Чтение 11–й страницы книги ~Генералы подвалов~

– Потому что фашист, в натуре, – снова ответил Костя. – Зверь, блядь.

– Да?

– Да. Так что за лох-то тебя обидел?

– Директор одной фирмы. Не обидел он, а серьезней тут дело.

– Ладно, разберемся. Давай бабки свои. -Видя Настино замешательство, Костя улыбнулся. – Да не бойся, не бойся. Что ты, как девочка. Аванс нам положен. Завтра поедем и замочим твоего директора. А с тебя еще две тонны. Есть у тебя?

– Есть.

– Вот и классно. Решили. Дуче, поедем на дело для девушки?

– А хули не поехать? Поедем.

– Только смотри, если не отдашь, сама понимаешь…

– Да понимаю, понимаю. Ребята, я же не ребенок.

Костя усмехнулся:

– Не ребенок? Это хорошо. Давай тогда еще треснем. А сколько тебе лет-то, кстати?

– Семнадцать, – соврала Настя. – Скоро уже восемнадцать.

– Ого! Совсем большая. Дуче, включи-ка музычку.

Андрей подошел к запыленному музыкальному центру, поднял пульт, валявшийся на полу, и включил радио. Поискав, он остановился на волне, несущей в эфир треньканье гитары и гнусавый, нарочито «мужицкий» голос, который тянул что-то про нары и про лагеря.

– О! Баранов! Классно поет.

Они выпили еще. Комната плыла перед Настиными глазами. Ей, в общем-то, было хорошо. Впервые за последние недели она расслабилась полностью, мысли в голове летели легко, все встало на свои места, и все проблемы исчезли. Конечно, эти парни разберутся с Калмыковым. Другое дело, не много ли она им наобещала. Могли бы, наверное, и за тонну.

И чего говорят, что бандиты все отморозки? Ничего не отморозки. Нормальные ребята. Грубоваты, так что же теперь… Ну, грубоваты. И что? Зато слово держат. Дело свое знают. Мужчины.

– …можешь и сэкономить.

Оказывается, Костя уже давно что-то говорил. Настя врубилась где-то на середине фразы.

– Поживи здесь, поможешь нам, то-се, по хозяйству. А то блядищи наши ни хера делать не хотят. Только засирают квартиру. А мне ее в порядок приводить.

– Точно, Шрам, – загоготал Дуче. – Точно. В елочку!

– Договорились? А с твоим ублюдком мы разберемся.

– У меня же школа, – начала было Настя, не имевшая ни малейшего желания оставаться в этом притоне. Вот еще выдумали! Нет уж! Она платит деньги, все!

– Да не смеши ты меня, е-мое! Какая, на хуй, школа! Забудь! Сказано, здесь побудешь. Пару дней. Пей давай!

Настя отхлебнула водки, и голова ее стала совершенно ватной.

Она снова закурила, чтобы хоть как-то сосредоточиться, но сознание все-таки вышло из-под контроля, и на какое-то время она отключилась.

А когда снова вернулась к действительности, то обнаружила, что сидит на том же месте с незажженной, видимо новой уже сигаретой в руке. Андрея в комнате не было, а Шрам полулежал напротив, на диване. Что-то изменилось в его облике. Он как будто стал меньше, Настя не понимала, в чем все-таки дело, а когда поняла, ей стало не по себе.

Шрам был в одних трусах. Он лежал, раскинув мускулистые волосатые ноги, курил и пристально смотрел на Настю.

– Я это… Наверное, пойду, – Настя попыталась встать с кресла, но ее качнуло, и она чуть не повалилась грудью на стол.

– Ну, прямо. Так вот сейчас все бросишь и пойдешь. Сказано же тебе, тут поживешь. А потом вместе поедем фраера твоего бомбить. Иди-ка сюда.

Он сел на диване и через стол протянул руку к Насте. Она попыталась уклониться, но не успела.

Шрам схватил ее за локоть и дернул к себе. По какой-то непонятной траектории, почти пролетев над столом, Настя оказалась на диване рядом с почти голым Шрамом.

«Ну, все…» – мелькнуло у нее в голове. И тут же пришла еще одна мысль. Она давно слышала, что все разговоры об изнасилованиях – россказни. Если женщина по-настоящему не хочет, ни один мужик не сможет.

