длины. Подручное окружающего мира налично ведь не для изъятого из
присутствия вечного созерцателя, но встречает в усматривающе озаботившейся
повседневности присутствия. На своих путях присутствие не вымеряет отрезок
пространства как наличную телесную вещь, оно не "пожирает километры",
приближение и отдаление это всякий раз озаботившееся бытие к приближаемому и
от-даленному. "Объективно" долгий путь может быть короче "объективно" очень
короткого, который возможно "каменист" и предстает бесконечно долгим. В
таком "предстает" однако впервые собственно подручен всегдашний мир.
Объективные отстояния наличных вещей не совпадают с отдаленностью и близостью внутримирно подручного. Первые могут быть точно известны, но это знание остается слепым, у него нет функции усматривающе раскрывающего приближения окружающего мира; такое знание применяют только внутри и для не измеряющего отрезки озаботившегося бытия к "задевшему" миру.
Существует склонность, из-за предваряющей ориентации на "природу" и "объективно" измеренные дистанции вещей, выдавать такие толкование и оценку отдаленности за "субъективные". Но это "субъективность", которая открывает возможно реальнейшее "реальности" мира, не имеющее ничего общего с "субъективным" произволом и субъективистскими "восприятиями" чего-то, сущего "в себе" иначе. Усматривающее от-даление в повседневности присутствия открывает по-себе-бытие "истинного мира ", того сущего, при каком присутствие как экзистирующее всегда уже есть.
Первичная и даже исключительная ориентация на отдаленности как измеренные дистанции скрывает исходную пространственность бытия-в. "Ближайшее" вовсе никак не якобы то, что имеет минимальную дистанцию
"от нас". Ближайшее располагается в том, что отдалено на
среднюю величину досягаемости, охвата и обзора. Поскольку присутствие по
сути пространственно способом от-даления, обращение держится всегда в
от-даленном им, в известном открытом просторе, "окружающем мире", поэтому мы
слышим и видим сначала всегда через голову "ближайшего" по дистанции. Зрение
и слух дальнодействующие чувства не из-за их диапазона, а потому что
присутствие как от-даляющее держится преимущественно в них. Для носящего к
примеру очки, по расстоянию такие близкие, что "сидят у него на носу", это
употребительное средство отдалено в окружающем мире больше чем картина на
стене напротив. У этого средства так мало близости, что оно часто ближайшим
образом даже не обнаруживается. Это средство для видения, подобно таковому
для слушания, к примеру телефонной трубке, имеет означенную незаметность
ближайше подручного. То же верно к примеру также об улице, средстве для
хождения. При ходьбе ее касаются на каждом шагу и по видимости она ближайшее
и реальнейшее из вообще наличного, она как бы скользит вдоль определенных
частей тела, ступней ног. Но она больше отдалена чем знакомый, встретившийся
"на улице" на "отдалении" двадцати шагов. О близости и далекости ближайше
подручного в окружающем мире решает усматривающее озабочение. То, чего оно
заранее держится, есть ближайшее и правит от-далениями.
Когда присутствие в озабочений вводит что-то в свою близость, то это означает не фиксацию чего-то в пространственном пункте, имеющем минимальную дистанцию от какой-то точки тела. Вблизи значит: в круге ближайше усмотренного подручного. Приближение ориентировано не на телесную Я-вещь, но на озаботившееся бытие-в-мире, т.е. на то, что в последнем всякий раз ближайшим образом встречает. Пространственность присутствия поэтому тоже не определяется через задание пункта, в котором налицо тело-вещь. Мы правда и о присутствии говорим, что оно занимает место. Это "занятие" надо однако принципиально отделять от пребывания подручного в некоем месте из некой области. Занятие места должно пониматься как от-даление мироокружно подручного вовнутрь предраскрытой усмотрением области. Свое здесь присутствие понимает из там окружающего мира. Здесь
подразумевает не где чего-то наличного, но при-чем от-даляющего бытия
при... заодно с этим от-далением. Присутствие
пространственности сначала никогда не здесь, но там, из какового там оно
возвращается назад к своему здесь, и это опять же только
таким образом, что свое озаботившееся бытие к... оно толкует из
там-подручного. Это делается вполне ясно из одной феноменальной особенности
от-даляющей структуры бытия-в.
