Чтение 11–й страницы книги ~Рука Оберона~

- Выслушай меня, пожалуйста. Она была моя, и она, может, спасла тебе жизнь. Любое действие, предпринятое против тебя, должно было являться равносильным смерти, иначе их фракция попыталась бы угробить тебя по-настоящему. Ты не был больше им полезен, но живой и на свободе обладал потенциальной возможностью стать опасностью в какое-то будущее время. Они могли воспользоваться твоей Картой, чтобы вступить с тобой в контакт и убить тебя, или же могли воспользоваться ею, чтобы освободить тебя и пожертвовать тобой еще в одном ходе против Эрика. Ослепленного, однако, тебя не было нужды убивать, и ты был бесполезен для чего там ни было бы у них на уме еще. Это спасло тебя, временно убрав со сцены, и спасло нас от более вопиющего акта, который нам в один прекрасный день могли бы поставить в вину. Как мы понимали, у нас не было иного выбора. Мы могли сделать только одно. И никакого снисхождения тоже нельзя было демонстрировать, иначе нас могли бы заподозрить в том, что мы сами нашли способ как-то использовать тебя. В ту минуту, как ты приобрел какое-нибудь подобие свободы, ты стал бы покойником. Самое большее, что мы могли сделать, это смотреть в другую сторону, когда лорд Рейн ходил утешать тебя. Это было все, что можно было для тебя сделать.

- Вижу, - процедил я.

- Да, - подтвердил он. - Ты стал видеть очень скоро. Никто не предугадал, что ты так быстро восстановишь свое зрение, и сумеешь бежать. Как тебе это удалось?

- Скажут ли Мэйсивы Гимбеловым? - ответил я.

- Прошу прощения?

- Я сказал - неважно. Что ты тогда знаешь о заточении Бранда?

Он снова посмотрел на меня.

- Все, что я знаю, это то, что в его группе произошла какая-то ссора. Деталей я не знаю. По каким-то причинам Блейз и Фиона боялись убить его и боялись оставить на свободе. Когда мы освободили его из их компромиссного решения - заточения, Фиона явно стала больше бояться иметь его на свободе.

- И ты заявлял, что сам достаточно страшился его, а поэтому решил подготовиться к его убийству. Почему теперь, после всего этого времени, когда все стало историей и власть снова переменилась, вы боялись его? Он был слаб, практически беспомощен. Какой же вред он мог принести теперь?

Джулиан вздохнул:

- Я не понимаю силы, которой он обладает, но она немалая. Я знаю, что он может путешествовать через Отражения мысленно, что он может сидя в кресле обнаружить в Отражениях то, что он ищет, а затем доставить себе силой воли, не вставая с кресла, и он может физически путешествовать через Отражения, но как-то по-особому. Он нацеливает свой ум на место, которое желает посетить, создает своего рода мысленную дверь и просто шагает туда через нее. Если уж на то пошло, я считаю, что он иногда может узнать, что люди думают. Все выглядит почти так, словно он сам стал какой-то живой Картой. Я знаю про это потому, что видел, как он это проделывал. Ближе к концу, когда мы держали его во дворце под наблюдением, он однажды ускользнул от нас этаким манером. Это было в тот раз, когда он отправился на Отражение Земля и поместил тебя в Бедлам. После того, как он возвратился, один из нас все время оставался с ним. Мы, однако, еще не знали, что он может вызывать вещи через Отражения. Когда ему стало известно, что ты сбежал из заключения, он вызвал страшного зверя, напавшего на Каина, который тогда был его телохранителем. Затем он вновь отправился к тебе. Блейз и Фиона явно захватили его вскоре после этого, прежде чем сумели мы, и я больше не видел его до той ночи, когда мы его вернули. Я страшусь его, потому что он обладает смертельными силами, которых я не понимаю.

- В таком случае, хотел бы я знать, как они вообще сумели заточить его.

- Фиона обладает сходными силами и Блейз, я считаю, тоже. Вдвоем они, очевидно, смогли аннулировать большую часть силы Бранда, пока создавали место, где она не действовала.