Она попыталась сжать колени как можно плотнее, свернуться клубочком, но вместо этого обнаружила, что лежит на животе, а Шрам сдирает с нее джинсы.

– Не надо, – жалобно проговорила она. – Не надо.

– Заткнись. Все нормально.

Он сорвал с Насти рубашку, одним движением стащил трусики.

– О! Я смотрю, блин, тут все путем! – услышала она голос Дуче. – Ты даешь, Шрам!

Настя задыхалась под тяжестью Кости. Он вдавливал ее в диван, пахнущий пылью, табаком, пролитым и высохшим вином.

– О! Слушай, Шрам!

Всегда бодрый радиоголос, усиленный Дуче до максимума, весело сказал:

– У нас в гостях Полковник.

Только надо поправить могилку мента,

Что вчера напугал меня выстрелом в воздух…

Радио орало со страшной силой, но еще громче кричала Настя, ей казалось, что Костя разрывает ее тело пополам.

– Что орешь? – весело спросил Дуче. – Не ори! Счас, Костян, я ее заткну.

Голова Насти моталась по дивану, сзади ее тело продолжало разрываться от боли, а спереди, загораживая собой свет, вдруг возник Дуче. Он схватил Настю за волосы и поднял ее голову так резко, что она, несмотря на боль, испугалась – не сломали бы шею.

Дуче стоял перед ней на коленях и тащил вниз резинку своих спортивных штанов.

– Сейчас мы ее заткнем.

Она не понимала уже, сколько прошло времени, сколько ее терзали на грязном диване, сменяя друг друга, а иногда и одновременно, Дуче и Шрам. Сколько времени ее рвали, мяли, душили, поднимали с дивана и вливали водку в распухшие губы, снова валили навзничь, на живот, на бок.

Все кружилось перед глазами, становилось то черно-белым, то снова цветным. Свет ламп делался то ярче, то почти угасал. В какой-то момент она поняла, что сидит голая у Шрама на коленях, а Дуче всаживает ей в предплечье шприц.

После укола стало легче. Боль ушла, и мерное движение чужих тел сверху и снизу, с боков и сзади стало казаться привычным и не страшным. Тел, как она заметила, было уже не два. Сколько – она не могла сосчитать. Но как минимум три.. А потом она отключилась.

ГЛАВА 11

– Ты как, за рулем-то?

– Нормально, – Шрам осторожно выруливал на Лиговский.

– Смотри, а то оборвешь две молодые жизни.

– Сплюнь, мудак!

– Хули тебя понесло сейчас? Поехали бы завтра! А чего с девкой-то будем делать?

– А хули с ней делать, в натуре? Подержим пока у нас. Понравилась девка-то?

– Нормальная сучка.

– Обломаем за пару дней, наша будет. Чего – мне нравится. Пусть живет пока. Хочу на хату ее посмотреть. Если правда, что этот лох из магазина говорил, врубись, она одна там осталась. На хуя ей такая квартира одной?

– Думаешь, замочить ее?

– Мудак. Чего ее мочить. И так отдаст. Я же говорю – наша будет. Мы на ней еще заработаем. Обломается девка, будет на нас пахать. Пристроим куда-нибудь. Своих баб – чем больше, тем лучше. Курочка по зернышку. Сколько мы ей вкололи-то?

– Нормально. Раньше вечера не очухается.

– Ну вот, подсадишь ее, будет пахать как миленькая. И хату возьмем без мокрухи, чистенько. А? Навар не слабый, да?

– Очень гладко у тебя получается.

– А хули, гладко и будет.

Шрам вел машину аккуратно, но не настолько, чтобы вызвать подозрения у всевидящих гаишников. Пару раз даже подрезал каких-то лохов на «Москвиче». И то – куда они прут в такую рань.

– Здесь, что ли?

– Здесь. Я знаю этот дом. Хорошее место.

– Ты ключи-то взял?

– Не-а. Хули ключи, я посмотрел, обратный ригель. Откроется и без ключа. Пусть у нее пока ключи лежат. А то лишние крики начнутся. На хера нам это надо. Пусть пока спокойно живет.

– Ладно, пошли.

Шрам и Дуче вышли из машины и, ежась от утреннего свежего ветерка, дующего с залива, вошли в Настин подъезд.