Присутствие как бытие-в-мире держится сущностно в от-далении. Это от-даление, даль подручного от него самого, присутствие не может никогда преодолеть. Отдаленность подручного от присутствия может правда сама быть этим последним обнаружена как дистанция, если она определяется в отношении к вещи, мыслимой как наличная на месте, прежде занятом присутствием. Это между дистанции присутствие может задним числом пересечь, но лишь так, что дистанция сама становится от-даленной. Ее от-даление настолько присутствием не преодолено, что наоборот им тоже вобрано и постоянно вбирается, ибо оно по сути есть от-даление, т.е. пространственно. Присутствие не может странствовать в том или ином круге своих от-далений, оно может их всегда только изменять. Присутствие пространственно способом усматривающего открытия пространства, а именно так, что его отношение к встречающему так пространственно сущему постоянно отдаляюще.
Присутствие как от-даляющее бытие-в имеет вместе с тем характер направления. Всякое приближение заранее уже взяло
направление на область, из какой приближается от-даляемое, становясь так
преднаходимым в плане своего места. Усматривающее озабочение есть
направляющее от-даление. В этом озабочении, т.е. в бытии-в-мире самого
присутствия, предзадана потребность в "знаках"; это средство берет на себя
отчетливое и удобное задание направлений. Оно держит отчетливо открытыми
употребляемые усмотрением области, всякое куда принадлежности, прихода,
принесения,
направляюще-отдаляющее всегда уже имеет свою открытую область. Направление
наравне с от-далением как бытийные модусы бытия-в-мире заранее ведомы
усмотрением озабочения.
Из этого направления возникают фиксированные равнения направо и налево. Подобно тому как свои от-даления, присутствие постоянно вбирает также и эти равнения. Опространствение присутствия в его "телесности", таящее в себе свою не подлежащую здесь трактовке проблематику, отличается среди прочего по этим равнениям. Отсюда подручное и применяемое для тела, напр. перчатки, необходимо повторяющие движения рук, должны иметь правое и
левое равнение. Ремесленный инструмент наоборот, взятый в
руку и с нею движимый, не совершает вместе с рукой ее специфического
''ручного" движения. Поэтому, несмотря на то что ими орудует рука, не
существует правых и левых молотков.
Остается заметить однако, что направление, принадлежащее к от-далению, фундировано бытием-в-мире. Левое и правое не нечто "субъективное", для чего субъект имеет чутье, но суть равнения направленности вовнутрь всегда уже подручного мира. "Через простое ощущение различия двух моих боков" я никогда не смог бы найтись в мире. Субъект с "простым ощущением" этого различия есть условная конструкция, оставляющая без внимания то истинное устройство субъекта, что присутствие с этим "простым ощущением" всегда уже существует и должно существовать в некоем мире, чтобы уметь ориентироваться. Это становится ясно из примера, на котором Кант пытается прояснить феномен ориентировки.
Допустим я вхожу в знакомую, но темную комнату, которая за 'время моего отсутствия была так переобставлена, что все стоявшее справа теперь стоит слева. Если мне надо сориентироваться, то "простое ощущение различия" двух моих боков совсем не поможет, пока не уловлен какой-то определенный предмет, о котором Кант походя говорит, "чье местоположение я имею в памяти". Что это однако означает кроме как: я ориентируюсь обязательно внутри и из всегда-уже-бытия при "знакомом" мире.* Взаимосвязь средств
некоего мира должна быть присутствию уже преддана. Что я всегда уже в мире,
для возможности ориентировки не менее конститутивно чем ощущение для правого
и левого. Что это бытийное устройство присутствия само собой разумеется, не
оправдывает его вытеснения из онтологически конститутивной роли. Кант и не
вытесняет его, как и никакая другая интерпретация присутствия. Постоянное
делание употребления из этого устройства не отменяет однако обязанности
адекватной онтологической экспликации, но наоборот требует ее. Та
психологическая интерпретация, что Я имеет нечто "в памяти", подразумевает
по сути экзистенциальное устройство бытия-в-мире. Поскольку Кант эту
структуру не видит, он упускает и полную взаимосвязь конституции возможной
ориентировки. Равняемость направо и налево основывается в
сущностной направленности присутствия вообще, в свою очередь
сущностно определяемой и через бытие-в-мире. Конечно, Кант и не имеет
задачей тематическую интерпретацию ориентировки. Он хочет только показать,
что всякая ориентировка нуждается в "субъективном принципе". "Субъективное"
же будет здесь означать в итоге: a priori. Априори равняемости направо и
налево коренится в опять же "субъективном" априори бытия-в-мире, не имеющем
ничего общего с определенностью, заранее ограниченной безмирным субъектом.
