серебристым шитьем, причем одинакового покроя, что у мужчин, что у женщин,
но с разным орнаментом шитых узоров. Приходили старые, молодые и подростки
его лет, и все живые, осязаемые: они дышали, у них были теплые руки и
влажные глаза. Эти непривычные, сказочные люди будто бы являлись откуда-то
по воле Атенона, и так же уходили, если он уставал смотреть на того или
иного человека. Андрей сидел в замурованном пространстве, и ему казалось,
что люди приходят из неких подземелий, где живут и по сей день. При этом он
отчетливо понимал, что это не фантазии, не грезы и не выдумка, потому что
невозможно придумать или вообразить живого человека с мельчайшими,
характерными и гармоничными деталями, никогда не повторяющимися в других
людях. Иногда приходили одни и те же, и Андрей узнавал их, и замечал
перемены в выражении лица и одеждах. Бывало, что седовласый старик приводил
с собой ребенка, и тот играл рядом с ним совершенно естественно и внимания
не обращал на Андрея. А случалось, он мгновенно стряхивал дрему, если,
например, баржа резко сбавляла ход и дергалась, но человек не исчезал -
только замирал, превращаясь в картинку, и ждал, когда он снова уйдет в
забытье.
молчание, и это напоминало немое кино.
холоднее. Он потерял счет времени и одновременно обнаружил, что начинает
видеть в темноте - по крайней мере, когда разогревался и ползал по ящикам,
видел их очертания и всегда точно возвращался на место. Но скоро и это
перестало помогать: иногда баржа становилась на якорь (он думал, что
наступила ночь), и когда трогалась, то по корпусу гремел лед и в трюме стоял
настоящий мороз и в банках с компотами тоже брякало.
подземелий не стали больше приходить, как бы он не напрягал волю. И когда
Андрею сделалось одиноко в промерзшем трюме, он начал стучать, используя для
этой цели жестяные банки с консервами. В первый прием (или день) его никто
не услышал, потому что в кормовой части на полную мощь ревели дизели, а в
носовую ходили редко - если становились на якорь или причаливали. Он
переместился к переборке (трюм был разделен на два отсека) и бесполезно
стучал там очень долго с монотонностью дятла.
сам, поток ярчайшего света ударил в трюм и ослепил Андрея, Он не видел, как
спустили железную лестницу, и проморгался, когда женщина в телогрейке,
высунувшись из люка, кого-то звала. Прибежали четверо мужчин, как потом
выяснилось, вся команда, Андрея вытащили на палубу и унесли в натопленный
кубрик. Его не ругали, не читали морали - напоили горячим чаем с водкой,
потом накормили, переодели и уложили в теплую постель.
попытался вызвать людей из земных недр, но они не появлялись, потому что
где-то рядом звучали голоса. Тогда он прислушался и понял, что его скоро
ссадят на берег: капитан и команда не хотели везти его в Салехард, чтобы
избежать разбирательства. Они договорились молчать, а то, что Андрей съел и
попортил товар, можно списать на естественный бой.
деревянный причал с катером и двумя лодками. Дали большеватый и старый
полушубок, сапоги с портянками и шапку с кокардой речфлота. Еще на всякий
случай и в последний момент женщина принесла трехлитровую банку сливового
компота. Едва баржа отвалила, Андрей выбросил компот в реку, ибо не то, что
есть, смотреть не мог на него, и стал забираться по обрыву, держась за
натянутые веревочные леера.
но не видимый с реки. За мутным, плачущим стеклом горел маленький, туманный
огонек - скорее всего, свеча. Андрей подошел к крыльцу, и в это время дверь
распахнулась, вышел человек с керосиновым фонарем и поднял его над головой.
ему в полудреме, точно такой же, с пышными седыми усами и крупным,
раздвоенным подбородком.
прорезиненной ткани.
заходи, не май на дворе. Какая удача мне была вчера - Вещий Гой явился! Я уж
обрадовался, думал, к моему року руку приложит, просиял, а он пришел за тебя
просить...
счастливчик!