- Не совсем, - поправил я. - Он отправил-таки сообщение Рэндому. Фактически он один раз достиг слабо и меня.

- Тогда явно не совсем, - согласился он. - Однако, достаточно, пока мы не прорвали оборону.

- Что ты знаешь обо всем их побочном эпизоде со мной - мое заточение, попытка моего убийства и мое спасение?

- Этого я не понимаю, за исключением того, что это было частью борьбы за власть внутри их собственной группы. Они поссорились между собой, и та или другая сторона нашла, как использовать тебя. Поэтому, естественно, одна сторона пыталась убить тебя, в то время, как другая старалась сохранить тебя. В конечном итоге, больше всех от тебя выгадал Блейз, в той устроенной им атаке.

- Но ведь он же и пытался убить меня тогда на Отражении Земля. Именно он выстрелил по моим шинам, - недоумевающе произнес я.

- О?

- Ну, именно так рассказал мне Бранд, но это не связывается со всякого рода косвенными доказательствами.

Джулиан пожал плечами:

- В этом я не могу тебе помочь. Я просто не знаю, что происходило в то время между ними.

- И все же ты поддерживал Фиону в Эмбере. Фактически, ты был очень сердечен с ней, когда бы она ни находилась поблизости.

- Тонко подмечено, - согласился он. - Я всегда был очень привязан к Фионе. Она, безусловно, самая прелестная и самая цивилизованная из всех нас. Жалко, что отец, как тебе хорошо известно, был всегда так категорически против браков между братьями и сестрами. Меня беспокоило, что нам приходилось быть противниками так долго, как мы были. Однако, после смерти Блейза, твоего заключения, коронации Эрика - все в сильной степени возвратилось к норме. Она приняла их поражение с выдержкой, тут и делу конец. Она явно была так же напугана возвращением Бранда, как и я.

- Бранд все рассказал по-иному, но, впрочем, он, конечно, и должен был так сделать, хотя бы потому, что он утверждает, будто Блейз по-прежнему жив, что он отыскал его по Карте и знает, что он в Отражении обучает свежие силы по новому удару по Эмберу.

- Это возможно, - согласился Джулиан. - Но мы ведь больше, чем превосходно, подготовлены, не так ли?

- Он далее утверждает, что этот удар будет маневром, - продолжал я, - и что настоящая атака произойдет прямо со Двора Хаоса по черной дороге. Он говорит, что Фиона прямо сейчас готовит для этого путь.

Джулиан нахмурился:

- Надеюсь, он просто лжет. Мне было бы крайне неприятно увидеть их группу вновь воскресшей и набросившейся на нас, на этот раз, с помощью темного направления. Мне было бы крайне неприятно видеть участвующей в этом Фиону.

- Бранд утверждал, что он вышел из их группы, что он мол увидел ошибочность их линии - и тому подобные покаянные излияния.

- Ха! Я, скорее, доверился бы тому зверю, которого только что убил, чем положился бы на слово Бранда. Надеюсь, у тебя хватило здравого смысла держать его под надежной охраной, хотя от этого может быть мало толку, если к нему вернулись его старые силы.

- Но в какую игру он может играть сейчас?

- Либо он вновь оживил старый триумвират - мысль, которая мне совсем не нравится - либо имеет целиком свой личный новый план. Но попомни мои слова, план у него есть. Он никогда не довольствовался ролью зрителя в чем бы то ни было. Он всегда что-нибудь замышлял. Я готов поклясться, что он строит заговоры даже во сне.

- Наверное, ты прав. Видишь ли, было новое развитие событий, к добру или ко злу, пока не могу сказать. Я только что подрался с Жераром. Он думает, что я причинил Бранду какое-то зло. Это неверно, но я был не в таком положении, чтобы доказать свою невиновность. Насколько мне известно, я был последним человеком, видевшим сегодня Бранда. Недавно Жерар посетил его покои. Он заявляет, что там все разгромлено, повсюду пятна крови, а Бранд исчез. Я не знаю, как это истолковать.

- Я тоже. Но надеюсь, это означает, что на этот раз кто-то выполнил эту работу как следует.

