Чтение 11–й страницы книги ~Стервятник~

- Увы, - сказал старичок с грустной покорностью судьбе. - Есть закон, есть и обходные пути... Вся эта компания имеет честь обитать в нашем же доме. У одного отец - инвалид войны, у другого - жертва сталинских репрессий, у третьего бабушка-ветеран первой обороны Белого Дома... Так что комар носа не подточит - оформлено все на заслуженных родителей, которые к этим гаражам потом и близко не подойдут...

Родион присмотрелся и прислушался - видимо, все это было чистейшей правдой, милиционер, изучив протянутые хозяином БМВ документы, развел руками и принялся втолковывать толпе, что все бумаги в полном порядке, законных препятствий не имеется, права ветеранов и инвалидов следует соблюдать, а посему лучше всем разойтись. В ответ ему закричали то, что Родион только что слышал от старичка: мол, престарелые отцы-ветераны и за рулем-то не сиживали и в дальнейшем сидеть не собираются... Лейтенант развел руками и грустно-философски возвестил, что закон, увы, в такие тонкости не вдается...

- И ведь построит, - печально вздохнул старичок.

- М-да? - сказал Родион, щурясь.

- Построят, молодой человек...

- А что сказал бы в такой ситуации Робин Гуд? - бросил Родион весело.

- Простите?

- Так, пустяки... - ухмыльнулся он и пошел прочь.

...На Каландаришвили ему замахало руками с тротуара целое семейство среднеазиатских людей самого экзотического вида - увидели пустую машину. Он преспокойно проскочил бы мимо - пора кончать с частным извозом, смешно как-то, но с некоторых пор стал смотреть на азиатов чуть иначе, со спокойным интересом охотника.

Притерся к тротуару. После недолгих переговоров кивнул, в машину к нему уселись живописный старик в полосатом халате и зеленой полосой на чалме, старуха в длинном черном пальто, из-под которого торчал пестрый подол, и двое совсем молодых парней - эти были одеты вполне по-европейски.

То ли урюк на базар привезли, то ли "беженцы" - недавно в Шантарск нахлынула волна таджиков, тут же принявшихся навязчиво клянчить милостыню на всех углах и ходить по квартирам с душещипательными рассказами. Довольно скоро выяснилось, что никакие это не мусульмане и вообще не таджики, а цыгане племени люли, изгнанные таджиками за непочтение к исламу, но не все еще об этом знали, и сердобольные шантарцы денежки экзотическим беглецам давали охотно. Так что пренебрегать возможными кандидатами в овечки для стрижки не стоило, авось да и пригодится адресок, сумок и чемоданов у них столько, что обязательно позовут подмогнуть...

Родион украдкой поглядывал на восседавшего рядом с ним старика - картинная личность, спору нет, начинаешь понимать, что такое загадочный восточный взгляд...

- Торговать приехали? - спросил он непринужденно.

Старик посмотрел на него, собрал морщины в извиняющуюся улыбку.

- Дедушка по-русски совсем не говорит, - поторопился утодить один из молодых. - У нас в Джезалаке никто из стариков не говорит, глухое место... Мы в армии были, научились...

- На базар, значит, приехали?

- Зачем - на базар? Дедушка здесь муллой будет.

- А, и точно, закончили мечеть... - сказал Родион, чувствуя себя обманутым в лучших чувствах. - Я почему-то думал, татарина поставят, у нас ведь татары главным образом живут...

- Дедушка прекрасно татарский знает, - гордо сказал парень. - И узбекский, и фарси. Он - хаджи, это значит...

- Знаю я, что такое хаджи, - сказал Родион. - Институт как-никак заканчивал, мой юный друг... Не холодно дедушке будет в Сибири?

Молодой перевел, должно быть, его последние слова - выслушав короткую непонятную для Родиона фразу, старик ответил еще короче.

- Он говорит - где единоверцы, там всегда тепло.

- Логично... - проворчал Родион.

Он все чаще ловил на себе пытливый взгляд седобородого - и больше не стремился завязать разговор, потеряв интерес к пассажирам. Муллу грабить не стоит, церковь, пусть и чужую, надо уважать...