***

Моня услышал шум машины под окнами и осторожно выглянул из-за занавески. Увидев двух типичных «быков», направляющихся к подъезду, он почуял неладное. Интуиция, что поделаешь. Она его столько раз выручала, не подвела и сейчас.

Встав у входной двери, он понял, что прав. «Быки» шли сюда. Кто такие, что им надо? Вот незадача.

Ну ничего. И не с такими разбирались.

Моня тихонько выудил из кармана нож. Ему не нужно было особо прислушиваться – эти «бычары» игнорировали всяческую осторожность. Подошли к двери, один, отхаркивась, громко плюнул. В замочной скважине зашуршало – они ковырялись отмычкой.

Ага. Значит, не все так гладко. Ну ничего. Придется выступить в роли защитника частной собственности. Своей, надо полагать.

Моня присел на корточки рядом с дверью, прислонившись спиной к стене. Дверь медленно открылась, заслоняя его от незваных гостей. Свет в прихожей, разумеется, не горел, и «быки» не заметили кинувшуюся на них сзади и сбоку тень.

Моня быстрым движением полоснул стоящего поближе к нему парня под левое колено, перерезав сухожилия. И обратным движением то же самое проделал с левой ногой. Гость рухнул на пол в буквальном смысле как подкошенный. Теперь он не боец.

Оттолкнув его в сторону, Моня, выпрямившись, всадил нож по рукоятку в живот удивленно вскинувшего брови высокого светловолосого здоровяка. Одного удара оказалось для него мало. Моня выдернул нож и снова ткнул его в живот парня. Тот уже успел схватить Моню за шею и пытался душить, но глубокие раны лишили его сил. Моня же расслабился в хватке этого здоровяка и терпел, чувствуя, как захват ослабевает. Наконец пальцы незадачливого бандита разжались, и он начал сползать вниз по стенке.

Моня понял, что с этой стороны опасности больше нет. Второй бандит был жив, но Моня не боялся нападения сзади. Пистолета у обезноженного паренька, судя по всему, не было, в спортивные штаны и под футболочку его не спрячешь.

Пострадавший возился на полу в луже крови, предпринимая безуспешные попытки встать.

– Кто такие? – спросил Моня, наклонившись к противнику.

И зря. Крепенький, еще не успевший ослабеть от потери крови бугай, в свою очередь, вцепился в Монино горло.

И защитнику частной собственности ничего не оставалось, как полоснуть сначала по одному запястью сидящего в луже крови «быка», а потом по другому.

– Кто такие, я спрашиваю, – повторил он свой вопрос, когда «бык» уронил руки на колени.

– С-с-с-уука… – пропел раненый.

– Ясно.

Моне действительно все было ясно. От них толку не добьешься. В любом случае ситуация требовала консультации с Командиром.

– Алло, – сказал он степенно в трубку, развалившись на диване в кабинете Волкова. – Командир?

– Ты что в такую рань?! Что надо?

– Есть проблемы, Командир. Тут зашли двое козлов каких-то. Быки. Я их приструнил, так теперь не знаю, что и делать. Прибрать бы надо.

– Сиди, к тебе сейчас приедут.

Моня хотел еще что-то спросить, но в трубке раздались короткие гудки.

«Деловой, сука», – беззлобно подумал Моня и вернулся к первому бандиту. Тот был без сознания.

«Откинется, глядишь, пока они приедут», – подумал Моня и отправился на кухню. За ночь он успел проголодаться.

***

Настя пришла в себя. Глаза ее были закрыты, и открывать их не хотелось. Все тело била дрожь, мысли путались, она не могла сосредоточиться и определить, что же сейчас для нее главное. Открыть глаза? Встать? Понять, где она находится? Голову словно набили пухом. Горячим и удушливым, даже не пухом, а пылью какой-то противной. Перед закрытыми глазами мелькали искорки, складываясь иногда в удивительно отчетливые, если учесть, что Настя не спала, фигуры и лица знакомых и незнакомых людей.

Видения эти были просто невыносимы. Настя пыталась отогнать незнакомые лица, нагонявшие на нее тревогу и страх, но они не уходили. Подмигивали, что-то говорили, двигая губами, но слов она не слышала.

