрачнели. Их неудовольствие было столь очевидным, что мне
сразу же захотелось напиться.

Я так и сделала - надралась вусмерть и отключилась. Я
даже толком не рассмотрела их огромную, похожую на
футбольное поле комнату, заставленную диким количеством
оплывших свечей; ни кровати, ни дивана не было вообще -
только мягкие маты, усыпанные лепестками. Цветов было море -
розы и хризантемы.

Только розы и хризантемы.

И больше ничего.

...Я проснулась среди ночи - голова раскалывалась, шея
затекла - меня, как тряпичную куклу, сунули в огромное
кресло. Я проснулась от голосов - яростно-тихих, осуждающих,
требующих, молящих.

Скрытая в них страсть так испугала меня, что я даже не
решилась открыть глаза, лишь слегка разлепила их; я
подсматривала в щелки век, как в замочную скважину.

Они - все трое - были в противоположной стороне комнаты
у окна. Венька сидела на матах, совершенно недосягаемая в
свете уличного фонаря. Недосягаемая для меня и несчастных
мальчиков, обложивших ее, как волчицу.

Солировал Марик:

- Это предательство, как ты не поймешь?! Ты пытаешься
быть похожей на эту свою Мышь, на это пустое место... С ней
ты предаешь всех нас... Всех четверых... Мы же поклялись...
Ты сама заставила нас поклясться! Ты сказала, что так будет
всегда!..

- Сказала, а теперь передумала, - пропела Венька. Марик
занес руку для удара, но Фарик перехватил ее.

Возникла внезапная мальчишеская драка, кончившаяся
через минуту обоюдно разбитыми носами.

- Пусть она уйдет, - теперь уже спокойно сказал Марик,
слизывая кровь.

- Скорее вы уйдете, - дразнила их Венька.

- Слушай, она ничего нам не сделала... Но ты же не
хочешь, чтобы мы ее возненавидели только потому, что она
стала иметь какое-то отношение к тебе?..

- Скорее я вас возненавижу, - Венька упрямилась; мне
вдруг стало страшно - и от их ненависти, и от ее защиты, в
*.b.`.) я не нуждалась.

"Стервецы маленькие, молокососы - куда ты только
влезла. Мышь, встань сейчас же и скажи: "Общий приветик,
исчезаю из вашей плебейской жизни навсегда..." или что-
нибудь другое в этом роде.

Но, пока я подбирала "что-нибудь другое в этом роде",
Марик процедил сквозь зубы:

- Может, того? Убрать ее? Нет человека - нет проблемы.

- А может, того... Убрать меня? Нет человека - нет
проблемы. И вы свободны, мальчики!

Теперь не выдержал Фарик - он ударил Веньку наотмашь,
хорошо заученным жестом; это уже было похоже на ритуал.

- Сейчас еще врежу, если не прекратишь это
сумасшествие!

- А мы уже давно сошли с ума. С тех пор, как впаялись в
этот проклятый грузовик. Или нет?! Фарик снова поднял руку.

- Лежачего не бьют, - в лицо ему засмеялась Венька. Она
вытянулась на матах и начала мучительно медленно
расстегивать пуговицы на рубахе. - Может быть, поможете
беззащитной одинокой девушке?

Их не надо было просить дважды - я видела, как спадают
рубахи с их крутых, почти одинаковых плеч; я слышала, как
щелкают языки их ремней, как нетерпеливо рвутся "молнии" на
джинсах...

Мальчики рухнули в Веньку, как в пропасть; они накрыли
ее, как волны, - я помнила эти волны моего южного
причерноморского детства: тебя накрывает с головой и нечем
дышать... Должно быть, Веньке тоже нечем было дышать, и она
застонала. Мальчики повторили ее, как эхо. Их волосы
спутались, их тела переплелись, и я впервые подумала о том,
как они красивы. И я впервые подумала о том, что такими
красивыми, почти совершенными, они могут быть только втроем
- наконец-то собранные детали, наконец-то сложенная
мозаика...