- Господи, все так запуталось. Хотел бы я знать все это раньше.

- Никогда не было подходящего момента сказать тебе, - промолвил Джулиан. - Во всяком случае до настоящей минуты. Уж, конечно, не когда ты был пленником и когда еще был достижим, а после этого ты надолго исчез. Когда ты вернулся со своими войсками и своим новым оружием, я не был уверен насчет всех твоих намерений2. Затем события стали происходить слишком быстро, и Бранд снова вернулся. Было слишком поздно. Я должен был сматываться, чтобы спасти свою шкуру. Здесь, в Ардене, я силен. Здесь я могу принять все, что он может бросить в меня. Я сохранил патрули в полной боевой силе и ждал известий о смерти Бранда. Я хотел спросить одного из вас: с нами ли он еще, но не мог решить, кого спросить, думая, что меня самого все еще подозревают, если он умер. Однако, как только бы я получил известие, доказывающее, что он по-прежнему жив, я твердо решил попробовать прикончить его сам. А теперь это положение дел... Что ты сейчас собираешься делать, Корвин?

- Я отправился принести Камень Правосудия оттуда, где я его спрятал в Отражении. Есть способ, каким его можно использовать для уничтожения черной дороги. И я намерен это попробовать.

- Как это можно сделать?

- Это слишком длинная история, потому что мне только что пришла в голову страшная мысль.

- Какая?

- Бранду нужен Камень. Он спрашивал о нем, а теперь... эта его сила находить вещи в Отражениях и доставлять их себе... Насколько она велика?

Джулиан выглядел призадумавшимся:

- Он едва ли всеведущ, если ты это имеешь в виду. В Отражениях можно найти все, что хочешь, нормальным способом, как к этому подходим все мы - путешествуя по ним. Согласно Фионе, он просто сокращает работу ногами. Поэтому он вызывает предмет серийного выпуска, а не конкретный предмет. Кроме того, судя по всему, что мне рассказывал о нем Эрик, этот Камень очень странный объект. Я думаю, что Бранду придется отправиться за ним лично, коль скоро он выяснит, где он находится.

- Тогда я должен спешить. Я обязан опередить его.

- Я вижу, ты едешь на Барабане, - заметил Джулиан. - Это отличный конь. Он проезжал через Отражения много раз.

- Рад это слышать. А чем займешься ты?

- Вступлю в контакт с кем-нибудь в Эмбере и войду в курс всего, о чем мы не успели поговорить. Думаю, это будет Бенедикт.

- Не выйдет. До него ты не сможешь дотянуться. Он отправился ко Двору Хаоса. Попробуй найти Жерара и убеди его заодно, что я честный человек.

- В этой семье колдуны только рыжие, но я попытаюсь. Ты сказал ко Двору Хаоса?

- Да, но опять же, время сейчас дорого.

- Конечно. Езжай. У нас будет время поговорить позже, на что я очень надеюсь.

Он сжал мне руку. Я взглянул на мантикору, на собак, сидевших вокруг нее.

- Спасибо, Джулиан. Я... Ты трудный для понимания человек.

- Вовсе нет. Я думаю, что Корвин, которого я ненавидел, умер много веков назад. Скачи быстрей, старик! Если Бранд покажется здесь, я прибью его шкуру к дереву!

Он отдал приказ собакам, и когда я сел на коня, они набросились на тушу мантикоры, лакая ее кровь и отрывая огромные куски и полосы мяса. Когда я проехал мимо этого странного, массивного, человекообразного лица, то увидел, что глаза ее были еще открыты, хотя и остекленевшие. Они были голубыми и смерть не лишила их определенной сверхъестественной невинности. Либо это, либо такое выражение в них было последним даром смерти - бессмысленный способ иронизировать, если это так.

Я направил Барабана обратно на тропу и начал свой путь по Отражениям...

Я еду по тропе тихим шагом, тучи заволакивают небо, и Барабан тихо ржет, то ли вспоминая, то ли предчувствуя.