Попытка пошевелиться оказалась такой же мучительной. Сил не было совершенно, и каждое движение требовало жуткого напряжения. Наконец Настя собралась с духом и открыла глаза. «Открыла» – громко сказано, чуть-чуть приподняла веки, которые просто отказывались повиноваться ей. Так же, как и все тело.

Взгляд ее уперся в белую поверхность. Трясясь всем телом, почти ничего не соображая и понимая только, что ей нужно это сделать, Настя какими-то неуклюжими рывками передвинулась чуть в сторону и поняла, что перед ней чья-то широкая спина.

По спине змеились тонкие и толстые синие линии, складывающиеся в непонятный узор, который расплывался перед глазами.

Двигаться она все-таки могла. Сделав еще одно усилие, она почувствовала, что летит, и, не успев опомниться, ощутила тупые удары по лбу и коленям. Затем по локтям и ребрам.

Реальность снова покинула ее, и перед глазами замелькали лица, лица, лица…

Когда она снова пришла в себя, перед глазами были прямоугольнички паркетного пола и собственные бедра. Она стояла на четвереньках, упираясь руками в пол и свесив голову вниз.

Застонав, Настя повалилась на бок и увидела свое тело, которое медленно проплыло куда-то мимо нее. Тело было совершенно голым, в синяках и кровоподтеках.

Теперь она лежала на ледяном полу, съежившись и продолжая трястись. Вдруг ей мучительно захотелось спать, она закрыла глаза, прижала руки к груди и попыталась забыться, но этого сделать не удалось.

Что-то затрещало наверху, кто-то начал ругаться, непонятно и зло. Фразы, смысл которых не доходил до Насти, отдавались в голове звонким мучительным эхом.

Она сама удивилась, когда обнаружила, что стоит у стола, вцепившись в него обеими руками. Откуда силы-то взялись? И, самое главное, она не помнила, как она поднялась с пола.

Зато Настя наконец поняла, что находится в какой-то вроде бы знакомой ей комнате, на диване напротив лежит спиной к ней здоровенный мужик, а сама она стоит, покачиваясь, совершенно голая.

Она даже не могла застонать, как будто вместо горла ей вставили шершавую железную трубу, и теперь вместо стона получалось какое-то сипение.

Однако, сосредоточившись и борясь с мучительным, засасывающим, словно болото, равнодушием, она решила все-таки одеться. Мотнув головой, она обратила внимание на какую-то голубую тряпку в углу возле двери. Похоже, ее джинсы. Трусиков она не обнаружила, а искать не было ни сил, ни желания.

Пока она шла к двери, ее бросало от стены к дивану и обратно. Подобрав джинсы, слава Богу, это оказались именно они, Настя рухнула на пол совершенно обессиленная.

Еще минут двадцать ушло на то, чтобы натянуть их на бедра. Она никак не могла попасть ногами в штанины, дрожащие руки отказывались застегивать молнию. Верхняя пуговица так и осталась свободной от петли – справиться с ней Настя не смогла, как ни старалась.

Рубашку она нашла под столом и, борясь с ней, как с врагом, кое-как напялила. Только сейчас она заметила на диване свой бюстгальтер, но снова снимать рубашку – об этом не могло быть и речи.

Вдруг ей показалось, что она находится в собственной квартире. Только как-то здесь все по-другому. Да, вчера были гости. Комната закачалась перед глазами, но Настя не упала. Тело было словно чужим, она ощупывала его, но не чувствовала прикосновений. Дрожь все усиливалась, даже пол под ногами поскрипывал.

Взяв со стола полупустую бутылку, Настя машинально плеснула в стакан водки, расплескав ее. Попасть в стакан тоже было еще той задачкой. Тонкое стекло ударилось о зубы со звоном, отдавшимся во всем теле, но Настя успела проглотить содержимое и в полном изнеможении выронила стакан.

Легче ей не стало, зато все как будто начало проясняться. Она по-прежнему не понимала, где находится, но если до этого все, что она видела, напоминало изображение на огромном киноэкране, то теперь предметы приблизились к ней, стали объемными, осязаемыми.