От-даление и направление как конститутивные черты бытия-в определяют пространственность присутствия к усматривающе-озаботившемуся бытию в открытом, внутримирном пространстве. Предыдущая экспликация пространственности внутримирно подручного и пространственности бытия-в-мире дает впервые предпосылки, чтобы разработать феномен пространственности мира и поставить онтологическую проблему пространства.
= 24. Пространственность
присутствия и пространство
Присутствие как бытие-в-мире всегда уже открыло "мир". Это фундированное в мирности мира открытие было характеризовано как высвобождение сущего в целость имения-дела. Высвобождающее допущение-имения-дела происходит способом усматривающего самоотсылания, основанного на предваряющем понимании значимости. Отныне показано: усматривающее бытие-в-мире пространственно. И лишь поскольку присутствие способом от-даления и направления пространственно, мироокружно наличное может встретить в своей пространственности. Высвобождение целости имения-дела есть равноисходно от-даляюще-направляющее допущение-имения-дела в какой-то области, т.е. высвобождение пространственной местопринадлежности подручного. В значимости, с которой присутствие как озаботившееся бытие-в всегда уже освоилось, заложена сущностная разомкнутость и пространства тоже.
Разомкнутое так с мирностью мира пространство не имеет еще ничего от чистой множественности трех измерений. Пространство как чистое в-чем метрического упорядочения пунктов и определения положений остается при этом ближайшем размыкании еще утаено. В-видах-чего пространство опережающе открыто в присутствии, это мы уже с феноменом области показали. Ее мы понимаем как куда возможной принадлежности подручной
взаимосвязи средств, которая должна как направленно
отдаленная, т.е. размещенная, иметь возможность встретиться. Принадлежность
определяется из конститутивной для мира значимости и внутри возможного куда
артикулирует всякое сюда и туда. Куда вообще предразмечено закрепленным в
озаботившемся ради-чего целым отсыланий, внутрь которого отсылает себя
отпускающее допущение-имения-дела. С тем, что встречно как подручное, всегда
имеется-дело в области. К целости имения-дела, составляющей бытие
мироокружно подручного, принадлежит имение-дела с пространством области. На
его основе подручное обнаружимо и определимо по форме и равнению. Смотря по
возможной прозрачности озаботившегося усмотрения, с фактичным бытием
присутствия внутримирно подручное всегда от-далено и направлено.
Конститутивное для бытия-в-мире допущение встречи внутримирного сущего есть "простирание". Это "простирание", которое мы именуем также
размещением, есть отпускание подручного в его
пространственность. Это размещение как открывающее задание возможной,
обусловленной имением-дела, целости мест делает -возможной всякую фактичную
ориентировку. Присутствие как усматривающее озабочение миром только потому
может пере-, вы- и "размешать", что к его бытию-в-мире принадлежит
размещение -понятое как экзистенциал. Но ни открытая всегда заранее область,
ни вообще всегдашняя пространственность не бросаются явно в глаза. Они в
незаметности подручного, в озабочение которым погружено усмотрение, по себе
встречны этому последнему. С бытием-в-мире пространство ближайшим образом
открыто в этой пространственности. На почве так открытой пространственности
становится доступно для познания и пространство.
Ни
пространстве. Пространство наоборот "в" мире,
насколько оно разомкнуто конститутивным для присутствия бытием-в-мире.
Пространство не обретается в субъекте, ни он не созерцает мира, "как если бы" тот был в пространстве, но онтологически верно понятый "субъект", присутствие, пространствен. И поскольку присутствие описанным образом пространственно, пространство кажет себя как априори. Этот титул означает не нечто вроде заранее-принадлежности к сперва еще безмирному субъекту, выбрасывающему из себя пространство. Априорность значит тут: предшествие встречности пространства (как области) при всякой мироокружной встрече подручного.
Пространственность ближайше встречного в усмотрении может для самого усмотрения стать темой и расчетной и измерительной
задачей, напр. в строительстве и землемерии. С этой еще преимущественно
усматривающей тематизацией пространственности окружающего мира пространство
само по себе уже известным образом входит в обзор. За так кажущим себя
пространством может идти чистое всматривание, поступаясь единственной до
того возможностью доступа к пространству, усматривающим расчетом.