Его, и точно, попросили помочь с вещами. Отказываться, выходить из роли было как-то неудобно, пришлось добросовестно переть на четвертый этаж два тяжеленных чемодана. Один из молодых достал деньги, но старик вдруг перехватил его руку и горячо заговорил, часто упоминая загадочное слово "джаханнем".

Молодые - старуха уже скрылась в квартире - вдруг одинаково помертвели лицом. Родион на всякий случай приготовился к неожиданностям. Один переспросил. Старик категорическим тоном произнес еще несколько фраз, повернулся, ушел в квартиру.

Подавая Родиону деньги, молодой чуть смутился, но тут же поднял глаза:

- Дедушка говорит, у тебя за спиной джаханнем... по-вашему - ад. Он видит. Он многое пережил и умеет видеть... Говорит, тебе надо переменить жизнь так, чтобы ад от тебя убрал лапы...

- Это как?

- Он говорит, сам все понимаешь...

- Эх ты, а еще в армии был... - хмыкнул Родион, кивнул ему и стал спускаться по лестнице, бормоча весело: - Джаханнем-шакир-чурек... Твое счастье, хаджи, что уважаем мы, Робин Гуды, служителей культа, а то взял бы я тебя на гоп-стоп, пискнуть не успел бы...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Робин Гуд в жарких объятиях

Как писал кто-то из классиков, он мчался по улице, задевая прохожих белоснежными крыльями...

Соня так и не позвонила пока, зато позвонила другая... Сняв трубку, он услышал женский голос, показавшийся сначала незнакомым (он отчего-то плохо узнавал по телефону голоса):

- Простите, можно Раскатникова?

- Слушаю, - сказал он, отчаянно пытаясь опознать голос. Чуть не воскликнул: "Соня, ты?", но удержал себя зверским усилием воли.

И правильно сделал. Женский голос тихо поинтересовался:

- Нас никто не слышит?

- Ни одна живая душа, - произнес он весело. - Но секреты родного завода я никаким иностранным разведкам не продам, хоть вы извертитесь, господа шпионы...

- Вы, как всегда, остроумны, дон Сезар...

- Ирина?! - возопил он так радостно, что на другом конце провода серебристым колокольчиком зазве нел искренний смех:

- Ну слава богу, а то я уже решила, что ты, избалованный красавицами, счел все происшедшее рядовым эпизодом и забыл обо мне по извечному мужскому легкомыслию...

- Ваши подозрения, мадам, беспочвенны и унизительны... В первую очередь для вас, ибо предполагают наличие у вас комплекса неполноценности... Неужели кто-то может вас забыть? - Его бросило в жар, вспомнилось все происшедшее, в цвете, звуке и ощущениях.

- В таком случае, дон Сезар, вы готовы оседлать мустанга и мчаться к томящейся красавице?

- Я крепко сомневаюсь, что дон Сезар ездил на мустанге, - сказал Родион.

- Но мчаться готов со сверхзвуковой скоростью.

- Тогда слушай внимательно...

Через полчаса он подошел к указанному зданию с указанной стороны. Трехэтажный дом из серых бетонных панелей - все окна тщательно зашторены - выглядел непрезентабельно и заброшенно, а уж подъезд, куда он вошел, распахнув некрашеную дверь, и вовсе казался местом, где человеческая нога не ступала последние лет тридцать. Даже пустых бутылок и надписей на стенах не было - правда, не было и толстого слоя пыли, кто-то совсем недавно подметал ступеньки и площадку, где имелась одна-единственная дверь без ручки и каких-либо надписей.

Стояла абсолютная тишина. Показалось на миг, что он стал жертвой изощренного розыгрыша. Отогнав сии пессимистические мысли, он, как наставляли, протянул руку и дважды надавил на блестящий кружок врезного замка. Замок, и точно, легко поддался большому пальцу, словно огромная кнопка звонка - какой и был.

Почти сразу же дверь немного приоткрылась, в узкую щель выглянул здоровенный детина в добротном комбинезоне, зелено-буро-сером. Прошив Родиона колючим взглядом, без единого слова распахнул дверь так, чтобы гость мог пройти. Оказавшись внутри, Родион обнаружил, что изнутри прекрасно видна лестничная площадка - сквозь прямоугольное окошко размером с книгу. А снаружи ничего подобного и не заметно, надо же...

