ней на дне - похлебка.
запрыгает, и она видно угадала это желание в моем взгляде, потому что
отпрянула. Но потом голод взял свое, и я выхлебал похлебку и даже облизал
миску языком.
дрянь, но если ты съел из рук, то ты признал хозяйку, хотя, конечно, Ирка
не имела ничего общего со спонсорами.
ты поосторожнее, люди на тебя злые, голодные, они тебя задушить могут.
женщину задержали, чтобы подмыть пол. Меня это расстроило, мне было
страшно одному идти в баню.
душат. Я шел последним и обратил внимание, что, сворачивая к двери в баню,
все на секунду или две останавливаются перед какой-то дверью. И только
поравнявшись с ней, я догадался, что это не дверь, а зеркало. Когда я в
него заглянул, то вместо себя увидел страшное, черное, пятнистое,
окровавленное существо, порождение дурного сна или грязного зверинца. И
лишь когда я в ужасе отшатнулся и существо отшатнулось тоже, я догадался,
что это и есть я - самый красивый любимец на нашей улице! Неудивительно,
что они меня бьют и ненавидят. Такого урода и я бы возненавидел! Поможет
ли мне баня?
разглядишь человека. Там было жарко и душно. Дома я мылся в тазу, который
ставили в ванной комнате, а еще мне разрешали плавать в бассейне, я всегда
был чистый и без блох.
они называются шайками и в них наливают воду, когда моются. Поэтому я
стоял посреди бани, не представляя, как мне набрать воду из котлов,
вмазанных в пол - один с ледяной водой, второй с кипятком. Другие
смешивали воду в шайках и потом мылись.
других людей и в тот момент шкурой почувствовал опасность. Чувство было
настолько острым - такое чувство развивается чаще всего у любимцев, а у
людей обыкновенных его не бывает, - что я отпрянул в сторону, и тут же на
место, где я только что стоял, обрушилась шайка крутого кипятка.
которые стали чертыхаться, и кто-то из женщин завопил:
будто согласились оставить меня наедине со смертью.
поближе и спросила удивленно:
ее головой в кипяток! Но удержался и только отвернулся от нее.
обругать, но я ведь тоже был голодный и тоже терпел. На пинки я не
отвечал, не хотел, чтобы опять они навалились на меня скопом; ведь рабы -
они как животные, они не знают правил и чести. Так я и не узнал, кто хотел
меня ошпарить кипятком.
раба из тех, что жили здесь раньше. Перед первым возвышалась куча
застиранных тряпок - каждому из нас досталось по тряпке, а второй
вытаскивал из кучи и протягивал серую мешковину.
полотенцами, а мешковина, оказывается, была сшита как штаны. Мы сразу
стали неуклюжими, но когда пар рассеялся, я с удивлением понял, что не
узнаю спутников по загону и подземельям - горячая вода и мыло совершили с
людьми волшебные превращения, и я с трудом угадывал тех, кто меня колотил
или хотел убить.
пропеченного хлеба. Он вынимал ломти и раздавал - люди бросились к нему.
цехе.
оставил, а хозяину сделал большой убыток. Вали отсюда!
одним ударом.
Люди на ходу жевали хлеб и уже забыли о своих невзгодах. Удивительно, до
чего легкомысленны эти особи! - думал я. Не зря спонсоры неоднократно
обращали мое внимание на то, что люди могут бунтовать, бороться, подняться
на войну - но только покажи им кусочек хлеба, они забудут о принципах!
Таким суждено быть рабами! И я был согласен с господами спонсорами.
меня. Мокрые волосы этой женщины завивались в кольца, и казалось, что
вместо головы у нее солнце с лучами - такого ослепительно рыжего цвета
были эти кудри.
множество веснушек на белых щеках. Правую щеку пересекал шрам. Я любовался
этой женщиной, а она вдруг сказала:
нее нет передних зубов.
вошел надсмотрщик Хенрик и велел выходить к двери. Отмытые, мы ему
понравились:
- Он расхохотался тонким голосом, и мы все засмеялись. Глядя друг на
друга, мы понимали, что он имел в виду.
драться не буду. Я и без вас знаю, что вы все беглые.
разберемся. У нас сейчас работы много, не управляемся. Кто норму сделает,
получит лишнюю пайку, мы не жадные. Кто будет волынить, пеняйте на себя.
Поголодаете... как сегодня! - он засмеялся вновь, видно, уже знал, что у
нас приключилось.
ноге и спросил:
на перегрузке будут держать. На забой не возьмут - слишком сложная работа,
понял?
от этого подвал был еще более неприглядным. Стены его были до половины
испачканы бурыми пятнами и полосами, пол был покрыт бурой жижей. Через
весь сводчатый зал тянулся широкий транспортер, грязный, старый, даже
порванный и неаккуратно скрепленный в некоторых местах. В тот момент,
когда мы, числом с полдюжины, вошли в зал, навстречу нам поднимались люди
из предыдущей смены. Они были также измазаны, как и все в том зале, их
шатало от усталости, а одного из сменщиков, невысокого молодого человека,
одетого, как и все мы, в мешковину, вдруг вырвало чуть ли не нам под ноги.
Он корчился, отвернувшись к стене, но никто не обращал внимания, а когда
пришедший с нами жирный раскоряка с одутловатым лицом начал было
материться, Ирка прикрикнула на него:
чего он складывался...
нашего подвала резиновой занавеской. Оттуда доносился глухой шум - редкие
удары, тонкий крик, ругань, возня, снова удары... будто там кипел бой.
одеждой которых были кожаные, вымазанные чем-то бурым, передники, а в
руках они держали металлические дубинки.
руководило мной - удрать.