Поворот налево и вверх по холму. Земля коричневая, желтая и вновь коричневая. Деревья приземистые, растущие поодаль друг от друга. Между ними колышется на прохладе и поднимающемся ветерке трава.

Беглый огонь в небе. Гром стряхивает капли дождя.

Теперь круто и каменисто. Ветер дергает меня за плащ.

Вверх, туда, где скалы с прожилками серебра и деревья тянутся в один ряд. Трава, зеленые огни замирают на дожде.

Вверх, к скалистым, сверкающим, смытым дождем вершинам, где облака носятся и клубятся, словно река при половодье в горном ущелье. Дождь.

Ветер прочищает горло, готовясь запеть. Мы поднимаемся, и вот в поле зрения появляется гребень, словно голова пораженного быка, с рогами, охраняющими тропу.

Молнии извиваются вокруг рогов и пляшут между ними.

Запах озона, когда мы достигли этого места и проносимся через него, достигает моих ноздрей. Дождь вдруг отгорожен, а ветер направляется в обход.

Появляемся на противоположной стороне. Дождя нет, воздух неподвижен, небо разглаженное и затемненное до надлежащей, наполненной звездами черноты. Метеоры взрываются, сгорая и выжигая шрамы остаточного изображения. Луны, брошенные, словно пригоршни монет. Три ярких гривенника, тусклый четвертак, пара грошей и один из них в пятнах и царапинах.

Затем вниз, по этой длинной, извилистой дороге. Копыта четко и металлически цокают в ночном воздухе. Где-то кошкоподобный кашель. Темный силуэт пересекает меньшую луну, неровный и быстрый.

Вниз. Земля опускается по обеим сторонам. Внизу тьма.

Двигаемся по вершине бесконечной высоты, высеченной в стене, по дороге, самой по себе яркой от лунного света, тропа извивается, складывается, сгибается, становится прозрачной.

Вскоре она плывет, газовая, волокнистая, звезды внизу также, как и наверху.

Звезды внизу по обеим сторонам.

Никакой земли нет. Есть только ночь и тонкая, прозрачная тропа, по которой я должен попытаться проехать, чтобы узнать, каково это на деле, для какого-то употребления в будущем.

Теперь царит абсолютная тишина и иллюзия медлительности, связанная с каждым движением.

Тропа резко пропадает, и мы движемся, словно плывя под водой на какой-то огромной глубине, а звезды - яркие рыбки. Вот эта свобода, эта мощь скачки через Отражения вызывают подъем, похожий и все же непохожий на упоение, охватывающее иногда в бою, хорошо усвоенную смелость рискованного подвига, прилив правильности, следующий за нахождением надлежащего слова для поэмы. Все это такое и сама перспектива скакать из ниоткуда в никуда, через и среди минералов и огней бесконечности, свободной от земли, воздуха и воды.

Мы догнали большой метеор, мы касаемся его массы, несемся по его изрытой поверхности вниз, вокруг, а затем снова вверх. Он вытягивается в большую равнину, она светлеет, затем желтеет...

Это песок, песок теперь под нашим путем.

Звезды тают, когда темнота растворяется в утреннем восходе.

Впереди полосы тени, среди них пустынные деревья.

Мы скачем в темноте, проламываемся. Яркие птицы вырываются вперед, жалуются.

Вот мы среди густеющего леса. Темней земля, гораздо уже путь. Кроны пальм съеживаются до размеров кулака, кора темнеет.

Поворот направо, путь расширяется. Копыта Барабана высекают искры из булыжной мостовой. Переулок увеличивается, становится обсаженной деревьями улицей. Мелькает крошечный ряд домов. Яркие ставни, мраморные лестницы, разрисованные ширмы, установленные за вымощенными плитами тротуаров. Проезжает лошадь, запряженная в телегу, нагруженную овощами. Пешеходы-люди поворачиваются и оглядываются на нас.

Легкое гудение голосов.

Дальше проезжаем под мостом, едем вдоль ручья, пока он не расширяется в реку, бурлящую до моря.

Глухо стучим копытами по берегу, под лимонным небом несутся голубые облака.