У двери стоял стол с какими-то аппаратами, подмигивавшими разноцветными лампочками. Бормотнув что-то в маленькую черную рацию с напоминавшей кольчатого дождевого червя антенной, верзила сед спиной к нему на вертящийся стул с таким видом, словно Родиона и не существовало в природе. Родиону показалось, что это не пренебрежение, а наоборот, кодекс поведения отлично вышколенного лакея, обязанного ничего не замечать вокруг. Такое было впечатление.

Он с любопытством огляделся. Коридор был чистый - пол из отполированной мраморной крошки, стены бетонные - и, судя по длине, пронизывал здание насквозь, но не единой двери в него не выходило. И потому девушка в белом халате, вдруг возникшая в конце коридора, показалась вышедшей из стены.

Оглашая коридор звонким эхом цокающих каблучков, она, покачивая бедрами, приблизилась и, подобно охраннику ухитряясь смотреть в глаза, но не встречаться взглядом, сказала:

- Дон Сезар? Прошу вас...

У нее был чересчур чистенький и коротенький для обыкновенной медсестры белый халатик, облегавший, как перчатка: этакая куколка с невинным личиком и порочными глазенками. И золотые серьги чересчур массивные для медсестры. Ну, а то, что под халатиком ничего не было, мог с маху определить любой опытный мужик. Родиону стало не на шутку любопытно - куда это его занесло? Бордель в стиле люкс? Ох, похоже...

Она шагала на полметра впереди, дразняще-уверенной походкой опытной манекенщицы. В конце коридора обнаружилась узкая лестница, застеленная во всю ширину мягким ковром неярких тонов. Красоточка поднималась первой, не оглядываясь.

Миновав второй этаж, поднялись на третий. Такой же безликий коридор - но здесь по левую руку тянулся ряд дверей под странными номерами: за седьмым шел пятьсот тринадцатый, а за ним сороковой с буквой "Б". Навстречу попалась весьма загадочная парочка: мужик неопределенного возраста с бритой наголо головой и в желтом балахоне, смахивавший на буддистского монаха, виденного Родионом по телевизору, а за ним шла невозможной красоты девчонка лет тринадцати с огромными, вычурными серьгами, словно сплетенными из слабо светившихся синих стеклянных нитей, и в невесомо-прозрачной мантии из чего-то вроде черной кисеи. Просвечивала мантия так, что Родион смущенно отвел глаза.

"Монах", сложив перед грудью ладони лодочкой, непринужденно, словно встретил старого знакомого, поклонился Родиону, не задерживаясь. Родион из озорства ответил столь же церемонным поклоном. Девчонка показала ему язык и удалилась следом за "бонзой", вокруг нее облачком витал странный аромат, напоминавший запах индийских курительных палочек (Зойка такие откуда-то притаскивала в прошлом месяце).

"Медсестра", впервые оглянувшись, тихо хихикнула - Родион так и не понял, относилось ли это к нему, или к таинственной парочке. Указав на одну из дверей, сделала самый натуральный книксен:

- Прошу вас...

Энергично повернув ручку, он вошел. И оказался в самой обыкновенной комнате, без всяких загадочных атрибутов. Атрибуты были привычные и недвусмысленные: огромная низкая постель, стеклянный, бар на колесиках и музыкальный центр. И все.

Ирина прямо-таки кинулась ему на шею, прижалась, хрупкая и очаровательная, в легких белых брючках и красной кофточке в белый горошек. Правда, Родиону бросилось в первую очередь в глаза даже не еще более роскошное ожерелье, стрелявшее снопиками радужного сияния, а повязка на левой ладони, оставившая на виду лишь тонкие пальцы без колец.

Поцеловав ее в ответ, он кивнул на повязку:

- Случилось что-нибудь?

- Тактичный ты человек, дон Сезар...

- Он что, скот...

