Чтение 11–й страницы книги ~Их было семеро...~

говорит он это только тогда, когда делает нам втык за какой-нибудь прокол, и
добавляет при этом: "Мать вашу!"

На КПП нас встретили, как делегацию НАТО: полная корректность и нуль
эмоций. Один дежурный офицер передал нас другому, тот - третьему, и ровно в
одиннадцать ноль-ноль адъютант открыл перед нами двери кабинета
командующего:

- Вас ждут.

Командарм, похоже, эту ночь на спал - таким тяжелым и обрюзгшим было его
лицо. В кабинете сидел еще один человек - лет пятидесяти, с бледным сухим
лицом, в очках с тонкой золоченой оправой. Он был в штатском, но темно-синий
костюм на нем сидел, как форма на кадровом офицере.

- Товарищ генерал-лейтенант, по вашему приказанию...

- Вижу, что прибыли. Это товарищ из Управления по планированию
специальных мероприятий. Ему представьтесь.

- Капитан Пастухов, - назвался я.

А за мной и ребята, по старшинству.

Док:

- Капитан медицинской службы Перегудов.

Боцман:

- Старший лейтенант Хохлов.

Трубач:

- Старший лейтенант Ухов.

Артист:

- Лейтенант Злотников.

Муха:

- Лейтенант Мухин.

- Вольно. Садитесь, - кивнул командующий.

Но гостя нам так и не представил. Товарищ из Управления по планированию
специальных мероприятий. И будет с вас. Я и не подозревал, что такое
управление существует. А какие специальные мероприятия оно планирует - об
этом только сейчас стал догадываться.

- У меня к вам, товарищи офицеры, несколько вопросов, - начал штатский. -
Скажите, капитан Пастухов, эти материалы, которые вы вчера доставили... У
них есть копии?

Я сразу понял, куда он клонит. И ответил:

- У нас - нет.

- А у них?

- Думаю, нет. Кассета не доснята, многие пленки не проявлены. Негативы
снимков наверняка есть. Но снимки мелкие, даже погон не видно. А лица в
марлевых полумасках.

- У вас не было намерения сделать копию видеопленки?

- Зачем? Если бы дело касалось только генерал-майора Жеребцова, эти
материалы мы отнесли бы прямо в ОБСЕ. И прославили бы его на весь мир.

- Почему же вы так не сделали?

- Потому что на весь мир прославилась бы и Российская армия. А она и так
прославлена с головы до ног.

- Значит, вы думали о чести Российской армии?

- А вы? - неожиданно вмешался Док. - Когда планировали это мероприятие?
Если планировали его вы.

Таким я Дока никогда не видел. Он с трудом сдерживал бешенство.

Штатский словно бы не услышал его вопроса.

- Спасибо, - сказал он. - Я удовлетворен вашими ответами.

- Анатолий Федорович, я хотел бы поговорить с моими офицерами наедине, -
обратился к нему командующий.

"Анатолий Федорович - вот, значит, как его зовут", - взял я себе на
заметку.

- Разумеется. Ничего не имею против, - ответил штатский и вышел.

Командующий проводил его тяжелым взглядом и повернулся к нам:

- Курит кто-нибудь? Угостите сигаретой.

Док выложил перед ним пачку "Мальборо" и зажигалку. Он был единственным,
кто в нашей команде курил. Раньше Артист и Муха смолили, но после двух
подряд тридцатикилометровых марш-бросков по горам с полной выкладкой,
которые я специально для них устроил, как-то быстренько бросили. А вот у
Дока не получалось.

Командующий закурил и довольно долго молчал. Потом сказал:

- Плохие у меня для вас новости, ребята. Очень плохие. От меня
потребовали, чтобы я отдал вас под трибунал.

- За что?! - вырвалось у Мухи.

- Невыполнение боевого приказа. Нападение на генерала Жеребцова... Что ж
ты его не пристрелил, капитан? Сам же сказал: он тебе в башку целил. И
свидетелей у тебя вон сколько! Пристрелил бы - и дело с концом. Тоже мне,
спецназ хренов!

- В следующий раз так и сделаю, - пообещал я.

- Не будет у тебя следующего раза. И ни у кого из вас не будет. Вы
разжалованы и уволены из армии. Вчистую.

Я даже засмеялся.

- Не складывается, товарищ генерал-лейтенант. Это все равно что
приказать: отрубить голову и повесить. Если мы разжалованы и уволены, значит
- мы штатские. При чем здесь военный трибунал? А если трибунал, зачем
увольнение? А вдруг трибунал решит, что правильней нас расстрелять?