Соль, водоросли, ракушки, гладкая анатомия плавника. Белые брызги с моря, цвета извести.

Мчимся туда, где линия воды кончается у террасы. Поднимаемся. Каждая ступенька крошится и рушится вниз, теряя свою неповторимость, соединяясь с гулом прибоя.

Вверх, к плоской, заросшей деревьями равнине, к золотому городу, мерцающему, словно мираж, на конце ее.

Город растет, темнеет под летним зонтиком, его серые башни вытягиваются ввысь, стекло и металл сверкают сквозь мрак.

Башни начинают качаться.

Город беззвучно обваливается в себя, когда мы проезжаем.

Башни опрокидываются. Клубится и поднимается пыль, окрашенная розовым с какой-то нежной подсветкой. Плывет тихий звук, словно от снятия нагара от свечи.

Пылевая буря, быстро спадающая, уступающая место туману. Короткие автомобильные гудки доносятся сквозь него.

Дрейф, короткий подъем, разрыв в серо-белом, жемчужно-белом, смещение. Следы наших копыт на обочине грунтовых дорог.

Справа бесконечные ряды неподвижных машин.

Снова наплывает жемчужно-белое, серо-белое.

Взвизги и завывания непонятно откуда.

Беспорядочные вспышки света.

Еще раз подъем. Туман снижается и испаряется.

Трава. Небо теперь ясное и нежно-голубое.

Солнце несется к закату. Птицы. Корова жует в поле, пялясь на нас. Перепрыгиваем через деревянный забор и скачем по сельской дороге.

Внезапный холодок за холмом. Травы сухие и снег на земле. Ферма с жестяной крышей на пригорке, струйка дыма над ней.

Дальше холмы вырастают, солнце закатывается, за ним тащится темнота. Россыпь звезд. Вот дом, стоящий далеко позади, вот еще один, длинный проезд к нему мелькает среди деревьев. Фары...

Прочь на обочину дороги. Притянем дождь и дадим ему пройти.

Я вытер лоб, отряхнул рубашку и рукава, потрепал по шее Барабана. Ехавшая навстречу машина притормозила, приблизившись ко мне. Я увидел смотревшего на нас, разинув рот, водителя. Я чуть тряхнул поводьями, и Барабан продолжил путь. Автомобиль остановился и шофер что-то крикнул мне вслед, но я продолжал свой путь. Спустя несколько минут я услышал, как он отъезжает.

После этого какое-то время постоянно была сельская местность. Я путешествовал легким шагом, проезжая мимо знакомых ориентиров, вспоминая другие путешествия сюда.

Несколько миль спустя я выехал на другую дорогу, пошире и получше. Там я повернул, оставаясь на обочине справа. Температура продолжала падать, но холодный воздух имел хороший чистый привкус. Долька луны сияла над холмами слева от меня. Над головой проплывало несколько мелких облачков, окрашиваемых четвертью луны мягким, пыльным светом. Был очень слабый ветер, случайное шевеление ветвей, и ничего больше.

Через некоторое время я выехал к серии рытвин на дороге, говоривших мне, что я почти у цели.

Изгиб и еще пара рытвин. Я увидел валун рядом с подъездной дорогой и прочел на нем свой адрес.

Тут я поднял взгляд на холм и натянул поводья. На подъездной дороге стоял фургон и в доме горел свет. Я свел Барабана с дороги и направил через поле в рощу.

Я привязал его за елью, погладил по шее и сказал ему, что скоро вернусь.

Я возвратился на дорогу. Машин не было видно. Я перешел ее и пошел по противоположной стороне, проходя позади фургона.

Единственный свет в доме горел в гостиной, справа. Я обошел кругом с левой стороны дома к заднему двору.

Я остановился, добравшись до патио, оглядываясь по сторонам. Что-то тут было не так.

Задний двор изменился. Пара пришедших в негодность плетеных стульев, которые были приставлены к обветшавшим цыплячьим клеткам, которые я так и никогда не потрудился убрать, исчезли. Так же, как, если уж на то пошло, и цыплячьи клетки. Они присутствовали, когда я в последний раз проходил этой дорогой.

