Карла Майнхоффа, до поры до времени соблюдался тихий, взаимовыгодный
нейтралитет. Ни те ни другие вовсе не хотели, чтобы из-за случайных
конфликтов хозяин кабачка вызвал полицию.
взглядом по накрашенным лицам и все никак не мог остановить свой выбор на
какой-нибудь одной. Его раздражали однообразие и скучная доступность этих
молоденьких вульгарных бездельниц, готовых прибиться к любой компании, в
которой много мальчиков, пива, марихуаны. Ему не нравились выщипанные в
ниточку брови, ужимки, манера закатывать и прикрывать подведенные кукольные
глаза. Одеты они были почти одинаково: короткие узкие юбки из замши или
плотного эластика, трикотажные маечки с низкими декольте на спине и на
груди, много дешевой тяжелой бижутерии. И пахли они одинаково: приторными
дешевыми духами, потом, грубой похотью, и слова говорили одни и те же, а
чаще молчали и хихикали.
Но и в университете, среди совсем других девушек, не мог он найти себе
постоянную подружку.
джинсы, кроссовки или мужские ботинки, мешковатые свитера, куртки защитного
цвета. Бровей не выщипывали, любили маленькие круглые очки, огромные
холщовые сумки-мешки. Волосы мыли каждый день, но почти не расчесывали,
часто стриглись совсем коротко, под ежик. Никаких духов, каблуков, декольте,
украшений, никакой косметики, ничего обтягивающего, яркого. Говорили эти
девушки слишком много и умно, каждым жестом подчеркивали свою бесполость,
независимость и совершенное нежелание нравиться. Это тоже раздражало, просто
скулы сводило от скуки.
породистая, с тонкими пальцами и щиколотками, с узкими бедрами, с чистым
правильным лицом. Не куколка, глупо хихикающая и хлопающая глазками, но и не
бесполая серьезная умная швабра. У нее должно быть ума ровно столько, чтобы
слушать и понимать Карла, но не больше. Она должна быть молчаливой, немного
странной, ни на кого не похожей. Она должна уметь глубоко и ненавязчиво
восхищаться каждым словом и поступком Карла. Должна быть верной, преданной,
готовой ради него на все.
которому он тосковал в обществе случайных подружек. Меняя девочек, он вовсе
не тосковал, хотя всегда знал, что было бы приятней, удобней и надежней
иметь рядом одну, постоянную.
совершенно особенная девушка.
глаза, большой мягкий рот, редкие мелкие веснушки на вздернутом тонком
носике. Ей было не больше шестнадцати.
стены, тряслись пивные кружки. Приходилось орать в самое ухо, чтобы тебя
услышали. У стойки, сидя на высоких табуретах и потягивая шнапс, пара вялых
пожилых проституток обхаживала какого-то случайного пижона в двубортном
красном пиджаке.
одной из женщин, проходя мимо.
спелых прыщах. - Повтори, дерьмо, что ты сказал?!
удар коленом между ног. Пока пижон, согнувшись пополам, хватал ртом дымный
воздух, Карл уже прошел мимо и уселся за столик рядом с блондинкой,
отодвинув при этом ее соседку на самый край дубовой лавки. В сторону пижона
он больше не взглянул. Если тот вздумает возникать, с ним разберутся.
прядь, - как тебя зовут?
на Карла прозрачными глазами, - а ты Майнхофф. Карл Майнхофф.
в красном пиджаке, который по дурости забрел сюда случайно, уже выкинули
вон. Карлу даже не надо было кивать своим ребятам. Они сразу все поняли, и
не успел пижон оправиться от первого удара, как красномордый двухметровый
Отто Штраус подхватил его, словно перышко, и отнес к выходу. Пусть подышит
свежим воздухом. Чужим здесь не место.
пили свой шнапс у стойки и недовольно косились в сторону Карла. В следующий
раз будут знать, где снимать клиентов. А не усвоят урок - сами вылетят
отсюда.
дождь. По черному асфальту расплывались синевато-белые блики фонарей. В
старых домах топили камины, пахло угольным дымом, тянуло ванилью из
кондитерской на углу. Прогрохотал над головой неспешный поезд наземного
метро.
У Инги были прохладные мягкие губы, нежная, влажная от дождя кожа. Широко
открытые глаза светились, как маленькие серебряные зеркальца, и в них ясно
отражались разноцветные ночные огни.
верхний, чердачный этаж старого дома. Родители оплачивали Карлу крошечную
неуютную квартирку под плоской крышей.
кресло у стола, широкий матрац без ножек, прямо на полу.
Чердачная комната была залита неверным, мерцающим светом. Загадочные глаза
Инги вспыхивали прохладным бледно-голубым огнем.
Глава 7
Эйлат, январь 1998 года
Молодой человек выдал Алисе талончик и сказал, что снимки будут готовы минут
через двадцать.
Максима и Денниса. Они спускали на воду небольшой пластиковый плот и
собирались поплавать на нем вдоль пляжа.
начала читать второй роман, входивший в толстый сборник. День был солнечный,
но порывы ледяного ветра отбивали у нее всякую охоту раздеваться и влезать в
воду. Она вообще еще ни разу не решилась здесь искупаться. Вода была теплой,
двадцать пять градусов, но влезать и вылезать под ледяным ветром - нет уж,
это развлечение для более мужественных и волевых натур.
то и дело отрывала взгляд от книги, смотрела на сына и американца, которые
плавали на плоту и помахивали ей. Она видела издалека, что оба смеются.
Максимка не успеет за неделю по-настоящему привязаться к этому милому
Деннису".
повторений. Год назад за Алисой стал нежно ухаживать такой же вот милый
джентльмен, правда, не американец, а свой, русский. Детский доктор из
частной стоматологической поликлиники, куда Алиса водила ребенка исправлять
не правильный прикус.
душка, мечта матери-одиночки, он изо всех сил старался понравиться Максимке.
Это ему удалось довольно скоро. Ребенок каждое утро просыпался с одним и тем
же вопросом:
благодарности за то, что он столько времени проводит с ее сыном, так глубоко
вникает во все его детские проблемы, с таким искренним увлечением играет в
мальчишеские игры.
намерения, говорил, что был женат, но давно развелся, детей нет, и больше
всего на свете ему хочется, чтобы у него была такая вот замечательная семья
- Алиса и Максимка.
миролюбиво, - вам известно, что у нас с Мишей трое детей, девочка и два
мальчика, младшему полтора года?
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Березин Федор