Ни о чем не думая, она пошла в прихожую. Перед глазами проплыли и исчезли маленькие купленные мамой ботиночки. Пришлось повернуться на сто восемьдесят градусов и сделать несколько шагов в обратном направлении. Ботиночки снова оказались в поле зрения. Настя присела, чтобы взять один, упала на бок, дотянулась до ботинка, надела его. Так же, лежа на боку, обула и вторую ногу. Упершись руками в стену, хватаясь то за тумбочку, то за дверной косяк, поднялась на ноги.

Дверной замок открылся легко, она только скользнула пальцами по язычку, и дверь, щелкнув, подалась под тяжестью ее тела вперед.

Реальность снова уплыла, словно в тумане, она увидела чьи-то лица, услышала голоса, но, стряхнув с себя наваждение, поняла, что вышла наконец на улицу. Яркое, какое-то ненатуральное солнце едва не сбило ее с ног, толпы людей, рев и грохот машин оглушили ее, голоса прохожих показались неестественно громкими.

В то же время Настя понимала, что место, где она находилась, по городским меркам было очень даже тихим – двухэтажный домик стоял в зарослях высоких кустов, за ними торчали кроны деревьев, а дорога с ревущими машинами была дальше, за зелеными насаждениями. На лавочке сидели старушки в летних светлых платьях, платья отражали солнечный свет, и Настя отвернулась, чтобы не было больно глазам. Двухэтажный дом казался странно высоким, выше даже, чем ее девятиэтажка.

Она шла куда глаза глядят, разрезая теплый воздух, как густой горячий кисель, загребая его руками и с трудом двигая ногами.

Реальность то уходила куда-то – и тогда все предметы, здания, люди вокруг виделись как сквозь стекла перевернутого бинокля – в неестественно уменьшенном виде, – то возвращалась, и Настя, к своему ужасу, замечала каждую деталь одежды, морщины на лицах прохожих, лопнувшие сосуды у стариков, небритые подбородки мужчин, то, на что раньше не обратила бы никакого внимания.

Асфальт под ногами ходил теплыми медленными волнами, ее подташнивало от этой постоянной качки, но она шла и шла, не разбирая дороги, плохо соображая. Одна-единственная мысль время от времени вспыхивала в ее мозгу – не упасть. Идти. Не упасть.

В какой-то момент она поняла, что идет вдоль набережной Невы. И, явно, не в центре. Вокруг были чахлые, серые деревья, вздымая клубы пыли, мимо неслись грузовики, шум стоял невообразимый. И река была такой же серой, как деревья, асфальт под ногами. На противоположном берегу высились темные заводские корпуса с дымящими трубами. Настя начала задыхаться. Она свернула на мост. Широкий и прочный с виду, он содрогался от все тех же грузовиков, и ей пришлось ухватиться за перила, чтобы сохранить равновесие. Вряд ли ей удастся дойти до противоположного берега, мелькнула мысль.

Однако ноги сами несли ее вперед и вперед. На какое-то время Настю отвлекла мучившая ее жажда, и она обнаружила, что идет по какой-то улице. Огляделась, но моста не увидела. Только дома – грязно-коричневые, одинаковые и незнакомые.

Звуки вокруг стали нестерпимо громкими, и все набирали и набирали силу. Настя почувствовала, что сейчас уже точно потеряет сознание. Неподалеку она увидела открытый подъезд и почти побежала к нему. Надо успеть, прежде чем она рухнет на асфальт, успеть добежать до лестницы, там – спасение, покой, тишина и прохлада. И никого вокруг. Можно будет лечь где-нибудь в углу.

Шатаясь, она вошла в темный гулкий подъезд четырехэтажного, могучего «сталинского» дома и увидела сбоку узенькую лесенку вниз. Ее отделяла от площадки решетчатая металлическая дверь, но навесного замка, как ни странно, не оказалось. Дверь была приоткрыта, и конец лесенки терялся в темноте.

Настя, ломая ногти, неловко дернула на себя решетку, ступила на лестницу и, подвернув ногу, упала лицом вперед, в темноту и прохладу подвала.

***

– Прикольно…

– Ладно тебе…

– Чего делать-то будем?

Голоса звучали в полной темноте. Настя почувствовала, что лежит с закрытыми глазами на чем-то жестком и холодном. Открыла глаза и увидела прямо над головой желтую лампочку под железным сетчатым колпачком.

– О, смотри. Очухалась.