Все мертвые ветви деревьев, прежде разбросанные кругом, равно как и гниющая масса их, наваленная мной давным-давно, чтобы нарубить дров, тоже исчезли.

Пропала куча компоста.

Я двинулся к месту, где она была.

Все, что там осталось, это неровный клок голой земли, приблизительно той же формы, что и сама куча.

Но, настраиваясь на Камень, я открыл, что могу заставить себя почувствовать его присутствие. Я на миг закрыл глаза и попытался так и сделать.

Ничего не получилось.

Я вновь посмотрел вокруг, внимательно ища, но не было видно никакого указующего отблеска.

Не то, чтобы я действительно ожидал что-нибудь увидеть, какое там, если я не смог почувствовать его в такой близи!

В освещенной комнате не было никаких занавесок. Изучая теперь дом, я увидел, что ни в одном окне не было занавесок, штор, жалюзи или ставней. Следовательно...

Я обошел дом с другого конца.

Приблизившись к первому освещенному окну, я быстро заглянул в него. Большую часть пола покрывали замызганные тряпки. Человек в кепи и

спецовке красил противоположную стену.

Конечно!

Я попросил Билла продать дом. Я подписал необходимые документы, пока был пациентом в местной клинике, когда меня спроецировало обратно в мой старый дом - вероятно, каким-то действием Камня - во время покушения на меня в Эмбере.

Это случилось несколько недель назад по местному времени, используя коэффициент замедления Эмбера к Отражению Земля, приблизительно, два на полтора, и делая допуск на пребывание у Двора Хаоса, стоившего мне восьми дней в Эмбере.

Билл, конечно, выполнил мою просьбу. Но дом был в плохом состоянии, учитывая, что он был заброшен на много лет и разграблен. Ему потребовалось несколько оконных рам, кое-какая работа на крыше, новые водосточные трубы, покрасить, надраить, отполировать, и требовалось выволочь много мусора, как снаружи, так и изнутри.

Я повернул прочь и пошел по склону к дороге, вспоминая, как проделал этот путь раньше, в полубреду, на четвереньках, с текущей из бока кровью.

Та ночь была немного холодней, а снег был и на земле и в воздухе.

Я прошел неподалеку от места, где я сидел, пытаясь остановить машину. Воспоминания были слегка нечеткими, но я все еще помнил тех, кто

проехал мимо.

Я перешел через дорогу и прошел через поле к роще. Отвязав Барабана, я уселся в седло.

- Мы еще немного проедем вперед, - сообщил я ему, - на этот раз не слишком далеко.

Мы направились обратно к дороге и поехали по ней, продолжая ехать дальше после того, как миновали мой дом. Если бы я не предоставил Биллу действовать и продать мой дом, куча компоста по-прежнему была бы там. Камень по-прежнему был бы в ней. Я мог бы уже возвращаться в Эмбер с красным Камнем на шее, готовый попробовать то, что надо было делать. Теперь я должен был отправляться искать его, когда у меня возникло чувство, что время снова поджимает меня. По крайней мере, здесь у меня была благоприятная пропорция по отношению к его ходу в Эмбере. Я цыкнул на Барабана и тряхнул поводьями. Даже так нет смысла терять его.

Полчаса - и я был в городке, скача по тихой улочке в жилом районе, окруженный со всех сторон домами. У Билла горел свет.

Я свернул на его подъездной путь и оставил Барабана у него на заднем дворе.

На мой стук вышла Алиса, на миг уставилась на меня, а затем воскликнула:

- Боже мой! Карл!

Спустя несколько минут я сидел с Биллом в гостиной со стаканом на столе. Алиса находилась на кухне, совершив ошибку, спросив меня, не хочу ли я что-нибудь пожевать.

Билл изучал меня, прикуривая трубку.

- Твои способы уходить и приходить по-прежнему имеют склонность быть эффектными, - проронил он.

Я улыбнулся:

- Соответствие - это все.

- Та медсестра в поликлинике... Едва ли хоть кто-то поверил в ее рассказ.

- Кто-то?