- Ох, да ну его к черту... - Ирина, отстранившись и держа его за плечи, заглянула в глаза, окинула быстрым взглядом. - Нашел тему для разговора. Ты без машины? Вот и правильно, можно выпить, не обинуясь.. Давай полежим чуточку, как невинные пионеры, утро выдалось тяжелое...

Родион, взяв у нее высокий стакан из дымчато-красного стекла, сел на край постели. Ирина блаженно вытянулась, положив ему голову на колени, лукаво глянула снизу вверх:

- Легко нашел заведение?

- Ага. Что за заведение, кстати? Я тут встретил какого-то типа буддийского вида...

- И с ним - юная шлюшка в прозрачном?

- Ага.

- Великую личность ты лицезрел, - фыркнула Ирина. - Это и есть Великий Гэгэн Седьмого Храма Шамаль - уж прости, полное его имечко и титул совершенно не помню, не хотелось голову забивать... Слышал о таком?

- В газете читал. Это он в Шантарске строит главный храм высшего разума?

- Он, бритый колобок. А попутно производит телепортацию денежек из карманов дураков, как водится. Эта стервочка при нем состоит в медиумах или как там это в Шамбале именуется... Будущее видит в хрустальном шаре, духов интервьюирует, прорехи в ауре штопает и, как болтают злые языки, за хорошие баксы еще и астральный минет делает. Чем он от обычного отличается, не пойму, хоть убей.

- Это что, бордель какой-то? - напрямик спросил он.

- До-он Сезар? Стала бы я вас принимать в борделе? Обижаете, право! Это не бордель, а задние комнаты знаменитой Астральной Академии, вот! Доводилось слышать?

- Доводилось, конечно. Только я-то думал...

- Да нет, - сказала Ирина, улыбаясь во весь рот. - Все без обмана - там, с фасада, и в самом деле кипит коловращение астральной жизни, там на полном серьезе и с высшим разумом в контакт входят, и блюдечки крутят до одури, дырки в чакре просверливают, левитировать пытаются, в общем, с умасходят, как только могут. А с заднего крыльца, сквозь которое ты и проник, приходят не в пример более романтичные люди, плюющие на все эти астральные бредни... Очень удобное местечко, право. Любая охрана, которая с тобой припрется, вынуждена торчать в вестибюле - не пойдут же они за мной присутствовать при часовом сеансе лечения целебными грязями? Пустила я их, как же, белым моим телом любоваться... В общем, за хорошие денежки здесь тайну сохранять умеют. Только, я тебя умоляю, не болтай с непосвященными - если, к примеру, папочка той ляльки, что тебя сюда провела, узнает, где его чадо три дня в неделю развлекается, да если проведает еще, что западает дите главным образрм на групповушки с дамами, он и ее удавит, и домик этот динамитом разметает. Старого закала человек, из бывших... Много тут концов схоронено...

- Могила, - сказал Родион.

- Хочешь, как-нибудь устрою экскурсию по этому заведению? Есть один доктор, при советской власти лечил психов, а теперь заведует здешним Эдемом, поставив на службу последние достижения пытливой теоретической мысли. Даже безнадежных импотентов к новым удовольствиям возрождает.

- Значит, все-таки бордель?

- Эротик-клуб для узкого круга, а это совсем другое дело, - сказала Ирина. - В конце концов, что плохого, если люди за свои деньги отдыхают душой? - Она вдруг приоткрыла рот, с видом человека, озаренного неожиданной идеей. - А хочешь, попробуем вычислить твою деловую супругу? Если она сюда похаживает, выведу на чистую воду, как миленькую... Есть способы и каналы. А потом ты без ссылок на источник сразишь ее наповал неопровержимыми уликами, по шее врежешь, чтобы притихла...

- Слушай, а это мысль, - кивнул он, почти и не терзаясь сомнениями. - Иногда прямо-таки физически чувствую, что побывала под кем-то...

- Заметано, - усмехнулась Ирина. - Подарки ты от меня принимать отказываешься, хоть таким образом доставлю тебе удовольствие...

- А у тебя-то как?