''Формальное созерцание" пространства открывает чистые возможности
пространственных отношений. Тут имеется череда ступеней в выявлении чистого,
гомогенного пространства, от чистой морфологии пространственных форм к
analysis situs и до чисто метрической науки о пространстве. Рассмотрение
этих взаимосвязей не входит в данное разыскание. Внутри его проблематики
надлежало только онтологически закрепить феноменальную почву, на которой
начинаются тематическое открытие и разработка чистого пространства.
Неусматривающее,
нейтрализует области окружающего мира до чистых измерений. Места и
ориентируемая усмотрением целость мест подручного средства свертываются до
множественности мест произвольных вещей. Пространственность внутримирно
подручного теряет вместе с ним свой характер имения-дела. Мир утрачивает
специфичность среды, окружающий мир становится природным миром, "Мир" как
подручное целое средств распространяется до системы всего лишь наличных
протяженных вещей. Гомогенное природное пространство кажет себя только на
пути такого способа раскрытия встречного сущего, который имеет характер
специфического размирщения
подручного.
Присутствию в меру его бытия-в-мире всегда уже преддано, хотя нетематически, раскрытое пространство. Пространство само по себе, в виду заключенных в нем чистых возможностей голой пространственности чего-то, остается наоборот сначала еще скрытым. Что пространство по сути себя кажет в мире, еще ничего не решает о виде его бытия. Оно не обязательно имеет бытийный способ чего-то тоже пространственно подручного или наличного. У бытия пространства нет и образа бытия присутствия. Из того, что бытие самого пространства невозможно осмыслить в бытийном образе res extensa, не
следует ни что оно онтологически должно
определяться как "феномен" этой "вещи", - по бытию бы он от нее не
отличался, - ни что бытие пространства можно приравнять к бытию "мыслящей
вещи" и понять как чисто "субъективное", совсем отвлекаясь от
проблематичности бытия этого субъекта.
Длящаяся по сей день путаница касательно интерпретации бытия пространства основана не столько в недостаточном знании предметного содержания самого пространства, сколько в принципиальном недостатке прозрачности возможностей бытия вообще и его онтологически концептуальной интерпретации. Решающее для понимания онтологической проблемы пространства лежит в том, чтобы выпростать вопрос о бытии пространства из узости случайно подвернувшихся и сверх того чаще сырых концепций бытия и во взгляде на сам феномен и разные феноменальные пространственности ввести проблематику бытия пространства в направление выяснения возможностей бытия вообще.
В феномене пространства не найти ни единственной, ни даже первичной среди прочих онтологической определенности бытия внутримирного сущего. Еще менее конституирует он феномен мира. Пространство может быть схвачено лишь в возвращении к миру. Пространство не становится впервые доступно только через размирщение окружающего мира, Пространственность вообще открывается только на основе мира, именно так что пространство все же соконституирует мир, соответственно сущностной пространственности самого присутствия в плане его основоустройства бытия-в-мире.
Четвертая глава
Бытие-в-мире как событие и бытие самости.
"Люди "
Анализ мирности мира постоянно вводил в обзор целый феномен бытия-в-мире, без того чтобы при этом все его конститутивные моменты выступали с той же феноменальной отчетливостью что и феномен самого мира. Онтологическая интерпретация мира в прохождении через внутримирно подручное поставлена вперед, поскольку присутствие в его повседневности, в аспекте которой оно остается постоянной темой, не только вообще есть в мире, но в главенствующем способе бытия относит себя к миру. Присутствие ближайшим образом и большей частью своим миром захвачено. Этот бытийный модус растворения в мире и тем самым лежащее в его основе бытие-в вообще сущностно обусловливают феномен, к которому мы теперь подходим с вопросом: кто он, являющийся в повседневности присутствием? Все бытийные структуры присутствия, туда же и феномен, отвечающий на этот вопрос кто, суть способы его бытия. Их онтологическая характеристика экзистенциальная. Потому требуется верная постановка вопроса и предразметка пути, на каком еще одна феноменальная сфера повседневности присутствия сможет быть введена в обзор. Исследование в направлении феномена, дающего ответить на вопрос кто , ведет к структурам присутствия, равноисходным с бытием-в-мире:
событию и соприсутствию. В этом способе бытия основан модус повседневного бытия самости, экспликация которого покажет то, что мы можем именовать "субъектом" повседневности, человеком. Глава о "кто" усредненного присутствия имеет соответственно следующее членение:
1. постановка экзистенциального вопроса о кто присутствия (=
25);
2. соприсутствие других и повседневное событие (=
26);
3. повседневное бытие самости и люди (=
27)
Лондон Джек
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Куликов Роман