в лицо толкнуло обволакивающим теплом и духом свежеиспеченного хлеба. В
огромном доме не было перегородок, и единственная свеча на богатырском,
массивном столе странным образом освещала даже самые дальние углы.
тянулись четыре строгих ярких луча, которые пробивали стены и уносились в
ночное пространство...
3
разгневало одновременно. Вместо того, чтобы заниматься начатым делом, или на
худой случай возжечь горн и открыть зимний сезон, Мавр сделал генеральную
уборку в доме, прибрался в саду, запер на два замка кузню, после чего
нарядился в генеральскую форму, собрал кое-какие вещички и на пороге
огляделся так, будто прощался с прежней жизнью.
в дальнее путешествие, вместе с глубоким чувством несправедливости ощущал
некоторый душевный подъем. У него давно сложилось мнение жителя курортной
зоны: казалось, люди только и делают, что отдыхают, пьют и веселятся.
пути он не встретил ни одного трезвого человека, ни на вокзалах, ни в
вагонах. По всей стране шагал неведомый праздник, грандиозный загул не
прекращался ни днем, ни ночью. Поезда были забиты челноками, которые, едва
распихав товар, садились пить, и уже через полчаса стоял дым коромыслом. С
генералами и героями тут особенно не церемонились, и Мавр вспоминал свою
юность и первую поездку на поезде по России двадцатых годов. Все повторялось
с удивительной схожестью, вплоть до слов, манеры поведения и образа
мышления. Разве что челноков тогда называли мешочниками, "новых русских" из
мягких вагонов - нэпманами, беспризорников - бомжами, а царских беспогонных
офицеров - не коммуняками, как сейчас, а недобитыми беляками.
экономические статьи и обзоры.
явилcя к начальнику - бледнолицей, заморенной женщине с подполковничьими
погонами. Форма и звание никак не соответствовали ее внутреннему состоянию:
усталая, остервенелая и глубоко несчастная "хозяйка" была на грани не только
своего служебного положения, но и жизни вообще. Ее подопечные чувствовали
себя намного лучше, поскольку впереди у них маячила надежда - хоть и не
близкий, но конец срока и некая иллюзорная, свободная, новая жизнь. У этой
не было на горизонте никакого просвета, а до пенсии добрый десяток лет: она
слишком рано и успешно начала делать карьеру, а для женщин в погонах быстрый
рост штука заманчивая и опасная...
эти защитные качества, что выдохлась, вылиняла до голой, обнаженной и
ранимой кожи.
ней заявление. - Я приехал из Крыма, прошу вас разрешить суточное свидание.
никак не умещались Герой Советского Союза и какая-то мошенница. В подобную
связь было трудно поверить, ибо она давно и прочно усвоила аксиому - дети и,
тем более, внуки генералов не сидят. Правда, через мгновение она вспомнила,
в какое время живет, смирилась, пожалела.
всему прочему. - Нет чистого белья...
вшей об снег выбивал, так что тот становился серый, но "хозяйка" бы не
поняла, ибо все, что выше полковника, ей представлялось недостижимой
вершиной, особой формой жизни, не подвластной земному и бренному
существованию.
Мавр. - Спать не придется.
изолятора; краснощекий, маленький прапорщик, неуклюже извиняясь, подчеркнуто
формально охлопал генеральский мундир, ниже опустить руки постеснялся и
впустил в комнату свиданий.
истрепанную куклу, и по торжественному случаю накрашенные глаза и губы лишь
подчеркивали это. Она хотела, жаждала нравиться из последних сил, однако
место, где очутилась, совершенно не подходило для женского обольщения. И
все-таки в ней еще теплилась жизнь, или робкая надежда на нее; прежде
кокетливая, Томила никогда не могла долго смотреть в одну точку. Взгляд ее
бегал вслед легким, стремительным мыслям и быстро меняющимся настроениям.
Было время, когда она вдруг начала стремительно матереть - в период
всеобщего упадка жизни, но длилось это недолго, три-четыре года и, едва
выкарабкалась из унижающей нищеты, как сразу же оперилась, расцвела, и если
Маккефри Энн
Курылев Олег
Сертаков Виталий
Куликов Роман
Володихин Дмитрий
Лукьяненко Сергей