- У меня - сложно, - она слегка погрустнела. - С одной стороны, все прошло просто прекрасно - очнувшись назавтра и узнав краткий отчет о происшедшем - по моей версии, конечно, - сокровище мое час в ногах валялось, даже не озаботившись похмелиться. А с другой, все перешло на качественно новую ступеньку. Я имею в виду, раньше он после столь позорных похождений с недельку пребывал в пошлой трезвости и раскаянии, а нынче налопался алкоголя уже назавтра, да качественно... - она невольно кинула взгляд на забинтованную ладонь и тут же отвела глаза, горько улыбнулась.

- Что? - спросил Родион, охваченный приступом нешуточной злости.

- Ох, да ничего особенного. Горячим утюгом проехался, вздумалось ему в невменяемом состоянии играть в рэкетира и заложницу... Перетерплю. Уже и не болит почти.

- Грохнуть его, что ли? - сказал он зло.

- Ох, Родик, не береди дущу. Это прекрасная, но недостижимая мечта, что там болтать впустую... - Она стила глаза. - Я, конечно, порочное создание, но всерьез богу помолилась, чтобы ему оторвали буйну голову в "Хуанхэ". В тот незабываемый вечер он ухитриля где-то потерять кобуру с пистолетом, в туалете, я полагаю, - и вчера кинулся разбираться. Только концов не нашел - ну конечно, подобрал кто-то, такая игрушка долго не залежится...

Родион мысленно вздохнул с облегчением - как и рассчитывал, оказался вне всяких подозрений.

- Слушай, - сказал он вдруг. - А что нужно, чтобы выяснить насчет моей... благоверной?

- Фотографию получше, - ничуть не промедлив, сказала Ирина. - Анкетные данные будут бесполезны, многие тут появляются, подобно бунюэлевской Дневной Красавице, конспирируясь до полной анонимности... Я тебе потом скажу, куда фотографию принести. - И улыбнулась еще грустнее. - Печальная мы парочка, а? Собратья по несчастью... - и озорно сверкнула глазами: - А вдруг наоборот? По счастью?

Родион склонился, прижался губами к ее шее. Обхватив его голову, Ирина прошептала:

- Только аккуратнее снимай все, чтобы руку не задеть, побаливает еще... Сегодня все происходило не в пример нежнее и спокойнее, нежели в

достопамятный вечер шалого безумия на медвежьей шкуре, они любили друг друга медленно, с изощренной неторопливостью людей, знающих, что впереди еще достаточно счастливых встреч, тела сливались в ярком, слегка приглушенном полупрозрачными шторами солнечном свете, мучительное наслаждение пронизывало каждую клеточку, прогоняя все печальные мысли...

И все-таки в подсознании у него неотвязной занозой сидела одна-единственная мысль, холодная и ничуть уже не пугавшая. Ирина была потрясающей, немногим женщинам удавалось доводить его до столь безграничной сладкой опустошенности - но неким, не потерявшим трезвомыслия уголком сознания он прекрасно осознавал, что будущего у них нет. Что его будущее связано с другой, а для безвольно лежащей в его объятиях черноволосой красавицы он так и останется игрушкой, каким бы нежным ни был шепот, каким бы покорным ни было тело. Рано или поздно все обязательно кончится, и нужно быть к этому готовым...

Слава богу, он не чувствовал себя покоренным. Не потерял голову, ничуть. Шалел от нее, чуть ли не терял сознание, зато головы не терял. Едва рассеивалась пряная мгла очередного оргазма, ощущал себя спокойным и уверенным хозяином реальности.

И потому заноза-мысль не исчезала из подсознания...

Настало время; когда он стал откровенно подыскивать подходящие слова, чтобы незаметно навести ее на нужную тему. Они лежали, устало обнимая друг друга, солнце заливало комнату.

- А снаружи окна кажутся совершенно непрозрачными... - сказал он совсем не то, что собирался.

- Какой-то фокус со стеклами, - промурлыкала Ирина, не поднимая головы с его груди. - Ты же инженер, неужели не знаешь, в чем хитрость?

- А... Зеркало Гизелла. Я и забыл совсем. Влетело в копеечку, надо полагать? Я обо всем этом заведении.

- Да уж, - рассеянно отозвалась Ирина. - Зато и доход - выше высшего, окупается...

- Платишь?