- Трибунала не будет. Я сказал, что сяду рядом с вами, потому что тоже не
выполнил бы такого приказа. А Жеребцов сядет - за то, что его отдал.

- Полегчало, - заметил я. - Трибунала, значит, не будет, а приказ об
увольнении остается в силе?

- Да, - сказал он и погасил сигарету. И тут же закурил новую.

- Но за что? - снова спросил, почти крикнул Муха.

- Не за что, а почему, - поправил командующий. - Или зачем.

- Зачем? - повторил Муха.

- Вы слишком много знаете. Программа, по которой проводились эти дела,
закрыта...

- Так это была целая программа? - спросил я. - И, наверное, кодовое
название у нее было? Безумно интересно - какое же?

- "Помоги другу".

- Как?! - заорал я. - "Помоги другу"?! Да там что, в этом Управлении по
планированию специальных мероприятий, параноики сидят? А может - поэты?
"Помоги другу"! Сразу и не сообразишь, что кощунственней - сама программа
или ее название! "Помоги другу"! Это надо же до такого додуматься!

- Не забывай, капитан: благодаря этой программе многим нашим солдатам
удалось спасти жизнь.

- Многим - это скольким? - спросил Док.

- У меня нет этой информации.

- Может, стоит поинтересоваться? И сравнить: сколько тканей и органов
было получено в ходе реализации этой программы и сколько использовано в
наших госпиталях. С учетом того, что этим занималась не только команда
капитана Труханова.

Командующий нахмурился.

- Вы хотите сказать...

- Ничего конкретного, - возразил Док. - Просто мысли вслух. Однажды я
видел биржевой каталог. Меня интересовало хирургическое оборудование для
полевых госпиталей. И случайно я обратил внимание на строчку: "Препарат Ф".
Мне объяснили: это гормональная вытяжка из эмбрионов, которые получают при
абортах. И настоятельно советовали не вникать.

- При чем здесь аборты? - не понял командующий.

- Я не знаю, сколько стоит почка или роговица глаза, но цены могут быть
сопоставимы с ценой препарата Ф. А цена его: сто тысяч долларов за один
грамм.

- За один грамм?! - поразился командующий.

- Вот именно, - подтвердил Док.

- Мы произведем самую тщательную проверку. Мой адъютант лично этим
займется. Он парень въедливый. И если что...

- О чем вы говорите?! - вмешался я. - О другом нужно говорить: сколько
матерей не смогли в последний раз увидеть лицо своего сына!

- Я повторяю: программа закрыта, - ответил командующий. - Продолжение ее
признано нецелесообразным. Не без вашей помощи, - добавил он.

Я поправил:

- Скажите лучше: не без помощи полевого командира Исы Мадуева.

- Сейчас это уже не имеет значения. Программы нет. Но если о ней станет
известно - даже задним числом... Вы задействованы на самых опасных заданиях.
Нельзя исключать, что кто-то из вас может попасть к боевикам. И под пытками
рассказать о ней. Ваше увольнение эту опасность нейтрализует.

- Товарищ генерал-лейтенант, это вы сами придумали? - изумился я.

Он хмуро покачал головой:

- Нет.

Мы молчали. Совершенно обалдели. Логика была - высший пилотаж. И
единственный из нас, кто нашелся, был Артист. Он подошел к столу
командующего и вежливо попросил:

- Можно на секунду вашу сигарету?

Взял из рук ничего не понимающего командарма дымящуюся "Мальборо", подсел
к столу, поддернул обшлаг форменки на левой руке и приложил сигарету к коже
повыше запястья. И эдак медленно, не торопясь, потушил. После чего вернул
сигарету командующему, сказал "Извините" и сел на свое место.

Мы-то знали этот фокус Артиста, а командующий просто офонарел.

Собственно, это был никакой не фокус. Как-то в казарме мы заговорили о
пытках. Ну, мало ли о чем говорят в казармах. Чаще, конечно, о бабах, но и
другие темы проскальзывают. Вот и вывернулось из трепа: может ли человек
выдержать пытку? Знали, конечно, из книг: может. Партизаны в войну, а еще
раньше Джордано Бруно, ранние христиане, протопоп Аввакум. Но - как? Вот
тогда Артист нам это и продемонстрировал. А потом рассказал. Он с детства
жутко боялся боли. Когда в школе объявляли, что завтра будут делать
прививки, всю ночь не спал. А перед любым уколом вообще обмирал от ужаса. И