- Конечно, а как ты думал? Не бери в голову - вот если бы я тебе платила, мог терзаться комплексами, а в том, что я выкладываю энную сумму за сие уютное гнездышко, для моего любовника, сдается мне, нет ничего унизительного...

- Да я не о том, - сказал он, подумав. - Ты ведь говорила, что можешь устроить насчет моей... благоверной? Что, если и на тебя, заплатив энную сумму, твой муженек выйдет?

- Резонно, - сказала Ирина. - Но у меня, видишь ли, особый случай. Одними деньгами все не исчерпывается. Хозяина сего заведения я в свое время вытащила из ба-альшой неприятности - и более того, компромат а него до сих пор может быть пущен, в дело с великолепным эффектом. Так что я здесь в полнейшей безопасности. Детали тебя вряд ли интересуют, а?

- Опасная ты женщина...

- Слабая я женщина, - усмехнулась Ирина. - Будь я по-настоящему опасной, не роняла бы слезы в подушку из-за... - она умолкла, вновь мимолетно глянув на забинтованную руку.

Разговор сам, помимо ухищрений Родиона, соскользнул к нужному ему направлению. Удивляясь, как спокойно звучит его голос, посмотрел Ирине в глаза:

- Ты бы правда заплатила пятьдесят штук в зеленых за один известный скальп?

- Правда, - сказала она жестко. - А что, неужели замаячил кто-то на горизонте?

- Ага, - усмехнулся он столь же жестко.

- Родик, такими вещами не шутят...

- Я и не шучу, - сказал он, и его пальцы непроизвольно стиснули округлое плечо подруги.

- Кто?

- Я, - сказал он, словно бросаясь в холодную воду.

Ирина высвободилась из его объятий, приподнялась на локте и пытливо взглянула в глаза. В голосе явственно послышался незнакомый холодок:

- Родик, я тебя умоляю: не надо так шутить. Я хочу, чтобы этой спившейся скотине кто-нибудь вогнал пулю в башку. Я готова заплатить за это, сколько следует. И спать потом буду спокойно. Но вот в шутку все это обсуждать меня никак не тянет - чтобы потом снова не плакать от беспомощности и оттого, что мечты остаются мечтами...

- Я не шучу, - сказал он столь же серьезно. - Не скажу, что это для меня будет так же легко, как в известной поговорке насчет пальцев, но признаюсь тебе честно - внутреннего сопротивления что-то не испытываю совершенно. Как по-твоему, можно это считать жирным плюсом?

- Пожалуй... - протянула она. - Пожалуй, в определенном смысле. Это уже кое-что - отсутствие внутреннего сопротивления... Однако, Родик, я повторяю: это ведь всерьез. Придется всадить в живого человека парочку пуль. Мне, конечно, никого еще убивать не приходилось, но догадываюсь, что дело это весьма нелегкое. И вся мировая литература, и рассказы тех знакомых, что прошли кое-какие жаркие местечки, в этом убеждают...

- Я тоже кое-что читал и слышал, - сказал он. - Но говорю тебе: я смогу. Понимаешь? Смогу... - Он закурил и жадно затянулся. - Сейчас попытаюсь объяснить... Ты обо мне уже знаешь достаточно. А поскольку умная, наверняка уже дорисовала остальное по нескольким штрихам... Мне смертельно надоело жить прежней жизнью. Ясно? И я хочу из нее вырваться. Ну, не любой ценой, конечно, - прав Достоевский, не смог бы я замучить ребеночка или двинуть по голове кирпичом человека стороннего... Но вот твоего скота ради будущей, другой жизни, способен шлепнуть. Веришь или нет, а я это чувствую, не бахвалюсь ничуть...

Ирина гибко перевернулась на необозримой постели, села, неосознанно, как обычно, приняв грациозную позу. Какое-то время молчала, чуть заметно шевеля губами и сдвинув брови, будто решала на экзаменах сложнейшую арифметическую задачу и ужасно боялась сбиться. Лицо стало сосредоточенным, серьезным, даже не гармонировавшим с прекрасным обнаженным телом. Родион ее такой видел впервые.

- Дай сигарету, - сказала она, не поднимая глаз, все с тем же отрешенным выражением. Глубоко затянулась дымом, словно горькое лекарство глотала. - Что ж, у человека бывают и не такие внутренние толчки... А история нам дает неисчислимые примеры и более диких безумств, на которые люди пускались ради денег или желания подняться над грязью... Это теория. А как ты себе все представляешь практически?

- Ты сама говорила, что офис на Кутеванова - чуть ли не проходной двор. Опишешь мне интерьер, план помещения, обсудим все до мельчайших деталек, рассчитаем по секундам.

- А ходы к оружию у тебя есть?

- Нет, - сказал Родион. - Зато у тебя наверняка есть. Вот и раздобудешь что-нибудь с глушителем.

- Действительно, без глушителя нельзя, не камикадзе же из тебя делать...

- Ирина наконец-то подняла на него глаза, в которых не было ни ошеломления,

ни жалости. - Но вот что тебе следует уяснить, Родик... Отговаривать тебя я

не рвусь. Взрослый мужик, сам понимаешь, на что решился. Одно запомни: если

тебя там сцапают, неважно, до или после, и ты преподнесешь милиции правду, я

сумею выпутаться. Прости, но это жизнь, а не сентиментальный роман, и я не

стану рваться на эшафот, чтобы умилительно погибнуть с тобой вместе. Извини,

инстинкт самосохранения - могучая штука... Понимаешь, к чему я это говорю?

Если провалишься, останешься один. Значит, провалиться тебе нельзя. Уверен, что сможешь проделать все чисто и уйти?

- Уверен, - сказал Родион. - Если мы предварительно обдумаем все и рассчитаем по секундам...

- Ну, естественно, я в стороне не останусь. Любая помощь и любые консультации, вот только туда ты уже пойдешь один... В конце концов, у тебя есть великолепнейшее преимущество: ты не профессионал, совершенно посторонний человек, можешь даже оставить повсюду отпечатки - не с чем будет сравнивать... Я шучу, конечно. Нельзя оставлять отпечатков.

- Надо же еще как-то так все устроить, чтобы подозрение не пало на тебя...

- Умница, - сказала Ирина, мимолетно чмокнула его в шею. - Вот тут уж мне придется крепко подумать, изобрести парочку ложных и достаточно убедительных следов. И будь спокоен, изобрету... - прищурилась она. - Хамский вопрос можно?

- Ага.

- Ты на его место не метишь? Я имею в виду место в доме?

- Вот уж нет, - сказал Родион сердито. - Хватит с меня и одной... аристократки. Нахлебался вдосьгг, на всю оставшуюся жизнь, - усмехнулся. - Но я надеюсь, мы и после... всего этого друзьями останемся?

- Пренепременно, дон Сезар... - сказала она, по-кошачьи потянувшись и поглаживая его бедро. - Если ты думаешь, что где-то на горизонте сшивается роковой красавец, страстно ожидая, когда я, наконец, стану свободной, глубоко ошибаешься. Вообще-то, возле меня, если подумать, отыщется парочка симпатичных мужиков, способных прикончить и трех мужей, но вот характер у них совершенно иной, попала бы в такую зависимость, в такой капкан...

- А я, значит, размазня? - спросил он полусердито, полушутливо.

- Да что ты, я не то имела в виду... Просто - другой. Не из-этого волчатника. Я в каком-то английском романе читала, что идеальными преступниками становятся как раз джентльмены - разок сойдут с прямой дорожки и тут же на нее вернутся, чтобы в дальнейшем так и оставаться джентльменами. Честное слово, твой случай. Вот не ожидала, Родик, - думала, подвернулся неплохой любовник, а дело обернулось еще круче. Я, конечно, не буду петь тебе дифирамбов - во-первых, не стоит делить шкуру неубитого медведя, во-вторых, не вполне подходящая для дифирамбов ситуация с точки зрения законов и морали... Но все равно, ты меня приятно удивил...

Она закинула ему на шею здоровую руку и потянула вниз, к себе. И на сей раз была не просто послушной - покорной, предугадывавшей его малейшее желание так, словно просачивавшиеся с "академической" половины магические флюиды позволяли ей безошибочно читать мысли партнера.